Лунное пробуждение - Монро Люси - Страница 54
- Предыдущая
- 54/68
- Следующая
Неужели он полагал, будто у нее не хватит опыта, чтобы подарить удовольствие возлюбленному – в ответ на его ласки?
Возражать Эмили, конечно, не могла, однако горела нетерпеливым желанием попробовать. Но как же сказать об этом, не теряя гордости и собственного достоинства?
Лахлан рассмеялся:
– Что правда, то правда: девственником меня назвать трудно. В нашей стае самоконтроль и власть над способностью к перевоплощению приходят только после физической близости. Ты верно заметила: наши обычаи совсем не похожи на обычаи Синклеров. В интересах будущего мы допускаем свободное спаривание.
– Тогда почему же ты отказываешься любить меня?
– Потому что ты не волчица.
– То есть оборотни из клана Балморалов никогда не сближаются с обычными женщинами вне брака?
– Нет, это не так. Но существует риск, что мы с тобой окажемся истинно близки.
– Истинная близость тебя пугает?
Лахлан вздохнул. Лицо стало угрюмым, печально-безнадежным.
– Да.
Эмили резко отвернулась. Душевная боль оказалась столь же острой, как в тот злосчастный момент, когда отец оттолкнул маленькую дочку и назвал никчемной, бесполезной девчонкой, из-за которой умерла мать. Да, отец мечтал о сыне, а дочь разочаровала самим своим рождением. Теперь же оказалось, что она не годится и Лахлану. Проблема повторилась: на сей раз ей не удалось родиться волчицей.
– Пойми, все наши дети могут оказаться людьми. Все, а не один! Каждый брак между криктом и человеком таит в себе опасность полной гибели волчьей натуры.
– И что же, это очень важно? – зачем-то спросила Эмили, хотя сама прекрасно знала ответ.
Знала так же определенно, как и то, что ее собственный характер не устраивал ни отца, ни мачеху, ни даже сестер и братьев. Лишь Абигайл, единственная из всей большой семьи, любила ее искренне и преданно.
– Неужели можно сомневаться? – возмущенно воскликнул Лахлан. – Мы особый, неповторимый и священный народ, а потому не имеем права исчезнуть с лица земли лишь потому, что не в состоянии передать детям отпущенный Богом дар.
Очень хотелось плакать, но Эмили собралась с духом и сдержалась. Иногда слезы облегчали душевную боль, но сейчас они не сделали бы и этого. Лахлан не сказал ничего нового и удивительного – лишь подтвердил слова Кэт. Чувство безысходности безнадежно обострялось. Боль не пройдет долго. А возможно, останется навсегда. Может быть, она напрасно бередит ту рану, которую нанес отец?
Об отцовской любви тоже не приходилось мечтать, и все же… может быть, маленькая радость все-таки лучше, чем ее полное отсутствие?
– Но ведь ты говорил, что способен даровать наслаждение, не отбирая девственности.
– Да. – Голос Лахлана прозвучал словно издалека. Эмили подняла голову, но не смогла встретиться взглядом с вождем.
– Мне бы очень этого хотелось. А еще хотелось бы, чтобы ты научил, как доставить тебе такое же удовольствие, какое ты подарил мне ночью…
В ответ раздался тяжелый хриплый вздох:
– Эмили…
– Что? – Сейчас ей наконец-то удалось поймать взгляд его карих, с золотом, глаз. Что она могла в них прочесть? Конечно, не любовь и даже не безусловное приятие. Скорее всего страсть. – Неужели ты не готов даже на такую малость?
Темные глаза запылали.
– Готов. Черт возьми, готов!
Ну что же, значит, страсть дает себя знать. А за ее горячим покрывалом вполне можно спрятаться от раздирающей душу боли. Еще ни разу в жизни Эмили не позволяла себе скрыться от правды, но в эти минуты собиралась пойти по пути самообмана. Хотела ненадолго обмануть себя и притвориться, что страсть – это любовь.
Конечно, гордому горцу незачем знать, что сейчас, именно сейчас, ей больше всего на свете необходима любовь. Потом можно будет всю жизнь вспоминать о чувстве и черпать в воспоминаниях силы – точно так же, как до сих пор она черпала силы в воспоминаниях о давней, еще до смерти матери, любви отца.
Каждое прикосновение будет продиктовано любовью и желанием – отражением ее нежности и страсти. Каждый звук будет выражать признание ее привлекательности, а каждый ответ станет ответом на слова и ласки возлюбленной. Эмили ожидала поцелуя с нетерпением и в то же время с затаенным торжеством.
И все же поцелуя не последовало.
Лахлан бережно провел ладонью по густым волнистым локонам – так осторожно, что прикосновение казалось едва ощутимым.
– Твои волосы прекрасны! Ночью мне отчаянно хотелось к ним прикоснуться… Нет, не мне – волку…
Эмили вздохнула и спрятала слова любви в дальний уголок сердца – про запас, на черный день, чтобы никто не смог отнять сокровище, даже сам Лахлан.
– Он может это делать, если ему нравится.
– Ты не возражаешь?
Эмили покачала головой.
Лахлан медленно снял плед и без тени смущения предстал во всей ослепительно чувственной красоте. Клинок рвался в бой – неудержимо и дерзко. Эмили с радостью подумала, что ей он не угрожает.
О чем бы ни мечтал Лахлан, слиться воедино им не суждено – уж в этом-то сомнений не было.
– Нравится? – тихо спросил он. Эмили молча кивнула.
– И все же хочется увидеть волка? – В карих, с золотым ободком, глазах мелькнул страх перед возможным отрицанием.
– Очень.
В следующее мгновение – так быстро, что Эмили даже не успела понять, что произошло, – человек Лахлан превратился в волка Лахлана.
Ни разу в жизни, даже в самых смелых фантазиях, Эмили не приходилось видеть ничего более великолепного. Как же можно не передать волшебный дар детям? Неудача действительно стала бы одновременно и трагедией, и преступлением. Она до сих пор помнила собственное детское восхищение падающей звездой, но впечатление от необъяснимого перевоплощения оказалось и величественнее, и ярче. За что, за какие подвиги Бог наградил несравненным даром целый народ?
Чудом казалось само присутствие при волшебном превращении. Лахлан щедро подарил еще одну радость, и она ни за что ее не забудет.
В человеческом обличье вождь воплощал самые дерзкие женские мечты и фантазии. Волком он представлял само совершенство. Гладкая блестящая черная шерсть. Ночью, при лунном свете, она казалась темно-серой. Огромный рост: стоя на четырех лапах, он смотрел прямо в лицо. Острый, пронзительный взгляд хорошо знакомых карих, с золотым ободком вокруг зрачков, глаз.
Гордая посадка большой головы и поистине королевское величие не позволяли ни на мгновение забыть о Лахлане-человеке. Точно так же как в человеческом обличье он казался сверхчеловеком, в обличье волка он выглядел сверхживотным. Возможно, такое впечатление создавал светящийся в глазах человеческий интеллект.
Сейчас эти глаза смотрели напряженно – с острым, даже нетерпеливым, ожиданием.
Эмили не сразу поняла, что должна показать полное приятие и столь же полное отсутствие страха. А может быть, волк ждал приглашения к ласке? Да, наверное, так оно и есть! Эмили опустилась на колени и призывно вытянула руки.
Волк подошел с тем же завораживающим низким рычанием, которое клокотало в его груди ночью. Остановился совсем близко – всего лишь в нескольких дюймах. Эмили откинула голову, а волк слегка склонит свою – так что взгляды встретились.
В человеческих глазах зверя читалась любовь. Любовь отозвалась в сердце радостью, а радость вытеснила частичку боли. Волк осторожно лизнул в щеку, и только сейчас Эмили осознала, что молча плачет.
Неожиданно пришло ощущение удивительной, чудесной связи, которое возникло и ночью. Связь тоже отозвалась в сердце радостью, и новая радость вытеснила еще одну частичку боли.
Волк склонил голову к плечу Эмили, словно хотел о чем-то попросить. Она провела ладонью по его спине, по голове. Зверь стоял неподвижно, а Эмили все ласкала и ласкала его, пока рука наконец не остановилась на могучей шее.
– Тебе нравятся прикосновения, – с улыбкой заметила Эмили.
Волк важно кивнул и грациозным движением сел на задние лапы.
– И мне нравится, когда ты ласкаешь.
Умеют ли волки улыбаться? Наверное, да. Ведь Эмили совсем не испугалась, когда Лахлан обнажил зубы. А потом сделал то, о чем мечтал: спрятал морду в ее волосах и глубоко вдохнул. Рокот в груди послышался явственнее. Эмили запустила пальцы в густую шерсть и снова принялась гладить. Волку понравилось: он издал забавный звук, похожий на собачий лай, и Эмили не удержалась от тихого смеха.
- Предыдущая
- 54/68
- Следующая
