Лунное пробуждение - Монро Люси - Страница 15
- Предыдущая
- 15/68
- Следующая
Эмили споткнулась, однако сумела удержаться на ногах. Все вокруг утонуло в тумане: слезы застилали глаза. Нет, она не будет плакать. Ни за что и никогда. А слезы выступили всего лишь от холода.
За спиной раздались голоса. Приближались воины. Убежать, скрыться! Эмили пошла быстрее.
Однако вскоре на плечо легла рука.
– Остановитесь-ка, леди Синклер.
За спиной прозвучал голос светловолосого солдата. Эмили не знала его имени, да и не хотела знать. Не хотела знать ничего об этой негостеприимной земле. Красота ее обманчива и коварна.
Эмили сделала еще несколько шагов, однако рука сжала крепче.
– Вам придется пойти со мной.
– Ни за что! – Она вырвалась и бросилась вперед. Воин не отставал, и Эмили побежала еще быстрее – то и дело вытирая слезы, чтобы хоть что-нибудь видеть вокруг. Накидка зацепилась за куст и порвалась. Подол платья пришлось поднять и держать в руке. Быстрее, быстрее – ноги уже почти не касались земли. Убежать, только бы убежать!
Воин снова схватил за плечо.
Эмили не думала что делает, а действовала, подчиняясь вечному инстинкту самосохранения. Наклонилась и подняла с земли какую-то палку. Не выпрямляясь, ударила врага между ног – так учил защищаться отец.
Воин взвыл, словно ошпаренный кот, схватился рукой за чувствительное место и с искаженным от боли лицом упал на колени.
В горячке Эмили даже не почувствовала раскаяния. Просто понеслась дальше, еще быстрее. Только бы скрыться в лесу, прежде чем поймают снова! Если догонит Ульф, то наверняка выместит всю злость – несмотря на приказ Лахлана не трогать пленницу.
Ульф ненавидел ее. Ненавидел так же яростно, как и все другие горцы Хаиленда. Кроме Кэт. Пусть же милая Кэт будет счастлива с Друстаном.
– Остановись, Эмили!
Да, так звучал голос Лахлана. И все же не хотелось подчиняться даже этому всесильному голосу. Если она послушается, вождь уведет ее в каменный замок на скале, и там ненависть клана сотрет ее сердце в порошок.
– Эмили!
Она заставила себя бежать еще быстрее, и все же в нескольких футах от края леса упала, сбитая мощным толчком сильного пружинистого тела. Борьба оказалась бесполезной, сбросить груз так и не удалось. Напрасно беглянка извивалась и брыкалась. Наконец, окончательно обессилев, затихла.
Лахлан откатился в сторону, перевернул ее на спину и лишь после этого поднялся на ноги.
– Почему ты убежала? – В глазах пылала ярость и металась бешеная страсть погони, а голос казался тверже камня.
Он тоже ненавидит ее?
– Пожалуйста, отпустите.
– Но куда, глупая женщина? Тебе некуда идти. Неужели не понимаешь?
Запах моря напоминал, что путь назад отрезан. Значит, оставался лишь лес.
– В лес. Хочу уйти в лес.
– Может быть, ты и впрямь настолько глупа? В лесу дикие звери. Не страшно?
– Но они хотя бы не будут меня ненавидеть. Прошу, Лахлан! Не могу жить в замке… не хочу встречаться с вашими людьми.
– Выбора нет.
Эмили поднялась на колени и отодвинулась в сторону.
– Еще раз убежишь, и я запру тебя в самой высокой башне. Дверь будет открываться лишь для того, чтобы ты не умерла с голоду.
Эмили стремительно вскочила на ноги и снова бросилась вперед. Через четыре шага ее схватили сильные руки. Что ж, иного трудно было ожидать.
Лахлан повернул пленницу лицом к себе и смерил странным, совсем не злым взглядом.
– Девочка, я ведь не шутил насчет башни.
– Знаю. – Слезы текли по щекам в три ручья, и остановить поток никак не удавалось. – Да, заприте меня в башне. Тогда хотя бы не придется ни с кем встречаться. Не придется выносить эту ужасную ненависть.
План казался куда более приемлемым, чем взбалмошная попытка спрятаться в лесу.
– Ненависть? Чью ненависть?
– Ненависть вашего клана. Женщины будут вести себя так же, как в клане Синклеров… а может быть, еще хуже. Так, будто я пачкаю воздух, которым они дышат. Воины будут убивать кровожадными взглядами. И если вдруг сделаю что-нибудь не так, как принято у вас, они меня накажут… сделают больно… Все время этого боялась, а теперь точно знаю, что так оно и будет. Ульф готов наброситься в любую минуту.
Неопровержимый аргумент оказался последним. За ним последовали жалкие, беспомощные рыдания.
Лахлан ласково прижал Эмили к груди и принялся неловко похлопывать по спине, словно малого ребенка.
– Я ему не позволю.
– Позволите. Ведь вы тоже меня ненавидите – просто потому, что обязаны ненавидеть. Ведь я враг вашей страны.
Удивительно: даже произнося тяжелые, болезненные слова, Эмили не переставала доверчиво прижиматься к теплой и сильной груди Лахлана, как будто искала защиты.
– Так что же, воины Синклеров обижали тебя?
– Нет, пока нет. Но это непременно произойдет, разве вы не понимаете?
– А Талорк?
– Талорк ненавидит сильнее, чем все остальные. Назвал меня врагиней, и никто даже не удивился. Они все считают меня порочной, потому что я заявила, что скорее выйду замуж за козла, чем за их вождя.
– Это произошло до свадьбы или после? – уточнил Лахлан. Внезапно в душе проснулась симпатия к предводителю недружественного клана.
– До свадьбы. – Эмили жалобно всхлипнула.
– Мне не нравятся твои слезы.
– Простите.
– Перестань плакать.
– Сейчас… скоро перестану…
Эмили действительно старалась изо всех сил. Подавила один всхлип, потом еще один.
Лахлан слышал голос брата – тот отпускал какие-то презрительные замечания. Да и Кэт, судя по всему, не одобряла объятие. Вождь нахмурился. В жизни предводителя почти не оставалось места для уединения. Он давно привык к существованию под перекрестными взглядами. Но вот сейчас очень хотелось, чтобы любопытные глаза и уши оставили в покое слабое, уязвимое существо, которое так доверчиво прижалось к нему.
Он поднял Эмили повыше, к груди, и в это мгновение в душе и теле что-то произошло, что-то неуловимо изменилось. Эмили обвила руками сильную шею и спрятала лицо на плече. Желание, вожделение – вот что это было. Он хотел ее, но не мог взять. Да, все дело в недоступности запретного плода. Имей он возможность вкусить его хотя бы несколько раз, наваждение непременно исчезло бы.
Бережно сжимая драгоценное создание, Лахлан удалился в лес – прочь от внимательных глаз и чересчур острого слуха товарищей. Он и сам понимал, что поступает опрометчиво. Тратит даром то драгоценное время, которое следовало бы посвятить обеспечению безопасности пленниц за надежными стенами замка.
И все же трудно было вернуться к воинам, так и не успокоив Эмили, не осушив слезы и не убедив в безосновательности страха.
Лахлан шел и шел. Остановился лишь после того, как голоса стихли. Усилием воли заставил себя выпустить сокровище из объятий – медленно, бережно. А может быть, всего лишь неохотно?
Эмили подняла влажные от слез глаза.
– Значит, вы решили оставить меня в лесу?
– Объясни, почему ты убегала. – Лахлан не счел нужным отвечать на смешной вопрос.
– Уже объяснила. Не могу больше выносить ненависть. – Эмили вздохнула, изо всех стараясь совладать с чувствами. – Посмотрела на замок и вдруг подумала о людях, которые живут за его стенами. Ведь все они, до единого, готовы возненавидеть меня лишь за то, что я родилась в Англии. И вдобавок я еще и жена вождя клана Синклеров. Эта провинность тоже достойна наказания. Ведь Талорк – недруг.
– Что заставило тебя так подумать?
– То, что это правда. Так оно и есть. Горькая правда, и все же приходится ее принять. Все горцы Хайленда ненавидят англичан.
– Ты призналась, будто бы сказала Синклеру, что скорее выйдешь замуж за козла, чем за него. Тебе не кажется, что клан мог ополчиться на тебя и за эти слова, а не только за принадлежность к постылым англичанам?
– Кэт говорила об этом. Но ведь когда я приехала, никто даже не улыбнулся, не поздоровался. – Эмили тяжело вздохнула, словно воспоминание до сих пор причиняло острую боль.
– У нас не принято улыбаться чужим. Что, в Англии иной обычай?
- Предыдущая
- 15/68
- Следующая
