Адвокат вольного города 7 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar" - Страница 12

Всё дело в том, что если человек знает тебя хорошо, отдельные изменения во внешности лишь вызовут удивление, но не смутят.

Да, цвет кожи стал более смуглым, глаза карими, а подкрашенные волосы были цвета вороного крыла. Если добавить к этому набор из поддельных золотых украшений, то я действительно был далёк от своего «фоторобота».

Но в целом лицо и тело остаётся тем же.

Дядюшка По объяснял, что есть и более глубокое изменение по внешности, но базовые вещи поменять нельзя или крайне сложно.

Тот, кто со мной общался, может не раз удивиться «загару». А тот, кто не знает, по внешнему виду посчитает, что я цыган (молдаванин я!)

Так, тётка продавец сверлила недоверчивым взглядом нашу странную компанию. Я, похожий на цыгана и снова в том костюме, что когда-то по случаю у одного цыгана и выменял. Василий — вылитый степняк (ещё и пахнет так пронзительно, будто спал с конём в одной яме последние полгода), Джо — так и вовсе китаец. Правда, из нашей компании он выглядел опрятнее всех.

— Так, ордынцы, мать вашу. Чего вам надо?

Мы вытолкнули вперёд Джо.

— Нам коньячка пятилетнего и сыра кусочек, — стыдливо попросил внезапно застеснявшийся китаец.

— Ишь ты, коньячка, да ещё и пятилетнего, — в лёгком когнитивном диссонансе заворчала тётка, однако алкоголь продала.

Василий нашёл тут же у магазина брошенную бутылку из-под водки тёмно-зелёного цвета и прямо в машине перелил коньяк в неказистую тару.

— Маскировка! — горделиво пояснил он.

…

Мы выпустили изрядно подпитого Василия в полях.

Мастер по побегам, начинённый скрытыми магическими приблудами, вооружённый купленной у старьёвщика степняцкой саблей (её отнимут, но она — часть образа) ещё по дороге неторопливо выпил полбутылки коньяка из водочной емкости, а оставшиеся откровенно смаковал, со вкусом поедая сыр.

Он распрощался с нами, и вышел из посадки в направлении соседней, где у головорезов был стационарный пост–засада, а ещё дальше — тайный вход на Изнанку.

Он шёл, чуть покачиваясь на ходу и мычал какую-то местную песню, которую, как я надеялся, можно отнести и к кустовскому фольклору, и к степному.

Мы с Джо залегли. Он смотрел своим ясным взглядом, а я распаковал фотоаппарат.

Головорезы оказались на редкость ленивы. Они не то, чтобы не ловили его суматошно на поле, а вообще терпеливо дождались, чтобы он дошёл до них и только тогда вышли из густых кустов, тут же обступили, расставив руки в боки.

Василий, который всё это время держал в руках бутылку водки, вероятно, уже пустую, картинно поклонился им и неловко попытался бежать. Им даже не пришлось его хватать. Тут наш актёр погорелого театра притворно грохнулся оземь. Боевики радостно захохотали. Я сделал снимок, в том числе, чтобы понять, насколько хорошо работает фотоаппарат.

Его подняли, держали ровно, но, к счастью, не били. Старший боевик что-то выговаривал ему, а Василий покорно кивал. У него забрали саблю и велели идти прямо, подкрепив свои слова направляющим ударом по филейной части.

В очередной раз попавший в неволю Василий покорно пошёл, куда приказано.

— Рад, что вы меня дождались! — я слегка поклонился семье Дяди Вани, которая весьма вольготно расположилась в мелком лесочке, рассевшись в тенёчке на бревнышках.

Они всё это время оставались следить за самолётом, были чем-то вроде авиаотряда.

— При ежедневной оплате как работникам медного завода в командировке, мы — это вообще само терпение, — саркастически ответил средний из братьев «Иванычей».

Он был прав, я оформил их всех, причём Дядю Ваню в качестве руководителя бригады, как внештатную ремонтную бригаду и им теперь начислялась зарплата, как будто они были от медного завода в командировке. Впрочем, в широком смысле так оно и было.

— Кстати об этом, что там по баблу? — деловито продолжил средний.

— Взял в кассе завода денежку и привёз.

— Бате отдай, — довольным голосом резюмировал «средний». — А мы тем временем распишемся в бумажках.

Они разместились в безликом и никому не нужном скоплении деревьев на краю огромного поля. Можно было бы назвать этот микролесок посадкой, только эту растительность никто не сажал, она была частью природы и естественного хода вещей.

Там, в лесочке, они построили временное, но довольно просторное жилище, для чего использовали оставшиеся после варварских вырубок (скорее всего это делали контрабандисты для своих целей) брёвна. Строение не было «срубом», скорее это большое квадратная яма, где пол и стены выполнены из брёвен и всё это засыпано уплотнённым суглинком, местным грунтом.

Самолёт стоял на возвышенности, некоем прямоугольном основании, собранном из камней и того же уплотнённого грунта, при этом был с четырёх сторон закрыт плотно растущими деревьями. С трёх сторон «живыми» и с одной — прикрыт прочным сплетением ветвей.

Для размещения самолета они вырубили участок в самом непролазном месте в десяти метрах от дома, но так его профессионально замаскировали, что если бы в Кустовом была авиаразведка, то точно не смогла бы ничего увидеть.

Люди они были инициативные, рукастые, но, при этом, достаточно странные и что называется — закрытые.

Возле жилища дополнительно построен сарай, огорожен двор, оборудована зона готовки, а готовили они на обычном костре, правда, заложенном с трёх сторон камнями.

Вот эти — точно не погибли бы на необитаемом острове, а построили свою маленькую ворчливую (предоставленные сами себе, они перманентно бурчали на себя и друг на друга, подкалывали и шутили) цивилизацию.

Именно такие люди в моём мире в брянских и белорусских лесах построили партизанское лагеря.

— К сожалению, нам придётся сняться с этого места, — собравшись с силами, сообщил я.

Они вздохнули, но не сказали мне ни слова, только переглянулись.

По-честному я предупреждал, что пребывание в полях у озера — штука временная, но какое время на это потребуется не говорил, чтобы не обмануть ожиданий.

Они тут по всем признакам окопались на год, а сейчас надо уезжать. Попахивает лёгким разочарованием.

— Есть время на сборы? — сдержанно, с достоинством спросил Дядя Ваня.

— Да, конечно.

— Нас увольняют или мы всё ещё нужны? — мягко улыбнувшись и глядя в глаза, в лоб озвучил совершенно иной, явно беспокоящий семейство, вопрос Фёдор.

— Вы нужны, ни о каком увольнении не может идти речь. — поспешил заверить их я. — Мы перебазируемся, тут становится опасно.

Мне даже показалось, что они с некоторым облегчением выдохнули.

Я пригнал грузовик и прежде, чем начать грузить в него то, что он повезёт в кузове, семья плотно поела какой-то картошки с тушёнкой, приправленной странными специями и почти без соли.

Меня само собой, тоже покормили.

Они были необычно молчаливы, но, против моих ожиданий и опасений, не выглядели особо расстроенными, скорее они готовились к новому жизненному этапу.

Потом они без всякого трагизма вынесли все канистры, инструменты и пожитки и сложили. Они не стали в разочаровании от предстоящего переезда ломать своё временное жилище, а напротив, закрыли и заблокировали вход от диких зверей так, чтобы если им понадобится, вернуться сюда, а если придут посторонние люди (скорее всего такими могут оказаться только контрабандисты), то те смогут воспользоваться строением и оценить его размер и надёжность.

Про такую взаимовыручку без надежды на возмещение затрат и усилий, я слышал только в отношении Сибири и северян.

Сборы шли деловито, достаточно быстро, организованно и практически без разговоров.

Перемещение самолёта в новое место производилось нами самым простым путём.

Когда всё, что нужно погрузить в грузовик было в него помещено, самолёт выкатили, развернули, проверили, мы с Федором уселись в кресла пилотов, дали «от винта», чтобы пыхча и жужжа взлететь в направлении нового места дислокации.

Я не мог полностью рассказать семейству, что произошло, но Фёдор с пониманием отнёсся к тому, что город нужно облететь по большой дуге и на максимальной высоте.