Товарищ "Чума" (СИ) - "lanpirot" - Страница 26

К слову, ветер дул только в зазеркалье, в реальности же стоял абсолютный штиль. Вот и решай, а не привиделось ли мне всё это на больную голову? Едва только старая ведьма исчезла, как в зеркале тут же отразилась моя помятая физиономия с забинтованной головой.

— Ты с кем это здесь разговариваешь? — спросила меня подошедшая Акулина, поставив возле умывальника ведро с холодной водой из колодца. — Я думала с мамой, а ты один.

— Бабуля твоя меня опять навестила, — решив ничего не выдумывать, сказал я девчонке чистую правду, продолжая пялиться на отражение девушки, стоявшей за моим плечом. — Вот только что через зеркало с ней пообщался…

Акулина недовольно поджала губы и укоризненно произнесла, сверкнув своими и темными глазищами:

— И ты туда же, Рома? Мать, ладно, её уже не переделать, но ты-то комсомолец…

— А ну-ка отставить дуться, боец! — Я повернулся к девушке и пристально взглянул ей в лицо.

— Я не боец! — попыталась она соскочить, отвернув лицо в сторону. — И в армии не служу!

— А я тебя мобилизую! Как единственный представитель Рабоче-крестьянской Красной армии в этих краях, — погнал я настоящую пургу. — Ты же немца бить хочешь?

— А кто из наших не хочет? — Её щеки заалели, когда она повернулась и мы встретились взглядами. — Только предатели! А я не из таких! Когда Родина в опасности, каждый советский гражданин, обязан приложить все силы и даже саму жизнь на алтарь нашей победы… — зачастила она, поливая меня газетными фразами из «Правды».

— Тихо-тихо, красавица… — Я мягко положил ладонь на её хрупкое плечо. — Не надо мне ничего доказывать. Я просто верю, что если понадобится, ты обязательно это сделаешь! Так же, как и я, как и любой советский гражданин.

— Да-да! — Закивала головой Акулинка, словно разогнавшийся китайский болванчик. — Я готова бить этих гадов до последней капли крови!

— Главное, чтобы это была последняя капля их крови, — акцентируя внимание на этой мелочи, ненавязчиво поправил я девчушку — пусть привыкает к рациональной мысли. — Тупой жертвенности на этой войне нам не нужно. Пока мы живы — мы можем бить фрица и в хвост, и в гриву! А если помрем? Сможем?

— Н-нет… наверное… — неуверенно произнесла Акулина.

— Умничка! — похвалил я её. — А это крайне безответственно, перекладывать на других то, что в состоянии делать сам! Запомни это! Крепко-накрепко запомни!

— Запомнила, — сжав кулачки так, что побелели костяшки пальцев, ответила девчушка. — Бить фрицев до последней капли ИХ крови!

— Ну, вот, — улыбнувшись, довольно произнёс я, — первый урок курса молодого бойца усвоен на отлично!

Акулина неожиданно расцвела от моей, в общем, тупой и банальной похвалы, но я-то весь этот разговор не для того затеял. Сейчас придётся жестко опустить её с небес на землю.

— А вот теперь, скажи мне честно… — Я сделал театральную паузу, чтобы до неё как-то, наконец дошло, что разговор сейчас пойдёт серьёзнее некуда. — Прямо как на духу… Ты что же, на самом деле ничего не замечаешь? Или врешь сама себе? Ведь всё прямо на твоих глазах и происходило! Ты просто не могла этого не видеть!

— Что происходило? — Акулинка подобралась, сжалась, словно туго заведённая пружина. Только тронь, может так с нарезки слететь, что только держись!

— Ты! Видела! Как! Я! Исчез! На кладбище! — Я нарочно отбивал паузами каждое слово, как будто вбивал гвозди молотком.

Она должна была понять, что мне от неё нужно. Должна была сбросить свой кокон, в котором пряталась от колдовства, окружающего её с самого детства. Должна была принять тот факт, что в реальности ведьмы существуют.

Уж не знаю, как она умудрилась так себя выдрессировать, чтобы не замечать очевидных вещей, происходящих под самым её носом? Насколько же ей было тяжело существовать в атеистическом обществе, имея дома настоящую бабку-колдунью?

Похоже, что её сознание научилось увиливать, либо просто не воспринимать всё необычное, что происходило вокруг неё в её же доме. Не знаю, это просто мои предположения, попытка понять суть проблемы. Таким же образом я пытался понять моих учеников, с которыми что-то не ладилось в школе. И обычно у меня получалось разобраться.

А Акулину мне обязательно было нужно вывести из этого состояния отрицания, если я хотел заиметь не только красивую девушку, но и боевого товарища на которого всецело можно положиться. Которая не только спину прикроет и будет пулеметные ленты подносить, но и всякие травки-муравки для колдовского зелья соберет, если понадобиться и без лишних вопросов.

Поджатые губы девушки неожиданно задрожали. Она сначала мотнула головой из стороны в сторону, едва слышно шепча «нет». Тут же покачала ей вперед-назад — «да», а после просто разрыдалась у меня на груди.

«Ох, женщины! Как же с вами тяжело! — метались мысли в моей голове, но вслух я их благоразумно не произносил. — С мужиками куда проще, да и женских слёз я совсем не выношу…»

— Ты чего это расплакалась, красавица моя? — как можно нежнее произнес я уже вслух, прижав девушку к груди и проведя рукой по её густым шелковистым волосам. — Бойцы не плачут…

Ну, вот что в таких случаях обычно говорят? Отвык я как-то от нежностей за годы войны. Я старый солдат, и не знаю слов любви[2]… Тьфу, ты, какая дурь в голову лезет! Черт! А запах какой идет от её роскошных волос! У меня от всего этого даже опять голова закружилась и в «душе» что-то шевельнулась… Нет! Держись, брат Чума! Держись…

[1] Человек — это звучит гордо! — цитата из пьесы М. Горького «На дне».

[2] Цитата з кинофильма «Здравствуйте, я ваша тетя» (1975), снятого режиссером Виктором Титовым по мотивам пьесы «Тетка Чарлея» (1892) английского драматурга Брандона Томаса. Слова полковника Фрэнсиса Чеснея: Донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви.

— Думаешь, я совсем дурында, как мать обзывает? — «наревевшись всласть» у меня на груди, наконец спросила Акулина, пристально посмотрев мне в глаза. — Или слепая совсем? Нет! Видела я всё! И как исчез ты! И как в шее одного из полицаев дырка как бы сама собой образовалась, а в груди второго — батькин нож. Знаю я, что и бабка моя ведьма, что и колдовство на свете существует…

Вот и поди, пойми тех женщин? У меня, похоже, гендерный кретинизм: в своём времени их понять не мог, теперь вот в прошлом от той же беды страдаю.

— Ну, и зачем тогда весь это огород городить? — спросил я безо всякой задней мысли. Авось, на этот раз и получится понять.

— А как я еще от этого проклятого дара отвертеться смогла б? — Она нехотя отстранилась от меня, но взгляда до сих пор не отвела. — Знал бы ты, какие злодейства моя бабка втихаря творила! А я так не хочу! Не должен советский человек желать зла ближнему своему… Если это, конечно, не враг… — добавила она, секунду подумав. — Но тогда никакой войны не было, — словно оправдываясь, произнесла она. — А они, вместе с мамой… — И она вновь разрыдалась.

Бедняжка ты моя! И как же ты под таким жестким прессингом жить-то умудрялась? В школе одно — дома другое. Теперь понятно, что у этой молоденькой девчонки в голове творилось. И как только она не свихнулась совсем? Психика-то не железная.

Теперь мне стал понятен её нервный срыв. Тут не каждый мужик выдержит, а она — еще ребенок совсем! Чуть старше моих учениц из старших классов. И к слову: я же знал, что без моего появления здесь, все её ухищрения всё равно бы пропали втуне — ей бы пришлось принять этот чертов семейный дар. И никакие доводы с отмазками не помогли бы. А актриса она, надо признать, что надо! Даже меня провести смогла!

Я вновь крепко прижал Акулину к груди:

— Не волнуйся, хорошая моя, для тебя уже всё позади…

— Я так и поняла на кладбище, что наш проклятый дар к тебе перешел… Обрадовалась сначала, — шмыгнув носом, призналась девчушка, — но после поняла… Ведь теперь тебе всю жизнь с этим мучиться придётся, Ром! А после… — она осеклась.