Выбери любимый жанр

Отрок. Покоренная сила. - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 49


Изменить размер шрифта:

49

— Да нет, вроде бы… Дарья — так, на язык бойкая, а чтобы ревновала… Да и не к кому.

— Ага… Кхе… А у братьев его?

— У Власа жена забитая совсем, — мать сочувственно вздохнула — слова поперек не скажет. А у Устина… Марфа — да! Марфа может! Помнишь: лет пять назад Устин с перевязанной головой ходил? Говорил, что верхом по лесу ехал, да за ветку зацепился и ухо порвал.

— Ну-ну, что-то такое было…

— Только у ветки той, почему-то, зубки оказались. И зубки те — Марфины!

— Кхе! Так может она того… в любви погорячилась? Случается…

— А не все ли равно, батюшка? — На лице у матери появилось выражение, смысл которого Мишка затруднился определить. — Главное — огонь в бабе есть!

— Во! Молодец, Анюта, правильно все поняла! Значит, Кондрат и Устин. Болтать будете так: Кондрату и Устину приглянулась одна моя холопка. Одна и та же — обоим. Да так в сердце запала, что оба, в тайне друг от друга, приходили ко мне торговаться. Хотели эту холопку себе купить. Я не продал, вот они и озлобились. Только вот, которую из наших холопок… Какую выбрать, Анюта?

— Никакую, батюшка. Так еще интереснее. Бабы сами выберут, да еще и спорить будут: та или эта? А если заспорили, всё — сплетни не удержишь. Такое еще услышим, что сами удивимся! А уж Дарья с Марфой…

Мать даже мечтательно прикрыла глаза.

— Кхе! Как бы мужики и правда на войну не запросились… От такого — хоть на половцев, хоть на ляхов, лишь бы от дому подальше!

"Ну до чего ж люди на черный PR падки! Кто сказал, что его при демократии изобрели? В какой это опере была ария о клевете? "Клевета сперва украдкой слух людской слегка ласкает…". В «Паяцах», кажется. Не важно! Хотели войны, господа заговорщики? Получите в лучшем виде и практически в профессиональном исполнении. Эх, выборы, нынче не в моде, я б вам показал политтехнологии!".

— Деда, ты не помнишь, случайно, кто на сходе громче всех орал, что у кожевенников промысел больно вонюч?

— Я говорил. А что?

— А еще кто?

— Да все орали. Ты это к чему?

— Сейчас объясню, деда. Только скажи: у кого подворье близко к тыну стоит — у Егора или у Фомы?

— У Фомы. Прямо, как у нас, к самому тыну примыкает. Да чего ты задумал-то?

— Ты говорил, что десятники Егор или Фома к смутьянам примкнуть могут. Мол, обижены на тебя: Егор за бороду отрубленную, Фома за морду битую. А если слушок пройдет, что Фома громче всех на вонь ругался, а Касьян с Тимофеем обиделись и решили: коли мастерские за тын выносить придется, то поставят их аккурат напротив подворья Фомы? От запаха-то никакой тын не закроет!

— Хе-хе, ну удумал! — Развеселился дед. — Да Фома им только за мысли такие… Хе-хе-хе.

— Потом добавить можно будет, что Фома, как узнал, так грозился мастерскую вонючую поджечь.

— Поверят! Ей Богу, поверят! Фома на руку скор. Анюта, как думаешь?

Мать ответила неожиданно серьезно и строго:

— Плохо думаю, батюшка. Все село между собой перессорим. Не дело это, худо обернуться может.

— А сейчас у нас что? Тишь, да благодать? Умиротворение в человеках и благорастворение на воздусях? — Дед тоже стал серьезен и строг. — Ты вот о чем подумай, Анна Павловна: чем сильнее мы смутьянов между собой перессорим, тем меньше твоим девкам народу из самострелов дырявить придется!

Думаешь это так легко — человека убить? Да еще девке молодой! Это в забор стрелять легко, а в живую душу… Не каждая и решится, как ее не натаскивай. И правильно! Бабам рожать, а не убивать надо. Противно убийство женской натуре — невместно! Так что, стреляйте-ка вы, бабоньки, лучше языками. Это дело для вас привычное, но, бывает, не менее убойное. Ну, а если уж до крайности дойдет… Ты своему войску объясни: дом свой защищать будут, детей, кровь свою… Вот так!

Дед помолчал, словно смутившись собственной патетики, побарабанил пальцами по столу. Никто из присутствовавших не решался нарушить тишину. Наконец, дед вздохнул и оторвал взгляд от столешницы.

— Всё! Ступайте бабоньки, нам с Михайлой еще о делах воинских поговорить надо. Это вам слушать без пользы, да и не интересно. Самых языкастых баб да девок посылайте к колодцу. Да не к одному, а ко всем. Только не вываливайте все разом, что мы тут навыдумывали, постепенно надо. Так, Михайла?

— Так, деда. И еще: пусть внимательно следят за тем, как их слушают. Если не заинтересуются, то сразу же умолкнуть! Если заинтересуются и начнут обсуждать — тоже умолкнуть и слушать внимательно как разговор пойдет. Потом все, что услышат, пусть тебе, мама, пересказывают. Будем обсуждать: что дальше делать. Главное — не передавить, чтобы не пошли разговоры, что это мы слухи распускаем. Тогда — всё, конец. Все на нас поднимутся.

— Кхе! Все понятно? Да ладно, вы бабы умные, чего вас учить. Ступайте. Листвяна, вели пивка, что ли, принести. И закусить.

— Батюшка! — Мать укоризненно покачала головой. — А не хватит ли? Четвертый день…

— Перестань, Анюта. Не с утра ж, вон темнеет уже. А разговор у нас долгий, чтобы в сухомятку… Листвяна! Пива и закусить!

На этот раз мать смолчала. Дед с внуком остались одни.

Дождавшись, пока за женщинами зароется дверь, дед зло сплюнул и с очень натуральным омерзением в голосе произнес:

— Стыдобища! Бабьими языками воевать! Дожили, ядрена Матрена!

"А вот это Вы зря, граф, я же видел, что Вам идея понравилась! Хотите изобразить, что честному воину сплетнями заниматься противно? А еще говорят, что бабы притворщицы. Да старые пердуны кокетничать и жеманиться не хуже продувных потаскух умеют! Ну ладно, хочешь, чтобы я тебя поуговаривал, ради Бога! Мне не жалко".

— Деда, на войне все средства хороши. Считай это военной хитростью.

— Военной… Тьфу!

— Сплетни, слухи, вообще разные сведения и известия, в умелых руках, страшнее стали отточенной.

— Сам понимаю! А только… все равно, гнусность это. Война твоя ифро… ифо… Тьфу! И не выговоришь!

— Информационная. Проще — война за умы.

— Так бы и говорил. Все равно, гнусность!

"То-то ты этой гнусностью так увлекся. Ладно, пускаем в дело главный калибр!".

— Иисус Христос в Нагорной проповеди сказал, что вор или убийца подлежат суду, а клеветник — синедриону, то есть, суду духовному. Значит клевета — оружие войны за умы — настолько опасна, что обычный суд с таким делом может и не разобраться.

49
Перейти на страницу:
Мир литературы