Госпожа графиня - Орланд Лилия - Страница 12

С сахаром отвар превратился в настоящую гадость. Уж лучше по отдельности. Но эту кружку я упрямо допила до самого донышка.

После отобрала штаны с рубахой самого маленького размера и развесила сушиться у печи. Может, уйдёт запах сырости. Мне было просто жизненно необходимо вымыться и переодеться хоть во что-нибудь.

Затем набрала в вёдра и таз снега и поставила у печи, оттаивать. И ещё чугунок со снегом на плиту поставила, греться. Залью холодную воду кипятком, получится тёплая.

От своей сообразительности и хозяйственности я была в полном восторге. Даже начала напевать весёлую песенку, приплясывая в такт.

И пока готовилась моя купальня, я решила сварить кашу. Сразу после мытья и поем. Тем более у меня как раз крупа уже перебрана и промыта. Хорошо, что на потом оставила. Вот какая я умница. Уже не живу одним днём, научилась думать о будущем.

Достала из буфета миску, открыла крышку и уже приготовилась высыпать крупу в закипевшую воду. Вот только с ней что-то было не так. Бледно-серого цвета, разбухшая в половину миски, крупа издавала неприятный кислый запах.

Я точно помнила, что в первый раз такого не было. Из ларя я достала её сухой, а потом промывала. Наверное, зря. И что же теперь делать?

Запах отбивал всякий аппетит. Но пока другой еды у меня не было. И после недолгих раздумий я решила – варить то, что есть.

К тому же на дне буфета обнаружилось немного соли. Может, с ней будет вкуснее? Я решительно выложила крупу в кипящую воду, посолила и размешала ложкой.

Но меня всё же одолевали сомнения. А когда через пару минут кислый запах от чугунка усилился и наполнил кухню, сомнения переросли в уверенность – вряд ли это съедобно.

Находиться с кашей в одном помещении оказалось совершенно невозможно. Пришлось вынести её на крыльцо. И после проветрить кухню.

О том, как буду это есть, думать не хотелось. Попозже подумаю, когда время придёт.

А пока мне предстояло решить, как вымыться без ванны.

Из крупной тары у меня был таз и два ведра. Поразмыслив, я прибавила к ним черпак. Пригодится.

Таз поставила на пол перед печью. Налила в него немного горячей воды, чтобы ноги не мёрзли. Потом подтащила оба табурета и взгромоздила на них вёдра. А на краешке уместила кусочек мыла, замоченный в мисочке.

Неожиданно передо мной встал вопрос ещё более сложный. Как снять платья? Пуговки-то располагались на спине. С одеждой всегда помогали служанки. Мне и в голову не приходило, что без помощи я с этими платьями не управлюсь.

Ткань была плотной. Верхнее платье тяжёлым и узким в плечах. Почему я раньше не замечала, какую неудобную одежду ношу.

Покрутившись из стороны в сторону, я так и не сумела расстегнуть ни одной пуговки. Зато запыхалась и вспотела. Будто два раза за дровами сходила.

И что мне делать?

Не могу же я вечно ходить в этих проклятых платьях!

Бросила последний, прощальный взгляд на дорогую ткань, которую я выбирала сама, когда мне это ещё позволялось, и решилась. Достала из ящика ножницы и начала резать. Сначала верхнее, затем нижнее. С тугим и плотным корсетом пришлось повозиться, пока не догадалась, что разрезать нужно только шнуровку.

Без узкого лифа платья руки легко заходили за спину. И с каждой освобождённой петлёй становилось легче дышать. Наконец он упал на пол. Я стянула сорочку и осталась абсолютно голой.

Процесс раздевания занял много времени. Вода в вёдрах почти остыла, пришлось снова греть чугунок.

Ходить по дому обнажённой было непривычно. Воздух щекотал кожу и гнал по ней волны мурашек. Я подкинула в печь дров, чтобы стало теплее, и приступила к первому в новой жизни мытью.

Встала в таз. Горячая вода на дне грела ступни. В левое ведро опустила голову. Так, чтобы волосы полностью оказались под водой. Ещё и полила сверху из черпака. Затем слегка отжала, намылила и начала тереть, массируя кожу головы.

Только сейчас я до конца прочувствовала, насколько грязной была до этого момента. И как же приятно всё это с себя смыть!

Когда мне показалось, что волосы уже достаточно намылены, я снова опустила голову в ведро. И тщательно прополоскала. Вода стала мутной. Пришлось черпать из второго ведра и осторожно поливать сверху, стараясь, чтобы стекало в таз.

Не уверена, что смыла всю пену, но чистой воды осталось не так много. Поэтому я закрутила волосы на макушке и принялась за остальное.

Только когда купание было закончено, я сообразила, что у меня нет полотенца. Просто не подумала об этом.

И сейчас, стоя в тазу с остывающей водой, со стекающими по телу ручейками, я пыталась быстро вспомнить, есть ли у меня какая-нибудь чистая холстина. Любой кусок материи. Ну хоть что-нибудь…

Но ничего не было.

Совсем ничего.

Стирку я оставила на потом. Мои платья пришли в негодность. А найденная в людской одежда слишком пахла сыростью. Я ведь просушила лишь то, что собиралась надеть.

В общем, вытираться было решительно нечем. А одна лишь мысль, чтобы использовать для этого грязную одежду приводила в негодование. Нет уж, не для того я мылась.

Я выбралась из таза. Ноги тут же озябли на холодном полу. Сняла одно из вёдер, освобождая табурет, и поставила его ещё ближе к печи. Открыла дверцу и села перед ней, постелив под ноги платье.

Волосы сохли долго. Я медленно разбирала их пальцами, с досадой вспоминая, что гребня у меня тоже нет.

Впрочем, и терпения надолго не хватило. Волосы были ещё влажными, когда я заплела косу, замотала её на затылке и сколола. Позже досохнут.

Сначала я оделась.

Одежда оказалась мне велика. Но рубаху я заправила в штаны, а на них были завязки, которые помогали держаться на талии. В общем, своим новым нарядом я осталась довольна. Главное, что чистое. И даже лёгкий запах сырости меня смущал лишь поначалу. Потом привыкла и почти перестала замечать.

Вот без корсета я чувствовала себя странно. Даже дышалось иначе. Но мне понравилось. Это было похоже на мою новую жизнь – непривычно, но свободно.

Я улыбнулась своим мыслям и отправилась убирать беспорядок.

Несмотря на то, что я старалась проявлять осторожность, всё вокруг было залито водой. Сказывалось отсутствие опыта. Ничего, скоро научусь.

Воду на полу я вытерла остатками платья. А в тазу замочила одежду. Позже попробую постирать. В детстве я много раз видела, как этим занимаются прачки, а потом полощут в реке. Мне придётся довольствоваться лишь тазом. Но, раз помыться сумела, значит, и постирать смогу.

И вообще, после купания я чувствовала себя превосходно. Проснулся зверский аппетит, напоминая, что обед я тоже откладывала на потом. Вот только воспоминания о кислом запахе из чугунка немного сбили настрой.

Я утешала себя тем, что остывшей каша может стать лучше. Вот только это оказалось неправдой. Не стала.

Тем не менее, я положила немного в миску и, стараясь не дышать, попробовала. Но тут же выплюнула обратно. На вкус каша оказалась такой же гадкой. Есть её было невозможно.

Пришлось выбросить всё в сугроб и тщательно вымыть посуду. Во рту так и оставался неприятный привкус. Даже кружка соснового отвара не помогла. К тому есть хотелось всё сильнее.

Я достала своё сокровище и отколола кусочек. Сахарная сладость прошлась по языку и взметнулась к нёбу, замещая кислый вкус. Очень скоро от него не осталось и следа. Я прикрыла глаза от удовольствия.

В новой жизни у меня были лишь маленькие радости, но они приносили несоизмеримо больше, чем прежняя роскошь.

Оставшийся сахар я снова завернула в бумагу. Убрала в порядком покорёженную жестянку и спрятала в буфет. Я была очень экономной.

Но есть всё же хотелось.

То ли сахар запустил в организме мыслительные процессы, то ли на них благотворно повлиял голод. Но я вспомнила о подвале. И ведь собиралась проверить, но под массой дел, которые на меня навалились, совершенно забыла.

Дверца в подпол находилась на прежнем месте – под лежанкой. Насью пытались убедить, что это неудобно. Надо каждый раз сдвигать, чтобы открыть дверь. Но она оставалась при своём мнении – зато незаметно.