Клыки и розы в Академии Судьбы - Княжина Елена - Страница 15

– Я в курсе… О-о-очень уважаемый, – скривился вампир в презрительном оскале.

Его побагровевший взгляд сверлом вкручивался в мою шею. Мощное тело напряглось, натянулось под бордовой рубашкой, готовое к финальному броску.

Секунда-другая – и меня сожрут прямо на месте, не отрывая от подушек!

– Эрик, перестаньте, – Карамзина втиснулась в сужающееся пространство между нами. – Не пугайте девочку, она и так…

«Она и так не помнит, когда делала последний вдох», – договорила я мысленно.

– Какого тролля, Ксения? – Валенвайд навис над старушкой и ощерился взбешенным тигром, которому во сне выдергали усы. Позволяя мне в красках разглядеть «высшую древнюю тварь», что временами просится наружу.

Каштановые волосы приподнялись у корней, зрачки налились красным. Казалось, он сейчас схватит аристократку за воротник и начнет трясти, выбивая дух.

– Какого тролля полоумная Туше прислала сюда его дочь?!

Как покидала комнату отдыха – на своих двоих или с чьей-то помощью, – я не помнила. От раздирающего взгляда, которым буравил Валенвайд, ноги набились плюшевым наполнителем и отказались меня держать. Не говоря уж о том, чтобы переносить целое кукольное тело на другой конец коридора.

Стало предельно ясно, что я нахожусь на самой низкой ступени пищевой цепи. И если клыкастый монстр решит меня сожрать, не остановит его ни пожилая Ксения Игоревна, ни законы магического сообщества, ни имя моего уважаемого папеньки. Последнее даже подогреет аппетит.

«Какого тролля Туше прислала сюда его дочь?» – проникало в голову то оголтелым грохотом, то вкрадчивым свистом. В академических коридорах стало неуютно: казалось, из каждого угла может выйти магистр и завершить начатое. Не только оскалиться, но и укусить.

Видит Судьба, он и так едва сдержал себя при свидетельницах. Решил не пачкать подушки для медитаций моей первой кровью. Прислушался к увещеваниям Карамзиной, ушел, хлопнув дверью яростно и демонстративно. Еще бы уволился…

Стуча зубами, я куталась в теплый плед, поджав колени к подбородку. Олив делала вид, что читает. Монис весь вечер сверлила глазами растущую луну, упиравшуюся налитым желтым боком в купол уличной оранжереи. Меньше недели осталось до полнолуния.

– Надеюсь, мы тут ненадолго, – нервно тряхнула подруга сочно-рыжей гривой. – Я собиралась с родителями в горы…

– Похоже, поездку придется отменить, – задумчиво протянула Ландра, разминая уставшую шею. – Вряд ли князь Карповский будет так же лоялен, как Туше.

«Лояльность» мадам – зверь неведомый, подвид фантастический. Однако она действительно отпускала и Монис, и еще одну девушку на семейные выходные примерно раз в месяц. По особой договоренности с их родственниками. Но в этот раз обе застряли в Петербурге на «обмене опытом»: мадемуазель Дамилье поселилась со старшекурсницами в соседней комнате.

– Проклятье! – прорычала Монис, с неприязнью поглядывая на желтый диск. – Это в планы не входило.

– Ты все равно каждый месяц «ездишь», разок можно и пропустить… – с ноткой лукавства пропела Ландра, разглядывая ноготки в бледном свете ночника.

– Не лучшее время для шуток, – Монис раздула аккуратные ноздри. – Тебе-то легко говорить.

– Прости, – спокойно сдалась Ландра, меняя жезлом цвет маникюра на бледно-зеленый. – Сходи к Дамилье, может, у нее есть что-то, что скрасит вашу общую тоску по «семейному отдыху в горах»…

– Даже если и есть… Это вредно! – поморщилась «лисичка». – Потом неделями кости ломит и волосы лезут.

– А какие варианты? Сбежишь? – соседка встала с кровати и сонно мазнула взором по острым еловым макушкам леса, опоясывающего территорию северной академии.

– Схожу к Дамилье, – покорно вздохнула Монис и, закинув на плечо ученическую сумку, вышла в темный коридор.

***

Утро началось не с кофе, не с гимнастических этюдов и даже не с дребезжания эншантелевских люстр. А с визга Олив, раздобывшей новый номер «Трибьюн» у кого-то из соседок.

Просыпалась я под ее возбужденный щебет, с трудом вспоминая, где мы вообще ночевали. И почему из окна видно северный лес и серые грозовые тучи, а не сад французских роз, цветущих даже среди зимы.

– Они… они издали его… – задыхаясь, тараторила Олли, перебравшись на кровать Монис. Поближе к естественному свету. – Зави-ви-визировали… и подписали единогласно…

– Все к этому шло, – спокойно отозвалась Ландра, уставив пустой взгляд на темно-зеленое платье, разложенное на постели.

Решала, достаточно ли траурным оно выглядит в свете последних новостей или лучше нарядиться в угольно-черное.

– «К этому» все могло бы идти чуть-чуть подольше. Год или два… Я рассчитывала доучиться, – вспыхнула Олив до кончиков ушей. – Ох, что сейчас начнется!

– Пока это просто «налог», – Монис выхватила газету и перебралась с ней на подоконник. – Тут его называют «добровольным пожертвованием». Выглядит не так и страшно.

– Не глупи, – фыркнула Олли. – Это предлог, чтобы всех пересчитать, занести в картотеки, в секретные черные списки и…

– Ты снова сгущаешь кра-а-аски… – пропела Ландра, выбирая все же зеленое. Приберегая черное для более траурного дня.

Слабо соображая спросонок, я пыталась понять суть разговора. И одновременно распрямить жезлом темные завитки, что предательски закурчавились у висков после вчерашних обливаний. Олив пушистые кудряшки шли, на мне же они смотрелись кошмарно.

Соседки обсуждали какой-то добровольный вклад, который всякий полукровка, считающий себя гражданином Эстер-Хаза, теперь обязан сделать в столичный банк. Заявленные «добровольность» и «обязательность» как-то сомнительно сочетались в одном предложении, но смущало Олли не это.

Вслед за утвержденным налогом «на половинчатую суть» в газете был опубликован ряд гражданских инициатив.

Первая касалась обучения. В ней говорилось, что «животные» не могут иметь равных прав на учебу и занимать места тех, кому они принадлежат по рождению. Квоты на образование, ранее выданные Верховным Советом, должны быть упразднены. А полукровки обязаны выкупить место… кровью. Буквально. Ну и прочими «ценными жидкостями».

Второй инициативой было введение термина «магическая репутация». Дабы отделить действительно опасных тварей от вполне безобидных пушистых существ.

«При первом добровольном взносе полукровка получит определенное количество репутационных «хазов», которое сможет увеличить, продолжая посещать банк Эстер-Хаза и пополнять его хранилища. Или же уменьшить, совершая противоправные действия и скаля клыки на всех подряд, – бубнила себе под нос Олив.

Полукровкам со «стартовой» репутацией будет позволено работать на должностях не выше младших сотрудников. Они смогут стать помощниками аптекаря или целителя, подмастерьями, низшими стражами, курьерами или поварятами… Чтобы получить более высокое место, нужно будет сначала позаботиться о репутации».

Проще говоря, чтобы стать библиотекарем, целителем или магистром, придется сделать не один добровольный взнос. На нужды магического сообщества. Подобные ограничения планировалось ввести и для прочих волшебных рас, разумных и способных к труду.

Третья инициатива касалась браков между половинчатыми созданиями и представителями чистой крови. С этого дня неравные свадьбы находились под официальным запретом. Верховный Совет допускал возможность исключений – для полукровок с безупречной репутацией и ценными генами. Но каждый случай будет разбираться отдельно.

В конце статьи всем полукровкам, обучающимся в академиях и магических школах, было предписано как можно скорее выкупить свои места. Чтобы не пасть жертвами случайного исключения на законных основаниях.

Прочим же половинчатым созданиям, занимающим высокие должности, рекомендовалось своевременно озаботиться репутацией и явиться в главный банк Эстер-Хаза. Добровольно.

– Бред какой-то, – выдохнула я, когда Олив с Монис закончили на пару зачитывать самые мясистые выдержки. – Кто мог такое подписать?