Изнанка (СИ) - "Cyberdawn" - Страница 13

И «подгон» имел вполне удобоваримые для меня результаты: общественность запереглядывалась, носы позадирала… И чуть ли не локтями пихаясь, рванули подписывать. Чудом избежав ещё тройки поединков.

А я обзавёлся уже чертовски весомой цидулиной: это не один видок, а двадцать один владетель из разных родов ручались в достоверности.

На этом я бумаженцию прибрал, в саквояж к Младу поместил и сделал обществу лапой: дела не ждали. И не ждали они меня в Управе, где торчал Лидари. И теоретически, Жатец — с этим потерпевшим тоже не помешает поговорить. Если не по делу, то хоть узнаю, как на нём сказались те ступеньки: вываленный язык, когда он под ними валялся, видимо, не был естественным атрибутом этого типа. Мне почему-то так кажется. Да и синячины по морде тоже как-то инородно смотрелись, так что увидеть это рыло ещё раз и убедиться в правильности своих умозаключений — не помешает.

Стал ломиться в Управу, куда меня стражники одарённые не желали пускать под какими-то надуманными предлогами. А на рёв «пускай моё почтенство к Лидари, канальи, а то разнесу всё в навь!» явилась одна из Лидари. Смерила меня взглядом.

— Чего надо твоему почтенству, видом⁈ — довольно занятно, одновременно регламентно-уважительно, но в то же время «с наездом» уточнила она.

— Я — поверенный рода Квидых. И имею к Лидари разговор и просьбу.

— И какую?

— Мне потребно переговорить с Жатецом Квидым.

— Это… — задумалась на четверть минуты дамочка. — Следуй за мной.

Ну и привела меня к Лидари, лет двадцати пяти, парню. Сидел за столом и что-то там читал-писал.

— М-м-м? — вопросительно оторвался он от бумаг.

Но я шмякнул на стол, для начала, ряд с Квидыми на поверение. Парень нос в бумаженцию сунул, прочитал, на меня зыркнул.

— Приветствую, почтенный. И что тебя привело ко мне?

— Приветствую, уважаемый. Две вещи, начну со второй. Прочти-ка эту бумагу, составь труд, — протянул я «протокол».

Парень хмыкнул, взял, прочёл. Хмыкая и приподнимая брови.

— Занятно, многое тут написанное для меня внове, — помахал он бумаженцией. — И что с того, видом Потапыч?

— А вот что, Лидари, — подошёл я к столу и стал тыкать в строчки документа.

— Это… безумие какое-то! — растерянно уставился он на меня.

— Жатец — не убивал Курбишну, — веско озвучил я. — Не мог. Он — не владетель в прямом смысле, Квид спит. Жатец — не может обернуться.

— Положим, то что Квид спит, вещь тайная, — прищурился Лидари на меня.

— Я — поверенный, — приподнял бровь и задрал нос я. — Считай, как лекарь, уважаемый. Мне поверяют тайны, и это нормально.

— Хм, да. Но нож…

— Следы зубов. И родовишна, которой ПИЛЯТ глотку, не сопротивлялась?

— Пьяна… хотя настолько пьяная до алькова бы своими ногами не добралась бы. И Жатец с ней бы не справился, просто не успел бы…

— И на его лице — нет крови. На теле — есть, он в ней валялся и измазался. А на лице, плечах — нет крови.

— Несподручно… стёр? Да нет… Так, хорошо, Михайло Потапыч, меня ты убедил: возможно, ВОЗМОЖНО! — девицу убил не Жатец. Но кто? Все, тобой приведённые наблюдения видоков — могут иметь объяснения. Стёр кровь, закинул под кровать нож. Глотку перерезал ударом, сразу, а потом начал кромсать, вырвая куски…

— И съел их? — скептически поднял бровь я.

— Да хоть бы и так! Сомнения ты во мне посеял, это так. Но пока ты не назовёшь, КТО это сделал — Лидари в суд Курбичей вмешиваться не будут, — сложил он руки на груди. — Если Курбичи беззакония творить не будут.

Ну, последнее — процессуальные нарушения законов корифейства, которые никто, как я думаю, нарушать и не будет. А вот реакция — ожидаемая. Косвенные улики не воспринимаются доказательствами вообще — только прямые. Вдобавок, играет роль «очерёдность получения» информации, которая первее — та и правдивее. Неприятно, но и чёрт с ним.

— Мне, Лидари, нужно потолковать с Жатецом, — вызвав удивление отсутствием споров и пререканий, сообщил я.

— Это — скорее до́лжно допустить, раз уж ты поверенный, — растерянно сообщил он.

— И, раз уж ты спросил у меня — «кто убил», то и дай мне возможность ответить.

— И как же?

— Мне нужен ярлык от Лидари. С правом задавать вопросы и требовать ответы у людишек Курбичей. И задавать вопросы Курбичам.

— Положим, задавать ты и так можешь… Но я тебя понял, видом. Поединки будут, оскорбления. Хорошо, будет тебе ярлык, что ты просишь.

— Благодарю, — с видом Потапыча кивнул я.

И «ярлык», а именно этакое «поручение-разрешение именем Лидари» — я получил. Понятно, что Курбичи меня и с ярлыком пошлют — они хоть и данники, но владетели. А вот слуги (если удачно поймать) — вынуждены будут отвечать. Правда, их «показания» стоят мало, но мне нужно понять «куда копать», хотя предположения уже есть. Хотя «копать» — сильно сказано. Один подозреваемый уже есть, но очень, ЧЕРТОВСКИ неудобный. Тут как бы не со всем родом придётся воевать, просто чтобы добраться, несмотря на ярлык. Но в любом случае — посмотрим, для начала надо поговорить с Жатецом.

К которому меня провела Лидари-телохранительница. И в комнатушке (видимо для слуги, с маленькой койкой) сидел в неволе уже знакомый мне вьюнош. Язык у него был не выкачен, синяков не было. Но глаза слегка косили, и общий вид был скорбный, обречённый и несколько возмущённый творящимся с ним непотребьем.

— Я — видом Михайло Потапыч, поверенный твоих родителей, уважаемый. И твой — по их воле, и если желаешь жить, — радостно поприветствовал я парня.

— Желаю! — заявил он, после чего поверг меня в челодлань: — А как⁈

Справившись с челодланью, я решил на скорбного на всю голову не орать и не глумиться, а обстоятельно объяснить, что, как и куда. Очевидно, что лёгкое косоглазие и отсутствие ума — последствие ударенности в голову, причём не только во время нашей первой встречи, но и по жизни.

— Долго и мучительно. Или быстро и весело. Или долго и весело — как желаешь, так и живи, — ответил я. — Твоё признание меня своим поверенным — желательно, но необязательно. Согласно воле главы твоего рода я уже таковой. Но мне нужны от тебя ответы на некоторые вопросы.

Вообще — не вполне так. Точнее, если во время суда Жатец начнёт противным и дебильным голосёнком орать: «Не желаю я, чтобы моим поверенным был противный Потапыч, желаю сам за себя быть!» — судья меня вполне может послать. И заткнуть не бузящего придурка, а почтенного меня. А в случае с Курбичем это «может» будет гарантированно будет.

А на физиономии придурка (вот чудо-то!), сквозь обеспокоенность и офигевание пробилась мысль. И, в общем-то, логичная, на удивление, хотя чертовски несвоевременная. Выражалась она в зырках на мою почтенную персону, полных подозрения и сомнений. Потому что если вникнуть в нашу «историю знакомства» то, с точки зрения Жатича, выглядит всё так: он узнаёт от «заслуживающих доверия владетелей», какой злостный, гнусный и со всех сторон неприятный видом Михайло Потапыч. Как он прекрасных владетельниц жестоко насилует, подвергает мучениям моральным и физическим. Полыхает Жатич пуканом, узнаёт, что я в Собрании, и бешеным козликом сайгачит меня вызывать на поединок.

Видит меня, бежит… и очухивается с побитостью средней тяжести, в окружении слуг Собрания. Злостный видом срулил (несомненно, подло отметелив перед этим блааародного защитника безосновательного трёпа и идиотии), а Жатец ни хрена не помнит. Потом у меня находится орда защитничков и ситуация с жутким насильником Потапычем разъясняется (хотя что за гнусная скотина мне так подгадила — я до сих пор не знаю; кто-то из Лидари, корифейского прайда — всё, что известно). Но ключевой момент: ни хрена не помнит, очухивается после звиздюлей. Текущая ситуация, судя по всему, мне известному: Жатец идёт трахаться, девица готовая к употреблению, штанцы спущены… И очухивается в тюряге, с ощущениями звиздюлей средней тяжести, а то и тяжёлых. И перспективой вскоре мучительно сдохнуть в терновом кусте. Но главное — ни хрена не помнит. И тут появляется моя ехидная, почтенная, поверенная видомская морда. И вот гнетут отсутствие разума Жатеца сомнения, что вот я ему амнезией (и звиздюлями) гажу и намерен довести до смерти.