Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг - Страница 1

Серия «Скандинавский нуар»

Eva Björg Ægisdóttir

MARRIÐ Í STIGANUM

Перевод с исландского Ольги Маркеловой

В книге присутствуют упоминания социальных сетей, относящихся к компании Meta, признанной в России экстремистской, и чья деятельность в России запрещена.

© 2018 Eva Björg Ægisdóttir

© Маркелова О., перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Она видит его далеко не сразу – сперва только слышит. Когда он поднимается, ступеньки скрипят. Шаг за шагом, осторожно. Он старается ступать мягко, не хочет никого разбудить – пока что. Если бы по ступенькам ночью вот так же поднималась она, она дошла бы до конца лестницы бесшумно. А он так не может. Ему ступеньки не знакомы так же, как ей, он не знает, куда лучше ставить ногу.

Она снова крепко, до боли зажмуривает глаза. Дышит глубоко, ровно. Надеется, что он не услышит, как колотится ее сердце: так быстро оно бьется только у человека, который не спит. Не спит и при этом очень боится. Она помнит, как папа дал ей послушать свое сердце. Он побегал вверх-вниз по лестнице раз, наверное, сто, а потом позвал ее: «Слушай, – сказал он. – Слушай, как быстро сейчас бьется сердце. Это оттого, что, когда мы двигаемся, организму требуется больше кислорода, и сердце старается обеспечить его», – объяснил он. А она сейчас лежит неподвижно – и все же сердце у нее бьется сильнее, чем тогда у папы.

Он приближается к ней.

Звук, который издает последняя ступенька, знаком ей – точно так же как шорох ветра на крыше и скрип двери внизу, когда мама приходит домой. Под веками у нее возникают крошечные звездочки. Они кружатся перед ней – так непохоже на небесные звезды, которые движутся лишь изредка, да и то, если очень долго за ними наблюдать. Если повезет. А ей как раз не везет. Она вообще невезучая.

И вот она ощущает, как он встал над ней. Его дыхание – пыхтение, как у старика. До ее ноздрей долетает запах сигарет, и она понимает: стоит ей только поднять взгляд – и она увидит темно-серые глаза. Она машинально чуть-чуть натягивает одеяло, чтобы лучше спрятать лицо. Но сама она спрятаться не может. Вероятно, как раз это маленькое движение ее и выдало: он понял, что она не спит, а только притворяется. Как будто это важно.

Это вообще никогда не бывало важно.

Эльма не боялась. Но чувство было похожее: ладони вспотели, сердцебиение участилось. Также нельзя было сказать, что она нервничает. Нервничала она, когда ей надо было говорить на публике: тогда она краснела – и не только лицом (тогда красноту можно спрятать под слоем пудры), но и на груди и шее. Эти красные пятна были отчетливо видны.

Когда Эльма в десятом классе пошла на свидание с Видаром, она нервничала. Пятнадцатилетняя девчушка с пятнами на груди и слишком накрашенными глазами, которая украдкой выбралась вон из дому и надеялась, что родители не услышат, как за нею закрывается входная дверь. Она подождала его на углу улицы, и оттуда он забрал ее. Он сидел на заднем сиденье: сам был еще слишком молод, чтобы сидеть за рулем, – машину вел его друг. Они недолго ехали и едва успели перекинуться парой слов, как Видар прижался к ней и засунул свой язык ей в рот. Она раньше не целовалась, ей казалось, что этот язык большой и наглый, но она терпела. Друг вел себе машину, а они целовались – и она замечала, что он порой подглядывает за ними в зеркало заднего вида. Она позволила Видару щупать ее, но только в одежде, и притворилась, что ей нравится. Они тогда ехали по той же самой улице, по которой она ехала сейчас: в динамиках «Лайфхаус», в багажнике сабвуфер. «There’s nothing else to lose, there’s nothing else to find»[1]. Вспомнив прошлое, она содрогнулась.

Перед родительским домом тротуар потрескался. Она припарковала машину и какое-то время смотрела на эти трещины, представляла, как они становятся все глубже, все шире, пока ее «Вольво» в конце концов не поглощают зыбучие пески. Эти трещины были там со времен ее детства. В ту пору они, конечно, были меньше, но ненамного. А в синем доме напротив жила Силья, и они с ней часто играли на тротуаре. В одной из их игр самая большая трещина была гигантским ущельем, полным раскаленной лавы и языков пламени, которые тянулись к ним.

Сейчас в синем доме – который был больше не синий, а белый – жила семья с двумя мальчиками. Оба были светловолосые, со стрижкой как у маленьких принцев Валиантов. А где живет Силья, она не знала. В последний раз она разговаривала с ней года четыре назад. Или больше.

Она вылезла из машины и зашагала по направлению к дому. Перед тем как открыть дверь, она бросила взгляд на трещины на асфальте. Сейчас, более двадцати лет спустя, кануть в них казалось не такой уж плохой мыслью.

Несколько недель спустя

Проснулась Эльма от ветра. Долго лежала, глядя в белый потолок своей квартиры, и слушала завывание за окном. Когда она наконец вылезла из кровати, время было уже не раннее, и она едва успела машинально накинуть одежду и выбежать вон из дому, прихватив с собой банан, покрытый коричневыми пятнами. Едва она вышла, резкий холодный ветер тотчас принялся щипать ей щеки. Она застегнула куртку, надела капюшон и поспешила вперед. Тротуар в темноте освещали уличные фонари, и после ночного мороза весь асфальт искрился. Скрип ее шагов отдавался эхом в тишине: в то поздненоябрьское субботнее утро прохожих на улице почти не было.

Всего несколько минут назад вышла она из тепла квартиры и уже дошла до светло-серого здания, в котором находилась полиция города Акранеса. Эльма взялась за холодную дверную ручку и постаралась дышать ровно. Зайдя внутрь, она оказалась у столика дежурной, за которым пожилая женщина разговаривала по телефону. Ее светлые волосы были растрепаны, а лицо загорелое, как будто дубленое. Она выставила вверх указательный палец с красным маникюром, тем самым веля Эльме подождать.

– Йоуи, родной, я ему передам. Я понимаю, что мириться с этим нельзя, но в полицию на такое не заявляют, это же бродячие коты, так что я бы посоветовала тебе позвонить в ветеринарные службы… Йоуи… – Женщина слегка отдалила трубку от уха и послала Эльме извиняющуюся улыбку. – Ну, родной, я ничем не могу помочь. В следующий раз окно закрывай, когда в магазин выходишь… Да, я понимаю, что эти марокканские ковры стоят сумасшедших денег… Ну, Йоуи, мы с тобой позже побеседуем. До свидания, родной. – Она положила трубку и выдохнула: – На Нижнем Мысу от этих бродячих кошек просто спасу нет! Тот мужичок вышел на пару минут в магазин, а окно оставил открытым, – и к нему залез какой-то котяра, напустил лужу и навалил кучу прямо на старый ковер в гостиной! Не повезло мужичку. – Женщина покачала головой. – Но довольно об этом… Тебе я чем могу служить, милая моя?

– Да, здравствуйте. – Эльма откашлялась и вспомнила, что зубы она сегодня не чистила. На языке у нее до сих пор ощущался вкус банана. – Меня зовут Эльма. У меня назначена встреча с Хёрдом.

– Да, я тебя знаю, – ответила женщина, встала и подала Эльме руку. – Меня зовут Гвюдлёйг, но можно называть сокращенно: Гюлла. И ради бога, проходи в помещение. Куртку снимать не надо. Здесь в вестибюле ужасно холодно, я уже которую неделю жду, пока нам починят батарею, но у нашей полиции на такую роскошь явно средств не хватает, – устало проговорила она. – Как поживают твои родители? Они, наверное, рады, что ты вернулась в родной дом. Таков уж наш Акранес: здесь лучше всего на свете, и многие возвращаются сюда, когда понимают, что в столице жить не слаще. – Эту тираду Гюлла выпалила единым духом, без пауз. Эльма терпеливо ждала, пока она закончит.