Господин следователь. Книга 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 33

Литтенбрант меня сегодня здорово выручил. Компания-то подобралась разношерстная и тем для беседы не было. О погоде поговорили, о коронации государя-императора в минувшем мае. О чем еще говорить? Не о трупе же рассуждать? Об этом и на службе наговоримся.

Петр Генрихович, разумеется, повествовал об охоте. Снова в лицах показывал и полет утки, и то, как собака бросается в воду, чтобы притащить подбитую дичь.

Понимаю, старается для своей возлюбленной. Зато и всех остальных развлек. Поделился планами на декабрь — дескать, собираются они устроить большую облаву на волков. Серые нынче распоясались и обнаглели донельзя. Летом ярушку задрали, едва ли не на глазах у пастуха. А что зимой-то будет? Лет десять назад, когда волки расплодились, они даже на крестьянские дворы заявлялись, выискивая поживу. Умудрялись забираться на крыши скотных дворов и разрывали солому, чтобы добраться до коров.

Он уже списался с приятелями из Петербурга, да и местные охотники поучаствуют. Так что — пусть серые боятся и убегают куда-нибудь в Вологодскую губернию!

— Иван Александрович, не желаете составить компанию? — поинтересовался Литтенбрант. — Ружье я вам дам, снаряжение тоже.

— Думаю, вы и сами справитесь, — улыбнулся я.

Не скажешь ведь, что охоту не люблю, и охотников не понимаю. Но здесь, в девятнадцатом веке, охота не развлечение, а насущная необходимость.

— А зря, — авторитетно заявил Литтенбрант. — Вы много теряете. Представляете, сколько впечатлений? Ветер, ружье, запах дичи! И волк — это вам не заяц или лиса, зверь серьезный.

Петр Генрихович принялся рассказывать, как однажды на него вышел матерый волчище, а у него, как на грех, ружье оказалось незаряженным. Спасибо, что рядом оказался товарищ, успевший спустить курок.

— Я бы на охоту сходила, — вдруг заявила хозяйка.

Присутствующие мужчины с удивлением посмотрели на Наталью Никифоровну, а та, слегка смутившись и всеобщему вниманию, и своему заявлению, рассказала:

— Когда маленькой была, мы на Рождество к бабушке приехали погостить, в имение. Вот там, неподалеку от деревни, леса сплошные, тоже волки расплодились. У бабушки во дворе собака была привязана — на вид страшная, а сама добрая-добрая. Мы с Людкой — сестренкой моей, с ней играли, Жужкой прозвали. А ночью волки пришли. Выли так страшно! Мы все двери позапирали, жутко было — вдруг в дом ворвутся? И из мужчин никого нет. Папенька позже собирался приехать, а лакей старик старый, толку от него никакого. Всю ночь не спали, боялись. Утром вышли, а от Жужки лишь цепь с ошейником, да снег окровавленный. Людка вся изревелась, а мне этого волка захотелось встретить, что нашу собачку съел. Встретить, и застрелить.

— И что, в деревне охотников не было? — удивился Литтенбрант.

— Так я же говорю — Рождество, какие охотники?

Рождество — праздник для всех, кроме волков.

— Крестьяне зимой своих собак на ночь либо во двор запирают, либо в сени, — назидательно сказал исправник Абрютин. — Собака для волков — первый враг. Они вначале ее сожрут, а уж потом за скот примутся.

Все покивали, а потом пропустили еще по рюмке. Наверное, за помин души Жужки, съеденной волками.

— Наталья Никифоровна, охоту на волков для вас можно устроить, — загорелся сельский следователь. — Вы же в декабре собирались родню проведать, да и в Нелазском побывать… — Литтенбрант смутился — не ляпнул ли что-то лишнее, потом досказал. — Помнится, вы собирались деревянный храм осмотреть? Квартиру под ночевку вам подыщу поприличнее. Вон, у нашей вдовой попадьи дом большой, примет. И ружье у меня есть маленькое, аккурат, чтобы для ваших ручек подошло. И на один номер встанем!

Когда гости разошлись, Литтенбрант заявил, что задержится и поможет хозяйке вымыть посуду! Кажется, в мое время считается, что гостям мыть посуду не положено? Примета плохая или просто традиция? Если традиция, то сложилась недавно.

Мыть посуду — это вообще подвиг. Будь я на месте Натальи, вышел бы за сельского джентльмена замуж прямо сейчас, не откладывая.

Проводив всех гостей, кроме сельского коллеги, решил отправиться спать. Наталья сказала, что на ночлег Петр Генрихович пойдет в гостиницу, вот пусть и идет. Не провожать же его?

Не слушал, о чем там разговаривают Наталья Никифоровна и Петр Генрихович, заснул.

— Иван Александрович, Ваня, ты спишь?

Спросонок не сразу понял — что за привидение рядом с моей кроватью? А это Наталья Никифоровна, в одной сорочке, босая и со свечей.

— Наташ, ты чего? — вскинулся я. — Что случилось?

— Ой, подумала, что ты еще не спишь. Хотела посоветоваться. Но если спишь, то пойду, завтра спрошу.

— Так чего завтра? — зевнул я. — Сегодня спрашивай, все равно проснулся.

Наталья Никифоровна уселась на стул, спросила:

— Как думаешь, стоит мне на волков идти?

Фух, а я-то думал, что спросит — замуж ей прямо завтра идти, или, как собиралась, после разговора с родней? Если завтра — не слишком-то хорошо, но отговаривать бы не стал. Мне-то удобно и хорошо. И кухарка она отменная, и в постели с ней… Но свиньей быть не хочется. Женщине — по нашим меркам даже и молодой, да по здешним, далеко не старой, необходимо свою личную жизнь строить, иначе годы уйдут.

— Слушай, а ты сама-то хочешь идти?

— Когда Петра Генриховича слушала, про Жужку вспомнила, то хотела. А сейчас легла и подумала — зачем это мне? Мне и надеть-то на себя нечего.

— На охоту в юбке идти, пусть даже не в одной — задницу себе заморозишь, — согласился я. — А задница тебе пригодится.

— Иван, все бы тебе шутки шутить, — слегка обиделась хозяйка.

— Почему шутки? — хмыкнул я. — Думно на волков поохотится, наденешь подштанники. Наверное, от мужа остались, а то и мои возьмешь. И штаны тебе одолжу, или Петр Генрихович снабдит.

— В мужских штанах и в подштанниках? — с сомнением покачала головой Наталья.

— Кто тебя на охоте увидит?

— А Петр Генрихович?

— Ты же за него замуж собралась выходить — какая разница? В подштанниках ты будешь, без них, все равно увидит. Скажи-ка лучше — ты действительно хочешь на волков идти?

Наталья Никифоровна посидела, подумала, потом сказала:

— Ваня, а вроде, уже не хочу. Чего мне там делать? Стрельба вокруг, собаки лают, волки воют. А после охоты все мужики будут пьяными. И я в подштанниках.

— Тогда плюнь, — посоветовал я. — Напиши Литтенбранту или сама завтра скажи — мол, передумала.

— А что Петр Генрихович подумает?

— Он еще и рад будет, — сказал я уверенно. — Подумай — сколько хлопот доставишь, если придется тебя на охоту брать? Сама говоришь — волки пьяные, мужики нетрезвые. Он же из-за тебя с ума сойдет!

Посмотрев на Наталью, забеспокоился:

— Слушай, тебе не холодно? — Отодвинувшись, приподнял одеяло. — Забирайся ко мне. — Наталья слегка замялась, я похлопал по постели. — Ложись, приставать не стану, просто погрею.

Не выдержав, хозяйка юркнула ко мне под бок, я натянул на нее одеяло и крепко обнял. Холодная, как ледышка.

— Погреюсь, потом пойду, — сказала Наталья, прижимаясь ко мне.

— Угу.

— Ваня, ты же сказал — просто погрею… Вставать завтра рано. Ах ты, обманщик…

Всегда удивлялся и восхищался русским женщинам вообще, а Наталье Никифоровне в частности. Кажется, вчера засыпали в одно и тоже время, но я едва продрал глаза, да и то, благодаря будильнику, а моя хозяюшка успела и печь протопить, теперь хлопотала насчет завтрака.

Традиционный утренний ритуал — посещение удобств, умывание. Заодно решил проверить — как себя поведет подарок господ полицейских? Навел пену, намылил щеки и приступил.

Что тут сказать? Большой разницы между бритвой работы златоустовских мастеров, подаренной отцом, и аглицкой не заметил.

— Иван Александрович, а вы знаете, что ваш рыжий любимчик учинил? — с обличительными интонациями в голосе спросила Наталья Никифоровна, кивая на котенка, пытающегося атаковать пятку хозяйки. Замахнувшись полотенцем на рыжего, нарочито сердито проворчала: — У, злодей ушастый!