Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 58

— Вон там есть свободное местечко, — показал Тарик. — Как для нас запасено...

— Таричек... — произнесла Тами чуть смущенно. — А тут есть такие места, где и купаться приладисто, и лишних глаз нету? Надо мной смеяться будут — такая большая, а с бубликом плавает...

Действительно, с бубликами гордо плавали одни Малыши, и было их немного: бублик из тянучки — он же калач — дорогая забава, вроде мячиков-прыгунчиков (тот, что обрел в порту, Тарик подарил Дальперику, к несказанной радости Недоросля — его родителям не по кошельку такое баловство, далеко не все могут так детей тешить).

— Ну, это не загвоздка, — сказал Тарик, почувствовав себя настоящим мужчиной-покровителем. — Я эти берега на пару майлов в обе стороны знаю, все укромные местечки: и для рыбалки, и для купанья... Пошли вон туда, налево.

Шагать берегом пришлось едва ли не четверть часа, но долгий путь того стоил. В конце концов плеск и гомон утихли, остались далеко позади, и он привел Тами к одному из знакомых местечек: меж соснами — неширокий участочек песка, со стороны берега — густой кустарник, отцветающий бересклет, а река вовсе уж мелкая. На выстрел из лука тянется полоса разноцветной гальки, покрытая прозрачнейшей водой глубиной не больше ладони, и в ней шмыгают стайки крохотных вертких мальков, кое-где белеют пузатые

раковинки речных ракушек. Если знать места (а Тарик знал), можно в два счета набрать приличное ведерко. Они особенно вкусны, если потушить с луком и приправами...

Тами застыла у самой воды, неотрывно глядя на реку, прошептала прямо-таки завороженно:

— Красота какая... Первый раз такое вижу...

Человека нового и впрямь не на шутку впечатляло. Долиталь, самый большой приток протекавшего через столицу могучего Робатайля, здесь шириной не менее полумайлы, течение медленное, неостановимое, как бег Времени. На том берегу — зеленая лента леса, а на водной глади множество лодок речных рыбарей, для которых это не развлечение, а ремесло. Одни утыканы по бортам густой щетиной удочек и деревянными воротками протя-гов⁴², с других забросили сети. Все стоят на якорях — на рыбалку выходят с рассветом, когда рыба просыпается и отправляется по своим нехитрым делам, тут ее и бери умеючи. У многолюдного места, мимо которого Тарик и Тами прошли, рыбари держатся за незримым рубежом, пролегающим посередине реки и для непонятливых пловцов отмеченным через каждый томайл полосатыми красно-желтыми конусами бакенов с шарами светильников, которые зажигают с темнотой. Пловцы за них не заплывают, и дело не только в писаных регламентах ратуши: речные рыбари — народ жилистый и резкий, за Стражниками бегать не будут, сами разберутся (наверняка они, поймав Бабрата, пытавшегося изнасильничать девчонку, прежде чем отволочь его к Страже, вломили от всей души, а душа у них широкая). С «купальной» половины рыба давно уже ушла к другому берегу — себе на погибель. А здесь, в местах, похожих на это, купальщики редки, бакенов нет, а потому и рыбари сюда заплывают, только по неписаному уговору перетяги не бросают, чтобы не поранить острейшими крючками пловцов, и знатоки вроде Тарика рыбалят на удочку и собирают ракушки...

Тами развернула холстинку и достала свернутый вчетверо бублик. Тарик никогда не имел с ними дела, но штука нехитрая.

42

Протяг — перемет, он же перетяг.

Он быстренько невиданную прежде близко штуковину надул, плотно заткнул деревянной пробочкой на веревочке. Тами ненадолго ушла в кусты и вернулась в купальном платье из пестрого ситца. Тарик за это время не спеша разделся и натянул опять же ситцевые купальные труселя, только не пестрые (пестрое носят одни девчонки), а синие. Женские платья давно укоротились, летом и голые плечи повсюду, и вырезы смелые — все к этому давно привыкли, только иные старушки шипят вслед, поминая развратную молодежь (а иные, подобрее и побойчее, наоборот, сетуют, что во времена их молодости такого не носили), и провожают язвительными репликами не только молодых, но и зрелых матерей, годовичков Тариковой мамани...

Но вот касаемо купальных нарядов злоязычные старушки торжествуют. Нет ни писаных регламентов, ни даже негласок, но по каким-то загадочным причинам купальные платья спереди и сзади закрытые, с длинными рукавами, подолы прикрывают колени (во времена маманиной молодости, рассказала она, и вовсе достигали земли), а купальные труселя — натуральные штаны до колен наподобие исподнего. Худог Гаспер говорил когда-то: многое свершается толчком. Особенно в том, что касается одежды. Толчок — и подолы враз укоротились, распространились повсеместно сущим лесным пожаром. Толчок — и дворяне перестали украшать одежду бантами... (То и другое произошло к потаенной грусти торговцев тканями.) Так и здесь: случится некий толчок — и купальные наряды ужаснут тех самых вредных старушенций...

Но Тами и этот уродский наряд был к лицу — еще и оттого, что (наверняка с умыслом) скроен и сшит так, что откровенно обтягивал чудесную фигурку, ничуть не противореча тем самым «загадочным причинам», а подол излажен колокольчиком так, что при каждом шаге взлетал над круглыми коленками.

Притворяясь, будто не замечает восхищенного взгляда Тарика, Тами подошла, легко переступая босыми ножками, и с деланым изумлением провела кончиками пальцев возле багровых пятен

на груди Тарика, крайне напоминавших отпечатки жемчужных зубок:

— Откуда у тебя такие боевые шрамы?

— Озорничала ночью одна прекрасная фея...

— А если ночью фея опять начнет озорничать и оставит новые боевые шрамы? — прищурилась Тами. — Будешь грустить?

— Ни капельки, — сказал Тарик. — Лишь бы...

— Милый, я все понимаю и никогда не теряю головы совсем уж напрочь, — заверила Тами с обещавшей многое улыбкой. — Родители не увидят и насмешливо смотреть не будут. А вот ты был чересчур напорист... — Она коснулась пальцами ямки под ключицами, потом провела ими над грудью. — Ты, конечно, не заметил, что я надела платье без выреза, и плечи закрыты. Ну да, эти мужчины... И еще несколько дней буду ходить как монашенка. Дядя ничего не скажет, и никто ничего не скажет, но ведь если я надену обычное летнее платье, все поймут и будут улыбаться за спиной. И прощай моя репутация благонравной девочки...

Однако в ее веселом голосе не было ни укоризны, ни сожаления, и Тарик, приободрившись, заверил:

— Впредь буду бережнее...

Невольно шагнул к ней, но Тами гибко увернулась, отступила на шаг и подняла руки над головой:

— Лучше помоги мне надеть бублик...

Ах, как ее грудки натянули тонкий ситец! Прямо-таки героическим усилием воли Тарик превозмог себя, поднял тугой бублик и осторожно уместил его на тонкой талии, каковую забава для богатеньких и охватила плотно. Убедившись, что бублик сидит прочно, Тарик поднял свою одежду, башмаки и пояснил:

— Я мигом, положу рядом с твоей. А то еще забредут какие-нибудь шутники, увидят, что там только девичья одежда, и прятать примутся...

Мигом обернулся, и они вошли в воду, нагретую полуденным солнышком, особенно на мелководье: Тарик — с привычной поспешностью, Тами — осторожно. Теплая спокойная вода Долиталя

поднялась до лодыжек, до колен, до бедер, подол платья Тами всплыл колоколом, но опал, когда она зашла поглубже. Тами переступала очень осторожно, хотя должна была убедиться, что окатанная галька босые подошвы не колет и не поранит. Приостановилась, глянула на Тарика чуть удивленно, прямо-таки по-ребячьи:

— Течение чувствуется, давит, но очень легонечко. На озерах никогда такого не было...

— На то и река, чтобы течение, — ответил Тарик, вновь ощутив себя защитником и покровителем. — У берега оно совсем слабенькое, быстрина только на середине... Ну-ка, сделай, как я!

Стоя по пояс в воде, он рывком бросил тело вперед, без всплеска и брызг нырнул умело, на миг уйдя с головой, и тут же появился на поверхности, без труда, скупыми гребками держась на воде. Подражая ему, Тами рывком кинулась вперед, шлепнулась, подняв тучу брызг, и тут же взвизгнула в непритворном испуге.