Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 48

...В другое время (ведь папаня и маманя видели его с Тами) не обошлось бы без вопросов с подначкой и беззлобных шуточек, хоть и недолгих. Однако не то сейчас царило настроение. Никак

35

Брилетон — соседняя планета, расположенная ближе к Солнцу.

нельзя сказать, чтобы все трое были так уж угрюмы (а у Тарика все прочие чувства оттеснило приятное нетерпеливое ожидание), но случившееся на Плясовой к веселью, безусловно, не располагало. Папаня вернулся домой через час после Тарика, был невесел и за ужином вместо обычного пива осушил две добрых чарки вишневой водочки. И рассказал то, чего Тарик с маманей еще не знали.

Получилась смесь печального и радостного...

Кроме барона Лайтока, внезапная смерть настигла еще литаврщика Бередека — так уж ему не свезло, что он напоролся грудью на длинный зазубренный обломок балясины перилец, самое настоящее дикарское копье без наконечника, пронзившее его насквозь, как жука на булавке, и на добрый локоть вышедшее из спины. Четверо поломались тяжело, еще у трех вдобавок случились опасные проломы черепов. Пока их не осмотрели лекари в лечебнице, невозможно сказать, насколько это опасно для жизни. Остальных четверых Создатель хранил: один сломал руку, а поскольку тот был трубачом, то и дальше, залечившись, сможет исправно заниматься прежним ремеслом, как и сломавший ногу мастер игры на гитарионе. И еще двое отделались вовсе уж легко — многочисленными ушибами. Они ушли домой своими ногами, пусть и в синяках, ссадинах и кровоподтеках.

Родители ни словечком не касались возможных причин происшедшего. Говорили оба, что все это очень странно, но очень быстро перестали это обсуждать, когда папаня вспомнил прошлые случаи, разве что не на улице Серебряного Волка, когда точно так же рушились и лавки, и целые галереи: орда жуков-древоточцев постаралась, изъела столбы, перила и кровли, иные как раз дубовые. Правда, это было давненько...

Тарик не удержался, спросил нарочито безразлично, видел ли папаня на обломках следы извилистых ходов древоточцев — они ведь заметны, словно пятна грязи на чистой скатерти. Папаня раздраженно ответил: всем было не до того, чтобы приглядываться: вытаскивали из кучи обломков покалеченных, стараясь делать это как можно осторожнее — обломки порой громоздились затейливо,

будто палочки при игре в бирюльки, — и бережно носили их: кого в повозку, кого домой. Уносили мертвых (над которыми призванный все же отец Михалик прочитал, как полагается, «печальное напутствие»), потом сносили обломки в две большие кучи. Где тут было приглядываться? Завтра Старейшина пошлет за Анжинером, тот тщательно все осмотрит, поговорит с очевидцами и музыкантами, пострадавшими меньше всех, и, как человек ученый, умственный, что-то да определит...

Мелькнула мысль якобы невзначай навести родителей на разговор о ведьмах. Он читал кое-что у студиозуса Клемпера, с некоторых пор ставшего натуральным летописцем улицы Серебряного Волка. Через год — памятная дата со дня заложения улицы, крайне благоприятное число: три дюжины на дюжину. Хроники здесь вели с того самого времени, но вразнобой, своим хотением, а не поручением, так что получилась груда из десятков трех рукописей, писанных самыми грамотными в свободное время. Два месяца назад, когда Клемпер сидел в «Уютном вечере» с двумя Старшинами, зашел разговор о памятном дне и о хрониках, и в конце концов Клемпе-ру — человеку знающему, обучавшемуся изящным искусствам — предложили написать на основе этих хроник и архива улицы полную хронику, отбросив незначительные мелочи и оставив рассказ о примечательных событиях: печальных, радостных и любопытных. И Клемпер загорелся. От платы он отказался, заверив, что у него есть знакомый печатник, и он заработает на книжке кое-какую денежку (против книжки Старейшины ничего не имели, совсем даже наоборот). Он попросил только снабдить его перьями, бумагой и чернилами — их потребуется немало, а он дворянин старинного, но небогатого рода, так что родители содержание поневоле выдают скудное (он не стал вдаваться в подробности, но Тарик-то знал: небольшую денежку Клемпер прирабатывает, сочиняя зазывные вирши для торговцев, какие приказчики по старому обыкновению распевают в людных местах). Его пожелания выполнили, а вдобавок без платы снабжали провизией и вином, следя, чтобы количество вина не пошло в ущерб делу. Работа спорилась, уже сделанным

Старейшины довольны, и никто не сомневается, что книга выйдет к сроку, — к зависти остальных улиц Зеленой Околицы, которые до такого не додумались...

У Клемпера Тарик и прочитал недавно о случае, когда последний раз на улице Серебряного Волка объявилась ведьма, тридцать два года назад. Точно так же, как совсем недавно старуха Тамаж, она купила выморочный домик, прикинувшись безобидной пожилой вдовушкой бакалейщика, продавшей лавку после смерти мужа от удара и переселившейся на Зеленую Околицу, где жизнь во многом легче и проще и уж, безусловно, дешевле, чем в Городе.

Хорошо еще, что ведьма оказалась слабосильной, однако три с лишним года пакостила мелко, но безостановочно: насылала на детей грыжи и простуды, а на тех, кто постарше, — хвори (не смертельные, но досадные и требовавшие долгого лечения), морила домашнюю птицу (далеко не с таким размахом, как произошло с дядюшкой Ратимом) и разную живность, ссорила влюбленных и супругов, до того живших в мирном согласии. Лошади хромали, собаки бесились — да много чего происходило... В конце концов ведьма была неопровержимо уличена, схвачена Гончими Создателя и побрела на костер. Вот только ни словечком не поминалось, каким именно образом ведьму обнаружили и изобличили. Написано было: «В конце концов была неопровержимо уличена», — и ничего больше.

Можно поговорить с теми, кто помнит те времена, — их немало на улице Серебряного Волка, а такое не забывается. Должен помнить и отец Михалик, здешний уроженец, — в тот год, двадцати с небольшим, он уже стал младшим причетником. Но это задача грядущих дней, а пока следует промолчать — родители ни словечком о ведовстве не заикнулись, а ведь папаня непременно рассказал бы, схли бы у них на Плясовой зашел разговор...

Что любопытно, Тарик пришел к выводу, что родители и сегодня собираются предаться ночным игривостям. Папаня на сей раз на гитарионе не играл и не пел (ну понятно, не тот нынче вечером настрой) и маманю не допекал шаловливо руками, но взгляды

говорили сами за себя, да и маманя снова оставила мытье посуды на завтрашнее утро, что дополняло сложившуюся догадку...

Так что Тарик покончил с ужином первым и направился к себе в комнату, успев услышать, как маманя объявляет Нури, что работы для нее на сегодня больше нет и она может уйти в свою комнатушку, — ну да, все как в прошлый раз...

Тарик приобрел кое-какой опыт свиданок с девчонками, а потому действовал привычно. Тихонечко выйдя во двор и убедившись, что лампа в родительской спальне горит, но занавески задернуты плотно, на цыпочках пробрался в баньку. Стараясь не производить шума, нагрел ушатик воды до теплоты и тщательно вымылся весь. Вернувшись к себе, надел не праздничную, но свежестираную одежду и носки. Старательно разжевал большой шарик аптекарского снадобья для освежения и благоухания дыхания, выплюнул в ведро влажную кашицу. Все приготовления закончены, до урочного часа остается не так уж много, но минутки ползут, как сонные черепа-хиусы...

Он сидел у окна, выходящего в дикое поле и на Серую Крепость. В общем-то, и у него, и у Тами имелись дома часы, так что свободно можно было назначить определенное время, но Тами, скорее всего, тоже читала любовные голые книжки о старинных временах, когда люди еще не придумали часов и влюбленные назначали свиданки, примеряясь к движению небесных светил. Так и в самом деле гораздо красивее, вот только с одинаковым нетерпением следишь что за стрелками часов, что за перемещением светил: те и другие, представляется, равно медлительны — разница только в том, что часы можно заподозрить в неисправности, а со светилами так не получится...