Небо в кармане 2! (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 47

Издевательство над моим организмом заканчивается не скоро. Консилиум ещё какое-то время находится в палате и обсуждает результаты осмотра. Что именно, понять сложно, в таком быстром темпе латиницу я не усваиваю. Выхватываю общий смысл, и он меня откровенно радует — ускоренными темпами иду на поправку!

Рано или поздно заканчивается всё, пришло время и этому осмотру. Господа в белых халатах вышли вон, и тут же дверь снова приоткрылась. Новый визитёр у меня, но это тот визитёр, появления которого я так долго ждал. Не так, конечно, как санитарочку с обедом, но всё же, всё же. Наконец-то господин Паньшин объявился…

— Ну как вы тут? — спрашивает, прежде чем войти.

— Да вы проходите, Александр Карлович, не стесняйтесь. Да и стесняться здесь некого, все свои, — улыбаюсь компаньону.

— А вас Государь соизволил ли навестить? — бочком-бочком просачивается в комнату Паньшин. Осматривает палату, меня, замечает Георгия на пижаме. Вздыхает, аккуратно садиться на стул. — Соизволил, как вижу.

— Вот, наградил за доблесть и храбрость, — говорю очевидное. — К вам тоже заходил?

— Заходил, — опять тяжко вздыхает Паньшин и косится на мою награду. — Да только меня в палате не было.

Вон оно что. Прозевал Александр Карлович визит столь важной персоны, не удостоился награждения из рук императора и оттого завидует мне сейчас уж не знаю какой, белой или чёрной, завистью. Надо бы его подбодрить для начала:

— Ничего, не горюйте. Наградят и вас, никуда не денутся. И государя ещё не раз увидите, — говорю страдальцу. И добавляю. — Если, конечно, рядом с нами будете.

— Вы думаете? — приободрился адвокат. И спохватывается. — Конечно же, рядом. Куда я от вас теперь денусь…

Как-то это нерадостно прозвучало. Надо бы разобраться, что там за тараканы в его голове поселились?

Но и разбираться не понадобилось, Александр Карлович тут же признался:

— Вот только находиться рядом с вами, Николай Дмитриевич, с каждым разом становится всё опаснее и опаснее. То пожар в усадьбе, то авария с самолётом и посадка в чистом поле, то вот это. А у меня жена, дети. Кто о них позаботится, если со мной что-то случится?

— Ничего, не печальтесь, больше ничего плохого с вами не случится, — ободряю беднягу. — И вообще, скоро всё наладится. Государь выделяет нам помещение на Путиловском заводе. Кстати, а где вы были всё это время? Не заходили ко мне, не навещали?

— Времени попросту не было, — отвечает наш поверенный. И начинает рассказывать. — Вы уже знаете, что самолёт ваш ГАУ передали?

— Знаю, — осторожно киваю головой и тут же морщусь от боли. — Как знаю и тот факт, что вам за него полностью заплатили. Но я ничего плохого в этом не вижу. Что вас так обеспокоило?

— Ну и хорошо, что знаете, — ёрзает на стуле Паньшин и усаживается поудобнее. — А запатентовать? Мы же с вами договаривались, что сначала подаём прошение на получение привилегий и только потом отдаём самолёт. А тут вон как получилось. И пришлось мне в срочном порядке заниматься нашими делами. Надеюсь, я всё правильно сделал?

— Конечно, правильно, — восклицаю.

— А деньги? Их же нужно было в банк положить!

— На чей счёт?

— Пока на счёт вашего папеньки, — разводит руками Паньшин.

На папенькин, значит, на папенькин, — не вижу в этом ничего плохого. Лишь бы не на свой. И дело не в том, что я ему не доверяю…

Впрочем, кому я тут вру? Конечно же, не доверяю. Да я тут вообще никому не доверяю! Себе если только, да и то изредка. «Ибо слаб человек…»

Внимание привлёк шум в коридоре. И даже смех раздался. Впрочем, смеялись там недолго, тут же знакомый докторский рык оборвал развеселившихся больных, и наступила тишина. Лишь неясные тени быстро промелькнули за матовым стеклом двери. Наверное, больные по палатам разбежались, чтобы под горячую докторскую руку не попасть. А то выпишет чего-нибудь этакого, и вообще надолго о смехе забудешь. Потому что как только рассмеёшься, так сразу на горшок и помчишься. В надежде не опоздать…

Только было собрались с Паньшиным наш увлекательный разговор продолжить, как дверь снова заскрипела. Александр Карлович оглянулся, ну а мне и оглядываться не пришлось. Так, глаза скосил в сторону, на очередного любопытного выздоравливающего.

Кто, как не выздоравливающий будет любопытство своё тешить? Больному оно не нужно, больному лишь бы не болело.

Дверь ещё сильнее приоткрылась, и в комнату величаво и торжественно вплыл огромный букет цветов!

Остановился прямо посередине прохода между койками, затоптался на месте. Да не букет затоптался, а тот, кто его нёс! Смотрю на ноги в точно такой же пижаме, что и на мне сейчас надета и недоумеваю. Нет, понятно, что попросили передать. Но… Цветы? Мне?

— Вот вы где! — мы с Паньшиным одновременно оторвались от созерцания этого огромного букета и наконец-то обратили внимание на остальных гостей.

Вот так и теряем мы лучших товарищей! Это я про себя, если что. Сначала отвлекающий фактор срабатывает, а потом делай с клиентом всё, что хочешь. Не только Александр Карлович, но и я, грешный, настолько был ошеломлён этими цветами, что напрочь позабыл о контроле. И прозевал остальных гостей.

Буквально за букетом оказалась наша знакомая блондинка Анна Алексеевна. Стоит, улыбается нам. Или мне? Да какая теперь разница! Главное, улыбается, ну и локоток в перчатке батистовой в сторону отставила. Рядом с ней тающий от близости с такой женщиной мой лечащий врач стоит, этот самый локоток рукой своей поддерживает. За ним углядел край такой же огромной, как и букет, плетёной корзины с крышкой. Кто уж её держит, не рассмотрел, не до того стало.

Из-за спин гостей санитарка показалась, протиснулась вперёд с кувшином, букет отобрала и в этот кувшин определила. А ведь кувшин тот я знаю, из него больных моют! И обмывают, так думаю.

Последняя догадка отрезвила, заставила прийти в себя и подтолкнуть рукой Паньшина.

— А? что? — встрепенулся мой компаньон и вскочил. Да так резво он это проделал, что стул покачнулся, не устоял и с грохотом опрокинулся на пол.

— Виноват, — кинулся поднимать упавший стул Паньшин и столкнулся с санитаркой.

Та от толчка чуть было не опрокинула кувшин с цветами, от растерянности чертыхнулась, смутилась, попятилась назад и наступила прямо на ногу Анне Алексеевне.

Девушка взвизгнула, в санитарке-то весу явно больше шести пудов было, отпрыгнула назад, а врач растерялся и не успел локоток отпустить из своих цепких ручек.

В общем, Анна Алексеевна падает боком на кровать, на неё сверху валится доктор, над ними нависает красная как помидор санитарка, и позади в проходе толпятся больные. Ах, да, ещё и корзина присутствует. Этой корзиной, словно щитом, носильщик от растерявшейся или рассердившейся санитарки прикрывается!

Выставил её перед собой и пятится к выходу, выдавливая в коридор собравшихся за его спиной.

Тут и доктор опомнился, в себя пришёл, подскочил. Правда, для этого ему пришлось на Анну Алексеевну опереться. Мне уж не видно было, на что именно он там опирался, но когда оба оказались на ногах, то вид был у них очень, очень смущённый…

Палата очистилась в два счёта. Исчезли все, кроме Паньшина, Анны Алексеевны и корзины с букетом. И даже дверь без скрипа затворилась.

Я лежу, стараюсь не рассмеяться. Потому что прекрасно представляю последствия такого смеха — мне же больно будет!

Катанаева стоит, взгляд переводит с меня на Паньшина, с Паньшина на букет, с букета на корзину. Правда, пришла в себя очень быстро, надо отдать ей должное. И румянец с лица улетучился, словно его и не было.

— Вы не поможете? — обращается к Александру Карловичу и показывает ему на корзину.

— Конечно! — компаньон первым делом упавший стул поднимает, отставляет его в сторону, чтобы под ногами не путался.

И только после этого поднимает корзину. Судя по его покрасневшей и напрягшейся физиономии, корзина не лёгкая.

— Вот сюда поставьте, — указывает пальчиком фрейлина государыни-императрицы на прикроватную тумбочку.