Боксер 3: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 21

Моя собеседница не ответила, молча собирая вещи в приготовленную сумку.

— Значит, так, — игриво, но твердо сказала она, закончив свои сборы. — Ты меня видел голой, просто так эти шутки не проходят. Теперь ты мне должен.

— Должен? — изумленно протянул я. — Это что же? Денег, что ли?

— Вот еще, — фыркнула она и задумалась. — За свои поступки надо отвечать, говоришь? Ну что же. Никто тебя за язык не тянул.

— Под товарищеский суд меня отдашь? — попытался пошутить я.

Девица же наклонила свою красивую головку и с интересом посмотрела на меня.

— А ты смешной, — сказала она. — Да, под товарищеский, ага. К твоим товарищам вон сейчас тебя отведу, и пусть они тебя судят.

Я невольно усмехнулся, представив себе глаза этих «товарищей».

— А знаешь, что? — невозмутимо продолжала девушка. — Я давно хочу себе большую морскую ракушку. Такую, чтобы как минимум с кисть руки размером, а можно и больше. И чтобы вот так прислонил ее к уху, а там море было слышно.

Девчонка изобразила, как она прислоняет ракушку к уху, и мечтательно зажмурилась. Лицо её расслабилось и перестало фонить ехидцей, так что я залюбовался.

— А на кой-она тебе? — задал я глупый вопрос.

— Скажешь тоже, — от моего вопроса она как будто снова вернулась в реальность. — Что значит — на кой?

— Ну… все-таки это не самая распространенная вещь, — попытался вывернуться я. — Девчонкам обычно цветы дарят, там… ну, что-то еще…

— Цветы, — смешливо передразнила она меня и пояснила: — Я в прошлом году на море была, с родителями. И там этих ракушек! Но большой я почему-то так и не нашла, только маленькие. А я теперь хочу большую, чтоб больше, чем у всех, была. И не из магазина сувениров, а чтобы прямо с моря. Понял?

— Теперь понял, — кивнул я. — Найду.

— Прямо так уж и найдешь? — переспросила девица насмешливо и недоверчиво одновременно.

— Найду, — уже более уверенно повторил я. Почему-то я уже знал, что действительно найду ей эту чертову ракушку. Хотя и слабо представлял, где мне предстояло заниматься этими поисками — всё-таки мы не в Ростове. — Только ты оставь мне свой телефончик. У тебя он есть?

— Это еще зачем? — сощурилась моя новая знакомая.

— Ну как же зачем? — с жаром ответил я. — Вот, допустим, найду я тебе твою ракушку, а как я ее тебе отдам?

— Захочешь — найдешь, — кокетливо сверкнула она своими красивыми глазками. — Ты же сможешь ракушку найти? А уж если найдешь ракушку, то и меня разыщешь.

Пока я соображал, как я буду искать и то, и другое, она поправила платье, взяла сумку и, послав мне воздушный поцелуй, убежала куда-то в противоположную от нашей сторону берега.

— Ну все, пока, жду ракушку! — донеслось до меня как будто с опозданием.

Я развернулся и медленно зашагал к своим. Что за напасть еще такая на меня навалилась? Вот же Сеня, вот же массовик-затейник, а? «Пойдем на голых девок посмотрим». Что я там не видел? А теперь вот ломай голову с ее ракушкой… Нет, конечно, все это было как бы в шутку, и тон ее был не таким уж и серьезным, а, скорее, откровенно игривым. Наверняка, если мы случайно столкнемся где-нибудь, скажем, через полгода, то она меня и не вспомнит. В конце концов, вокруг такой красотки всегда вьется куча разных пацанов — поди запомни, что она кому говорила. В этом возрасте разум обычно сильно отстает от эмоций и инстинктов, а юные барышни — сами по себе существа гиперэмоциональные.

Но почему-то мне теперь очень хотелось найти ей этот подарок, а потом — обязательно разыскать ее саму. Черт, мне же нужно тренироваться, готовиться к будущим выступлениям, а теперь еще, получается, и бегать по всей Москве в поисках привета с Черного моря?

— Михаил, ну где ты ходишь? — недовольный голос Антона Сергеевича вернул меня к реальности. — Мы только тебя все и ждем! Уже хотели разделиться и идти тебя искать!

Я поднял голову и увидел, что наш костер потушен, вся посуда собрана, а динамовцы во главе с тренером стоят с велосипедами в руках и выжидательно смотрят на меня.

— Да, извините… я сейчас, — невпопад ответил я, и, оседлав единственный лежащий на земле велосипед, поехал впереди всех.

Вечерняя Москва мелькала по сторонам то и дело зажигающимися огнями. Люди спешили домой после рабочего дня, входя в стеклянные двери станций метро и выходя из них и заполняя собой автобусы и трамваи. По старой привычке я готовился увидеть ярко освещенные витрины допоздна работающих магазинов, ресторанов и ночных клубов. Видимо, память о той жизни меня будет преследовать еще очень долго. Хотя пока что она мне только помогает — что ни говори, а жизненный опыт штука полезная. Еще бы подсказала вот, где мне найти ракушку этой взбалмошной девчонке.

«Ладно», — думал я, с усилием накручивая педали на своем железном коне. «Чего я так завелся с этой ракушкой? Сейчас приеду в общагу, отдохну, потом ночью посплю хорошенько, и наутро уже будет ясно, как мне быть. Если, конечно, этот Бабушкин опять выступать не начнет. А если и начнет — значит, заодно вечерняя тренировка мне будет».

Но в общаге меня ждал сюрприз. Еще при входе вахтерша посмотрела на меня как-то странно.

— Встречай гостей! — сказала она интригующим тоном. Правда, я не обратил особого внимания на эту реплику. Мало ли что она там имела в виду — сидеть весь день в этой вахтерской клетушке тоже так себе развлечение, некоторые вообще воображаемых собеседников придумывают. Но когда я открыл дверь в нашу комнату, то понял, что это были не фантазии пожилой вахтерши и не ошибка моего слуха.

На моей кровати сидел отец и сосредоточенно забрасывал мои вещи из тумбочки в чемодан с таким видом, как будто меня тут и вовсе не было. Честно сказать, я не любил, когда моими вещами распоряжается кто-то, кроме меня. Но тут возмущение пришлось запрятать подальше.

— Папа? — растерянно сказал я, впервые, кажется, назвав так этого человека рефлекторно, без предварительного продумывания своих слов. — Что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? — недобро усмехнулся отец. — Это ты что здесь делаешь!

— В смысле? — не понял я. — Я же теперь в «Динамо», тренируюсь, это моя кровать, я здесь живу, вот сейчас на рыбалку с ребятами ездили…

— Ну что, потренировался? Пожил? Поносил этот свой значок? Теперь все, давай собирайся и поехали домой. Хватит дурью маяться, — отец, кажется, был настроен весьма решительно — теперь он вскочил и начал мерить шагами комнату. Хорошо еще, здесь не было Бабушкина с его водкой.

Тут уж молча не обошлось бы, то-то шум бы поднялся.

— Зачем? — все еще не понимал я. — У нас что-то случилось?

— Случилось, да, — зло ответил отец. — Мой сын с ума сошел. Может, тебя действительно врачам показать? Психиатру, например…

— Да каким еще врачам? — взорвался я. — Ты вообще о чем?

— О чем? — возмущенно воскликнул он. — О том, что ты себе хочешь всю жизнь перечеркнуть! Ты понимаешь, что ты шел на серьезный шахматный уровень? Ты понимаешь, кем ты можешь стать и от чего ты отказываешься⁈

Я несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Сейчас важно было не наговорить глупостей и не наломать дров.

— Пап, давай присядем, — уже спокойнее сказал я.

Отец с сомнением поглядел на меня, но все-таки сел обратно на кровать.

— А теперь, пожалуйста, выслушай меня, — начал я. — Просто выслушай, что я скажу. Ты ведь высказывал свои мысли, теперь дай я тебе выскажу свои.

Я посмотрел отцу в глаза, как бы убеждаясь, что он меня услышал. В его взгляде по-прежнему читалось сомнение, но все же он, по-видимому, был согласен на разговор. Видимо, в моей интонации было что-то убедительное.

— Понимаешь, пап, — начал я. — Вышло так, что у тебя в жизни не получилось добиться высоких результатов в шахматах. Не обижайся, — поспешно добавил я, увидев, как меняется отцовское лицо от этих слов. — Ну просто это так и есть. Ты не виноват, так получилось. Но эта мечта в тебе живет, где-то очень глубоко внутри, и теперь ты пытаешься реализоваться в этом спорте через меня. Тебе кажется, что если я стану чемпионом по шахматам, то и ты будешь, наконец, удовлетворен. Но ведь если…