Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 88

Для того чтобы развивать резанувшую душу тему про «ущербных женщин», я был уж слишком расслаблен, поэтому пришлось таращить глаза:

— Нагло⁈ Я⁈

Меньшица плотоядно облизнулась, невероятно женственно прогнулась в пояснице, как бы невзначай продемонстрировав роскошную грудь, и медленно сдвинулась назад:

— Ну… сейчас наглость проявлю я… но потом потребую, чтобы ты ответил тем же… и не один раз…

— Постой-постой! — торопливо выдохнул я, понимая, что меня вот-вот снова поглотит пламя желания. — К завтрашнему утру на моем лице должен появиться какой-нибудь очень заметный шрам!

— Хоть три! — пообещала Дарующая и «наглым» движением бедер лишила меня возможности соображать…

…Вопреки обещаниям Вэйлька «украсила» мое лицо не тремя, а двумя шрамами, заявив, что так будет «красивее». Один был косым и тянулся от левого глаза вдоль угла рта почти до середины подбородка. Второй был вертикальным и шел от линии роста волос над левым виском и до нижнего края щеки. При этом оба выглядели достаточно старыми: по моим ощущениям, первому «было» порядка четырех лет, а второй можно было получить не менее года тому назад. И назвать их незаметными было сложно: «из-за криворукости шивших меня коновалов» рубцы получились грубыми и неаккуратными, а рот стал постоянно кривиться в крайне неприятной усмешке.

Вдоволь налюбовавшись своим отражением во время умывания, я вернулся к ложу и похвалил меньшицу за отлично проделанную работу. А потом был озадачен просьбой:

— Не хочу казаться«инеевой кобылицей»! Хочу стать ею по-настоящему, то есть, превратиться в воительницу, которой ты не только сможешь доверить спину, но и захочешь это делать даже без особой необходимости. Упорства мне не занимать, измениться я смогу так, как тебе заблагорассудится, значит, все упирается в твое решение и время, которое ты сможешь мне уделять.

То, что это решение вполне осознанно, я слышал — девушка предусмотрительно пробудила Дар и дала мне такую возможность — поэтому на уровне эмоций дал понять, что не только согласен, но и горжусь такой супругой. А «на словах» позволил себе пошутить:

— А кто мне будет рожать здоровых детей?

— С двумя Дарующими в семье о здоровье детей можешь не задумываться… — без тени улыбки ответила Вэйлька. — Но, в любом случае, первой, как и положено старшей жене, родит Майра, а потом как договоримся. Кстати, с теми возможностями, которые я обрела благодаря тебе, случайных беременностей можешь не бояться.

— Кстати, о беременностях… — нахмурился я, вспомнив реплику Оланны ар Лиин. — Мне тут недавно напомнили о том, что Тина бесплодна.

— Нашел, о чем беспокоиться! — отмахнулась меньшица и сладко потянулась: — Все твои женщины абсолютно здоровы. И будут здоровы, пока живы я и мама… ой, я и моя младшая сестричка!

Порадовав девушку очередной приятной эмоцией — чувством глубочайшей благодарности — я начал воплощать в жизнь озвученную ею мечту. Предельно добросовестно — то есть, учил так, как когда-то меня учил отец. Хотя нет, не так: я не рассказывал о стойках, перемещениях и движениях, а показывал их в пределах пробужденного Дара, стараясь как можно точнее дать супруге почувствовать сначала правильное исполнение, а затем и все основные ошибки. Потом Вэйлька давала мне возможность слышать ее ощущения и повторяла новое до тех пор, пока не добивалась идеального исполнения. Или, если что-то не получалось, начинала изменение, которое должно было ей в этом помочь.

Такой подход к продвижению по Пути Меча выглядел убийственно непривычным. Зато позволял убирать ошибки сразу после их появления и запоминать движения такими, какими они должны были стать в результате многомесячных тренировок. Да, конечно же, для того чтобы вбить в ноги что-либо из того, что я показывал, все равно требовалось время. Но куда меньшее, чем при обычной передаче знаний от учителя к ученику.

Само собой, новыми знаниями я Вэйльку не заваливал — дал почувствовать то, чему буду учить, «в общем», заставил хорошенько постараться, запоминая несколько простеньких движений, а последние пару колец вынуждал выкладываться до предела, отрабатывая то, чему она научилась еще на заимке. При этом добивался сначала чистоты исполнения связок, и лишь потом — скорости, но все равно к концу тренировки был приятно удивлен как успехами ученицы, так и добросовестностью, с которой она занималась…

…На Хейзеррский тракт мы выбрались в самом начале третьей стражи и очень быстро прочувствовали все особенности нового статуса. Если на отряд из двух благородных дам и четырнадцати воинов сопровождения встречные-поперечные старались даже не смотреть, дабы не огрести проблем на пустом месте, то к нам, паре молодых и на первый взгляд не особо опытных наемников, цеплялись чуть ли не все. Нет, задирать не задирали. Но встречали и провожали шутками на грани приличий, спрашивали дорогу, выясняли, насколько безопасны следующие два, пять или десять перестрелов и частенько предлагали работу. При этом большинство шутников, любопытных или возможных работодателей пожирали взглядами Вэйльку, а ко мне обращались только для того, чтобы иметь возможность чуть подольше любоваться ледяной красавицей.

Еще «веселее» стало вечером, когда мы въехали на придорожный постоялый двор «Два топора», оставили лошадей на попечение конюха, увешались переметными сумками и ввалились в обеденный зал. Сидевший лицом к входной двери охранник купеческого каравана, увидев обтянутые штанами бедра Дарующей и ее же весьма выдающуюся грудь, восхищенно присвистнул. И, тем самым, привлек к нашей парочке внимание еще четырех десятков мужчин, насыщавшихся или расслаблявшихся после целого дня пути по жаре. Большая часть сидевших справа от нас и еще не утопивших в кубках с вином способность соображать увидели серьгу и ограничились парой-тройкой ударов кулаками по столу[2]. Но трое основательно перепивших придурков из этой половины зала и человек двенадцать из тех, что сидели слева, выразили свое восхищение комплиментами. Лишь малую часть которых в приличном обществе сочли бы таковыми. И были проигнорированы. В основном потому, что сидели далековато. А вот мордастому темноволосому крепышу лет эдак двадцати двух, похоже, не слишком чистокровному уроженцу Реймса, не повезло — он оказался всего в паре шагов от меня. И буквально через пару мгновений после того, как закончил свою короткую речь, оказался выдернут из-за стола.

Сопротивляться парень даже не пытался — стоял на цыпочках, вытаращив глаза, и до ужаса боялся пошевелиться, дабы мой нож, пробивший основание его подбородка вместе с языком и упершийся в верхнее нёбо, так и оставался неподвижным. Я тоже не двигался, так как обводил тяжелым взглядом оторопевших спутников самоубийцы. А когда определил старшего, то позволил себе намек на улыбку. Приблизительно представляя, каким неприятным станет выражение моего лица из-за шрамов:

— Если ваши жеребцы застоялись и жаждут помахать кулаками, то сообщи им, что сегодня я и моя кобылица еще не посвятили Торру ни одной отнятой жизни.

Старший — кряжистый воин с бычьей шеей, изрезанным глубокими морщинами лицом и седыми висками — сидевший спиной к одному из столбов, подпирающих потолок, то ли понял все недосказанное, то ли оценил стремительность моей атаки, так как коротко кивнул:

— Желающие умере— …

Увы, расслышать окончание ритуальной фразы мне не удалось, так как из дальнего левого угла обеденного зала раздался сначала очередной восхищенный свист, затем грохот опрокинувшейся лавки и низкий, аж вибрирующий от мощи голоса, рык:

— Эй, кобылка, никуда не уходи, я хочу тебя объездить!

Я стряхнул с клинка насмерть перепуганного реймсца, развернулся на месте и, оценив стать ломящегося в нашу сторону здоровяка, невольно кинул взгляд на Вэйльку. И мысленно восхитился: меньшица смотрела на гору мышц, обтянутую неплохой кольчугой, как оголодавшая рысь на перепелку со сломанным крылом! Кстати, воин, стремительно приближающийся к середине зала, был совершенно трезв, двигался с пластикой хорошего орла и, судя по родовому перстню на пальце, являлся благородным. А еще вел себя так уверенно, как будто в прошлом уже имел успешный опыт «укрощения» инеевых кобылиц.