Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 70

Что особенно приятно, каждый следующий путник, группа или обоз «переживались» все проще и проще, и к моменту, когда из-за поворота дороги показались стены не самого крупного города восходного Пограничья, я окончательно убедил себя в том, что короткий тренировочный выезд в «большой мир» не только необходим, но и своевременен.

Вросшие в землю городские ворота, по моим ощущениям, не закрывавшиеся лет двадцать, и изрядно загаженный захаб мы миновали без всяких проблем. И прямо с предвратной площади повернули налево, на довольно широкую улицу, ведущую в сторону Ремесленной слободы. При этом перестроились так, чтобы Тина и мелкая оказались по обе стороны от меня, но на полкорпуса сзади, а три «кобылицы» — за ними.

Образ «дамы едут за покупками» оказался вполне жизнеспособным — видя меня совсем рядом, Алька уверенно держала свои чувства в узде, поэтому к моменту, когда мы оказались у лавки ювелира, даже слегка воспрянула духом.

«Вы на охране, мы — внутрь!» — жестами показал я троице «торренок» и, спрыгнув на утоптанную ногами прохожих землю, помог Тине спешиться. В мастерскую вломился первым, дождался, пока советница войдет следом, выложил перед мастером, сложившимся в глубоком поклоне, столбик из десяти полновесных золотых монет, и коротко описал то, что мне требуется.

Невысокий, сухой, но на удивление жилистый мужчина ничем не выдал своего удивления — выложил на столешницу толстую пластину из светлого, почти белого воска, дождался, пока я оставлю пару оттисков родового перстня, и повернулся к ар Лиин-старшей.

Следующие кольца полтора я провел снаружи — беседовал Алькой, за время моего короткого отсутствия успевшей почувствовать себя неуютно. А когда Тина, наконец, завершила переговоры и вышла наружу, помог даме забраться в седло, запрыгнул на Черныша и направил его в сторону Верхней части города.

Мотание по оружейным и продуктовым лавкам с раннего утра и до полудня позволило мелкой набраться недостающей уверенности в себе, поэтому к моменту, когда мы снова оказались у мастерской, она пребывала прекраснейшем расположении духа. Соответственно, без какого-либо внутреннего сопротивления пережила еще одну мою короткую отлучку. А вот очередной поворот моего Черныша в сторону центра вызвал у нее приступ любопытства. Но — тихого: все время, пока мы добирались от ремесленной слободы до храмового холма, она лишь обстреливала меня с Тиной вопросительными взглядами и сгорала от любопытства.

Когда я остановил мерина у коновязи рядом с храмом Пресветлой, проняло не только ее, но и Майру с Вэйлькой — «инеевые кобылицы», до этого момента взиравшие на окружающий мир с равнодушием истинных полуночниц, мгновенно забыли про изображаемые образы. Но стоило мне грозно нахмуриться и жестами подать несколько команд, как девушки снова загнали себя в оковы воли, неторопливо спешились и, оставив кобылок под присмотром храмового служки, пружинистым шагом двинулись в сторону резных каменных врат, украшенных символами богини — цветами с тремя лепестками.

В невысоком — куда меньше Лайвенского — но очень уютном храме не было ни одной живой души. Поэтому мы, поднявшись по каменным ступеням к статуе красивой молодой девушки, в одной руке сжимающей трилистник, а другой благословляющей истинно верующих, немного постояли в тишине. И, проникнувшись благодати, возложили на небольшой аккуратный жертвенник по серебряку. В этот момент за нашими спинами раздалось негромкое шарканье, и тихий, но на удивление мощный и густой бас поинтересовался, что привело нас, путников, к Пробуждающей Надежду и Изгоняющей Мрак. Я повернулся, привычно оценил возможности пожилого жреца, фигура которого дышала непоколебимой уверенностью в себе, мысленно порадовался доброжелательному выражению его лица и мягкой улыбке, после чего склонил голову в знак уважения:

— Свет, озаривший душу и опаливший сердце, благочестивый!

Жрец, к этому моменту успевший подняться на верхнюю ступеньку лестницы, внимательно оглядел сначала меня, а затем и каждую из моих спутниц, неторопливо прошел к подножию статуи Пресветлой и, повернувшись к нам лицом, поинтересовался:

— Вы уверены в принятом решении, молодой арр?

Фраза была на самой грани допустимого, но вполне понятна. Ведь со стороны я, наверное, казался мальчишкой, потерявшим голову из-за своей первой женщины, и втайне от отца рванувшим обмениваться с ней брачными обетами. Поэтому я не стал изображать возмущение, а просто кивнул:

— Да, благочестивый, уверен.

— Что ж, если ваши устремления чисты, а вера в себя незыблема… — сделал он еще одну попытку заставить меня одуматься, — … тогда говорите[2]: Пресветлая освятит ваше решение и скрепит вашу душу с душой вашей избранницы нерасторжимыми узами!

От напряжения, в котором пребывали все мои спутницы, кроме Тины, казалось, звенел воздух. Но мне было спокойно и легко. Поэтому я прижал правый кулак к груди и торжественно произнес:

— Я, Нейл ар Эвис, вассал короля Зейна второго, Шандора, и глава рода Эвис, перед взором Дарующей Любовь и Плодовитость объявляю арессу Майру своей старшей женой, а арессу Вэйлиотту — своей первой меньшицей! Клянусь кровью рода и своей жизнью, что приму их Обеты и душой, и сердцем. Присутствующей здесь же Алиенне ар Лиин я вручаю кольцо Души и обязуюсь принять ее в свою волю, как только аресса сочтет это возможным…

Жрец потерял дар речи. В прямом смысле этого слова, то есть, несколько раз открывал рот, чтобы произнести церемониальную фразу, подтверждающую, что я услышан богиней, затем кусал себя за ус и вытирал потеющие ладони о рясу. Впрочем, стоило мне вопросительно изогнуть бровь, как чувство долга на пару с привычкой все-таки взяли верх над растерянностью, и он приподнял руки на уровень своего лица, а затем развел ладони так, как будто пытался поймать исходящее от Пресветлой сияние:

— Нейл ар Эвис, ваша воля услышана!

Мгновением позже в группе соляных столбов за моей спиной, наметилось движение, и мимо моего левого плеча величественно проплыла Тина. Сделав положенные по ритуалу два шага вперед и один в сторону, она развернулась лицом к воображаемой линии, соединявшей меня и жреца, и торжественно выставила перед собой белоснежную подушечку, на которой покоилось три брачных браслета, кольцо Души и две серьги.

Женские браслеты были самыми обычными — то есть, ажурными, с очень красивым плетением, вычурными замочками и гербом рода Эвис на внешней дуге. Мужской — боевым, но с двумя трилистниками между шипами и хорошо видимым местом под третий. Кольцо Души — именным, с символом клятвы, принятой Пресветлой. А серьги — очень красивыми золотыми подобиями грубого кольчужного кольца, используемого инеевыми кобылицами вместо брачного браслета.

Стоило ар Лиин-старшей замереть в положении, предписанном правилами брачной церемонии, как жрец, наконец, пришел в себя и рявкнул на весь храм:

— Аресса Майра, Пресветлая ждет вашего слова!

Как я и говорил Тине за два дня до этой поездки, изъявление моей воли, да еще и произнесенное в виде клятвы, напрочь вымело из сознания второй в роду Эвис и неуверенность в себе, и сомнения, и страхи. А прекрасная память и острый ум позволили ей выбрать ту линию поведения, которая была наиболее уместна, из всего того, что рассказывала ар Лиин-старшая. Поэтому, услышав из уст жреца свое имя, девушка без колебаний шагнула вперед, опустилась на колени рядом с моей левой ладонью, опустила голову в знак покорности, и голосом, от холода которого стало не по себе даже мне, произнесла:

— Покоряюсь сильнейшему! Да услышат меня Торр[3] и Пресветлая…

…Стоило нам выйти из храма, как безумное счастье, горевшее в глазах моих супруг, мгновенно сменилось ледяным холодом, а лица, за мгновение до этого сиявшие подобно лику Ати, превратились в красивые, но равнодушные маски. Но лошадей девушки горячили по поводу и без, поэтому по улицам, запруженным народом, мы промчались очень быстро, и уже через четверть стражи добрались до городских ворот. А когда выбрались на Хандскую дорогу, сразу же послали лошадей в свободную рысь, чтобы побыстрее добраться до развилки, с которой утром выехали на тракт. Естественно, перестроились в походную колонну, но без особой спешки, ибо видели, что Алька пребывает состоянии, в котором ей наплевать на всех мужчин Маллора, вместе взятых.