Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 46

— Умничка…

— Когда у меня получилось проплыть, не касаясь дна, первые несколько шагов, я окончательно убедилась в том, что тот, кто действительно хочет, действительно верит и действительно готов наплевать те традиции, которые мешают жить, действительно может добиться любой цели! — посмотрев мне в лицо и удостоверившись, что я внимательно слушаю, продолжила она. — Захотела проплыть в два раза дальше — немного устала, но проплыла! Захотела в три — смогла и в три. Потом подумала, что если человек умеет плавать, то ему должно быть все равно, можно коснуться ногами дна или нет, и тут вы спросили, кто из нас самый храбрый. Я захотела проверить свои выводы. И поплыла. А когда поняла, что плыву уж очень долго, представила, что иду за вами. По той дороге, со страхами. И почувствовала себя счастливой…

— И потребовала награду за счастье? — улыбнулся я.

— Ага! — развеселилась она. — А потом держалась руками за ваши плечи, смотрела по сторонам под водой и наслаждалась тем, что идти рядом безумно приятно.

— А я гордился тем, что у тебя все получается!

— Не у меня — у всех! — без тени ревности в голосе уточнила девушка. — И это правильно: вы вкладывали душу в каждую, значит, и гордиться должны были всеми.

Она была права. Но ее уверенность в себе была еще слишком хрупкой, поэтому я решил добавить капельку прочности:

— Им было проще. Тебе сложнее. Значит, и гордость была разной, согласна?

Она склонила голову к плечу, немного подумала и кивнула:

— С этим — да. И мне безумно приятно это слышать!

Для человека, которому «безумно приятно это слышать», она выглядела уж слишком серьезной. Поэтому я перевернулся на живот и извинился:

— Прости, я отвлек тебя от какой-то мысли…

Она махнула рукой, мол, ничего страшного, и, собравшись с мыслями, продолжила:

— Так вот, когда я поняла, что рядом с вами не боюсь никакой Бездны, вы выгнали нас на берег греться, а сами забрались на валун и прыгнули в воду. В этот момент я была самым несчастным человеком на свете, ведь в моих представлениях вы сделали еще один шаг вперед и чуть-чуть отдалились! Я захотела рвануться следом. Очень-очень. А через несколько мгновений вдруг сообразила, что несусь вместе с Майрой и Вэйлью к воде. И вместе с ними ору «А мы⁈»

После этих слов девушка немного помолчала, а затем чему-то улыбнулась:

— Когда вы объясняли, почему нам не стоит прыгать в воду с обрыва, глядя куда угодно, но не на нас, и намекали, что там, в воде, наши рубашки будут задираться, моя душа разделилась на три части. Первая наблюдала за Майрой и видела, что ее такие мелочи не волнуют, ведь идет рядом с вами уже давно и не отстанет ни за что на свете! Вторая тряслась от страха и стыда. А третья уже перешагнула новый страх и ждала момента, когда можно будет взять вас за руку и шагнуть с камня вниз…

Я тут же вспомнил, как Алиенна, покраснев до корней волос, начала кусать губы, и мысленно вздохнул — в тот момент я был уверен, что она остановится.

— Тот, самый первый прыжок бы чем-то невероятным… — запрокинув голову назад и невидящим взглядом уставившись в потолок, еле слышно продолжила девушка. — Сначала я почувствовала дикий восторг от ощущения полета, потом вдруг оказалась в воде, с задравшимся подолом перед глазами, поняла, что вы вот-вот увидите меня полураздетой и… вдруг почувствовала себя живой. Первый раз с того дня, когда меня изнасиловали…

В последнее предложения Алиенна умудрилась вложить такую дикую смесь из боли и счастья, что я с трудом проглотил подступивший к горлу комок и не нашел, что сказать. А девушка повернулась на бок и посмотрела мне в глаза так, словно пыталась заглянуть в душу:

— Я только что поняла, что боль, выжигающая меня изнутри, мешает нормально жить! А еще чувствую, что если выговорюсь и выплесну ее наружу, то смог о ней забыть! Вы мне поможете?

Я кивнул:

— Да…

Она закрыла глаза, некоторое время молчала, а потом тяжело вздохнула:

— Там, в лесу, перед тем как мама позвала вас ко мне, я решила, что при первой возможности наложу на себя руки. Поэтому слушала вас, словно через толстое одеяло, и первое время толком не слышала того, о чем вы говорили. Потом вы как-то умудрились задеть обрывки моей души первый раз, затем второй, третий. И я вдруг почувствовала, что представляю себя на вашем месте: вместо вас ищу убийц вашей мамы, вместо вас грущу, лежа на ее кровати и глядя на ее портрет, м вместо вас умираю от стыда за ваше отношение к Генору. Когда вы сказали, что каждый раз молитесь Пресветлой, чтобы он дожил до вашего возвращения, а я призналась, что тоже молилась, но вас она прислала слишком поздно, вы до меня дотронулись. А потом сказали, что не считаете меня грязной. Знаете, если бы не эти слова, то меня бы уже не было — когда вы уехали в Лайвен, оставив меня в замке деда, я несколько раз удерживалась от ухода за Грань только потому, что повторяла их по нескольку раз за кольцо. И убеждала себя в том, что мы обязательно встретимся…

Во время небольшой паузы, потребовавшееся Алиенне для того, чтобы справиться с волнением и снова собраться с мыслями, я ласково поглаживал пальцами ее ладонь и молил Пресветлую, чтобы девушка не сорвалась.

— Когда я пришла в себя в предрассветном лесу и увидела вас, то страшно обрадовалась. А через некоторое время вдруг сообразила, что вокруг вас постоянно находится несколько красивых и по-настоящему чистых девушек, и невольно начала сравнивать себя с ними. Сравнения получались совсем не в мою пользу, поэтому в душе я почти сдалась. И одним совсем не прекрасным вечером накрутила себя так, что во сне снова оказалась… в том лесу! К вам прибежала, толком ничего не соображая. А когда почувствовала, что обнимаю вас за талию и чувствую прикосновения к волосам, шее, плечам и спине, вдруг убедилась, что хотя бы не противна. Увы, уже через несколько часов тот же страх вернулся опять…

Перебрав в памяти все события того дня и не найдя ничего такого, чем бы мог задеть или обидеть Алиенну, я слегка растерялся:

— Почему?

— В течение дня вы несколько раз очень мягко и тактично делали комплименты Майре. А во мне девушку не замечали. Или, как я думала в тот момент, видеть не хотели. Поэтому я пришла к вам на следующее утро, сказала, что хочу почувствовать оттенки ваших ощущений и заговорила о Майре, о слепой вере и о страхах. Во время разговора я старалась почувствовать чуть больше, чем вы говорили. И в какой-то момент поняла, что мои попытки увидеть в вас то, чего там нет, тоже обычный страх, обозвала себя дурой и очень захотела с ним справиться. Потом… потом мы заговорили о красоте, вы поручили мне рассмотреть всех женщин в нашем доме, а вчера, когда я рассказывала вам о своих выводах, предложили мне встать и почувствовать себя красивой…

— И у тебя получилось… — ощутив, что ее начинает бить нервная дрожь, сказал я. И испугался, увидев, какой болью полыхнули ее глаза:

— Я до смерти боюсь мужчин. Любых — высоких и низких, молодых и старых, близких родственников и тех, которых я вижу в первый и последний раз. Меня пугают их голоса, взгляды, чувства, которые проскальзывают в глазах. Но вчера, уронив одеяло, я почувствовала не страх, а спокойствие: вы видели во мне не тело, которое можно подмять, чтобы утолить похоть, а личность со своими мыслями и чувствами. Личность, которую можно уважать, чему-то учить и поддерживать. А еще девушку, внешность которой можно оценить так же спокойно, как стать коня, пса или быка! Поэтому я решила предложить вам следующее: с сегодняшнего дня я перестаю рвать себе душу из-за глупых домыслов или сомнений. Вообще! А если такие вдруг появятся, даю слово, что буду приходить к вам, прямо и без стеснения рассказывать обо всем, что меня волнует, и делать выводы только после того, как услышу такой же прямой ответ!

Я поставил себя на ее место, представил, каково ей живется с таким раздраем на душе, и согласился:

— Я принимаю твое предложение.

— Спасибо! — ощутимо расслабившись, обрадовано выдохнула она и пододвинулась ко мне поближе: — Тогда откровение первое: вчера вечером, перед тем как заснуть, я немного поболтала с мамой. Пыталась выяснить, как она поняла, что помочь мне справиться со страхами сможете именно вы. А она сказала, что с первой фразы, сказанной в том шалаше, и по сегодняшний день вы говорите со мной не разумом, а сердцем. Кроме того, вы ни на мгновение не перестаете контролировать свои мысли, чувства и взгляды, дабы случайно не напомнить мне о том, что я пытаюсь забыть. Но контролируете их отнюдь не потому, что где-то там, в глубине души, в вас есть что-то темное и злое, а просто бережете меня даже от самых мелких огорчений! Что скажете, она права?