Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 4
- Предыдущая
- 4/111
- Следующая
— Ладно, их вы зарезали. А что мешает заговорить мне?
— Я знала ваших родителей… — чуть-чуть расслабив напряженные плечи, устало выдохнула она. — Отца — очень хорошо. Мать — чуть хуже. Да и о вас слышала. Многое…
— И?
Ар Лиин улыбнулась. Настолько холодно, что мне захотелось отшатнуться:
— Если бы на вашем месте оказался любой другой мужчина, я бы его отравила…
…Закончив с потрошением сумок, аресса Тинатин юркнула в шалаш дочери и пропала почти до рассвета. Я особо не расстроился — ее отсутствие в поле зрения позволяло чувствовать себя более-менее спокойно. Хотя нет, не спокойно, но я заставлял себя отвлекаться от тягостных мыслей, обыскивая трупы, собирая кошели, оружие и те трофеи, которые собирался довезти до города и продать.
Двадцать семь золотых, горсть серебра и штук сорок разномастных колец, ссыпанных в одну кучу, все-таки подняли настроение. Но не очень сильно и совсем ненадолго. А когда я принялся сортировать клинки, выбирая те, которые купят не за вес, а за качество, ар Лиин выскользнула из шалаша и подошла ко мне.
Посмотрев на ее лицо, я подобрался — незыблемое спокойствие, которое она демонстрировала до этого, куда-то испарилось. А ему на смену пришло самое настоящее отчаяние.
— Мне нужна ваша помощь… — умоляюще глядя мне в глаза, трясущимися губами прошептала она. — Дочка, кажется, сломалась!
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом! — глаза женщины полыхнули бешенством, но через мгновение снова потухли: — Она считает себя грязной и не хочет жить!
Я вспомнил мертвый взгляд Конопатой Лушки, подавальщицы из трактира «Сломанное Копье», на следующий день после того, как ее изнасиловала «троица неустановленных хейзеррцев», и разозлился. Вскинув взгляд к светлеющему небу, увидел перед собой ту же девчушку. Только уже болтающуюся в петле в ближайших к трактиру развалинах Пепельной Пустоши. Потом вспомнил о маме… и решительно встал:
— Что мне надо сделать?
— Разговорить… Отвлечь от прошлого… Добавить хотя бы капельку уверенности в себе…- негромко начала женщина, а потом сорвалась: — Да все, что угодно, лишь бы она отказалась от желания наложить на себя руки!
— Хорошо, я попробую… — кивнул я и скользнул к шалашу…
…За стражу с лишним, проведенную рядом с дочкой, аресса Тинатин расчесала ей волосы, стерла потеки крови из разбитого носа, переодела в дорожное платье, натянула на ноги сапожки и заботливо прикрыла плащом. Мало того, судя по состоянию ложа из лапника, она пыталась вытащить девушку наружу, однако не преуспела — ар Лиин-младшая лежала на спине перед самым входом, безвольно разбросав руки и ноги, и продолжала невидящим взглядом смотреть в бесконечность.
— Здравствуйте! — хрипло поздоровался я. Потом сообразил, что неуверенность в голосе не лучший способ кого-то расшевелить, прилег рядом с девушкой, закрыл глаза и негромко заговорил: — Знаете, аресса, жизнь ужасно непредсказуемая штука. Три года назад я остался круглым сиротой. Сначала родами умерла единственная меньшица отца, потом его отравили во время дежурства во дворце, а через четыре месяца убили маму. Вернувшись домой после третьих похорон, я поднялся в родительскую спальню, посмотрел на парадный портрет семьи и решил, что мне больше не для кого жить. Да, забыл сказать, что за десять лет до этого, во время одного из крупных набегов, шарты[17] сожгли наш родовой замок, располагавшийся под Тамором[18], вместе со всеми родственниками со стороны отца. А родственников со стороны мамы по ряду причин я родней не считаю. Слава Пресветлой, в тот самый момент, когда я был готов ухнуть в пучину отчаяния, моя рука легла на рукоять меча, и я обрел цель, которая поддерживала меня следующие месяцы. И этой целью была месть. Только вот оказалось, что она требует денег. Причем очень много. А доходов у меня не было никаких. Впрочем, тогда я о доходах не думал, так как был одержим единственным желанием — желанием уничтожить убийц. Поэтому искал их сам, оплачивал услуги тех, кто уверял, что поможет, и платил за любой слух или сплетню, касающиеся этого… убийства. А когда продал все оружие и доспехи, кроме фамильных, а вместе со всем этим коней, кареты, три четверти обстановки городского дома, да еще и влез в долги, вдруг понял, что мне не на что жить!
Тут я прервался, облизал пересохшие губы, скосил взгляд на бесстрастное лицо девушки и продолжил:
— Само собой, я задумался о заработке. И вдруг понял, что умею только одно — более-менее уверенно владеть мечом! Только вот от мысли завербоваться в Пограничную стражу у меня опускались руки, ведь пребывание на любой из границ Маллора лишало меня даже призрачной возможности участвовать в поисках убийцы мамы, а отказаться от мести я не мог. Просить милостыню, как вы прекрасно понимаете, мне тоже было невместно… В общем, как я пережил первые месяца полтора абсолютного безденежья, честно говоря, не понимаю даже сейчас. Помню, что сутками мотался по городу. Что стражами лежал на кровати родителей и вспоминал прошлое — тренировки с отцом, совместные обеды, редкие, но такие счастливые проездки за город верхом и многое другое. А однажды утром внезапно сообразил, что что-то ем, хотя уже давно ничего не покупал. Тогда я поднял голову, огляделся и увидел Генора, единственного слугу, которого не смог переманить или отвадить от нашего дома старший брат мамы, почему-то решивший, что после ее смерти наш городской дом должен достаться ему. Знаете, в тот момент я чуть не умер от стыда: старый воин, начинавший служить еще моему прадеду, не просто покупал продукты и готовил еду, но и заставлял себя подниматься на второй этаж, чтобы меня покормить. И делал это, еле переставляя израненные ноги и отдыхая чуть ли не после каждого шага из-за безумных болей в поврежденной спине!!!
— Он умер? — еле слышно выдохнула Алиенна, и я, открыв глаза, увидел, как по ее щеке скатывается слеза.
— Нет, жив. Когда чувствует себя более-менее хорошо, исполняет обязанности привратника и помогает моей ключнице[19] по хозяйству. Когда неважно — сидит на завалинке, смотрит, как я тренируюсь, и дает дельные советы. А когда плохо… когда плохо, я за него боюсь…
— Я бы тоже за такого боялась…
— … поэтому каждый раз, уходя из города, молю Пресветлую, чтобы он дожил до моего возвращения.
— Может, тогда не уходить?
— А как не уходить-то? В школу Теней, куда я мечтаю попасть, берут с восемнадцати. Полного совершеннолетия я достигну только в конце лета. А для того, чтобы на что-то жить нам троим, приходится охотиться за головами.
— Знаете, арр, а ведь и я молилась Пресветлой… — неожиданно призналась ар Лиин-младшая. — Все время, пока меня… терзали… И она прислала вас… Только слишком поздно…
— Главное, что прислала! — испугавшись того, что с каждой последующей фразой голос девушки становится все тише и тише, выдохнул я и успокаивающе дотронулся до ее руки. И лишь потом сообразил, что это прикосновение могло напомнить ей те, другие.
К моему удивлению она не испугалась, а даже чуть-чуть ожила. Только вот вопрос задала с таким болезненным интересом, что я поежился:
— А вам не противно ко мне прикасаться? Ведь я теперь грязная до безумия!
— Грязная не вы, а те нелюди, которых я убил! — куда более эмоционально, чем хотелось бы, рявкнул я. И тут же придумал аналогию, которая могла бы сгладить этот порыв и заставить девушку посмотреть на ситуацию иначе: — Если вы, взяв свежую булочку, заляпаете пальчики медом, сладкими станут они или вы целиком?
— Они, наверное…
— А когда вы вымоете руки, сладость останется?
— Но ведь тут совсем другое! — возмутилась она.
— Разве⁈ У тех тварей, которых я убил, грязь была в ДУШАХ: они получали наслаждение от чужой боли и чужого унижения! А у вас⁈ Подумайте, разве вы упиваетесь чужой болью или получаете удовольствие, забирая жизни невинных?
Алиенна отрицательно помотала головой:
— Нет, не упиваюсь. Но все равно чувствую себя грязной!
— Значит, испачкалась не ваша душа, а всего лишь тело. А его и можно, и нужно отмыть! — сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно. — Чем быстрее — тем лучше! И пусть вода в ручье ужасно холодная, но после купания вы сможете согреться у костра, который я, кстати, уже разжег.
- Предыдущая
- 4/111
- Следующая