Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 29

Привал после первого и очень короткого — на два кольца — пешего перехода показался им лишним. Но оказалось, что портянки сбились почти у всех и вот-вот начнут натирать ноги. Перемотали снова, поблагодарили за заботу и зашагали дальше. Еще через стражу, оценив, насколько удобнее передвигаться по лесу в торренских костюмах, убедившись, что я не пялюсь на их «кошмарно» обтянутые тканью ноги, и сообразив, что ходить до ветру во время привалов стало куда удобнее, слегка повеселели. Тем временем мы поднялись на Столовую гору — здоровенную и совершенно плоскую возвышенность, заросшую травой и мелким кривым кустарником — и я, остановив отряд, объявил, что дальше мы будем не идти, а ехать.

О том, что шнуровку можно подтянуть, вспомнили все. И снова напряглись — как же, требовалось бесстыдно обтянуть бедра! Но после того, как я поинтересовался у самых пугливых, нравится ли им потертости на самых нежных местах, перестали дурить. И, приведя штаны в нужное состояние, забрались в седла и следом за мной поехали к далекому горизонту…

…Обедали лежа, чтобы дать натруженным ногам немного отдохнуть. И за все время трапезы, кажется, ни разу не вспомнили о том, что их бедра обтянуты штанинами, и что валяться в такой позе перед мужчиной, не являющимся мужем, невместно. Я мысленно посмеивался, и пытался представить, как они отреагируют на сообщение о том, что большую часть второй половины дня мы будем ехать, а не идти. Увы, уже через четверть стражи после выезда с места большого привала начала портиться погода.

Сначала я почувствовал духоту. Присмотревшись к цветочному ковру под ногами, обратил внимание на то, что пушистые шапки одуванчиков начали сжиматься, а цветки вьюнка позакрывались. Увидев издалека небольшой муравейник, подъехал поближе и убедился, что его обитатели нескончаемым потоком ломятся внутрь. На дождевых червей, повылазивших на поверхность почвы и ласточек, летающих над землей, смотреть не было никакой необходимости, поэтому я повернул Черныша по направлению к далекому лесу и жестом приказал спутницам следовать за мной.

Расстроился, не без этого: мест, в которых можно было более-менее комфортно пережить действительно сильный дождь, в округе было немного. А оставаться на продуваемом всеми ветрами плоскогорье однозначно не стоило. Так что пришлось ускоряться, наплевав на риск въехать в какую-нибудь ямку и покалечить лошадь.

Увы, уже через четверть кольца стало понятно, что как бы сильно мы ни торопились, к той полянке, к которой я стремился, добраться все равно не успеем. Пришлось еще раз менять направление движения, въезжать в густой еловый бор и останавливаться прямо среди хвойных великанов со стволами в три-четыре обхвата.

Сразу после остановки, описав слегка встревоженным спутницам ближайшие перспективы, я поручил им самостоятельно обиходить лошадей, а сам, подхватив оба котелка, унесся за водой. К ручью, находившемуся не так уж и близко. Вернувшись, восхитился: арессы, недолго думая, наломали еловых лап и, сложив их рядом с «будущим кострищем», тискали кусок парусины, пытаясь понять, как его приспособить в качестве крыши над головой.

— Крыша нам сегодня не понадобится… — веско сообщил я, поставив котелки рядом с переметными сумками.

— Вы решили дать нам возможность ощутить всю прелесть купания в струях проливного дождя? — пошутила ар Лиин-старшая, а сама при этом старательно прятала глаза, в которых плескалось отчаяние.

Я мечтательно закатил глаза:

— Интересное предложение! Так и представляю себе…

— … синие губы, сопливые носы и хоровой кашель! — рассмеялась Майра. — Восхитительный образ! Я бы тоже на такое посмотрела…

— А если серьезно? — не поддержав нашего веселья, подала голос Найта.

— А если серьезно, то крыш тут много и на любой вкус! — улыбнулся я, приподнял нижнюю лапу самой здоровенной ели и нырнул под нее. — Вернее, много уютных зеленых шалашей, внутри которых постелен мягкий и толстый ковер из иголок, потрясающе пахнет хвоей и достаточно места, чтобы не толкаться локтями.

Самая любопытная особа в отряде тут же нарисовалась рядом, огляделась и вынесла вердикт:

— А что, действительно уютно! И пахнет здорово…

После такого заключения место будущей ночевки начало стремительно преображаться. Сначала ствол обложили переметными сумками. Затем быстренько выбрали место для объединенного ложа и застелили его тем самым куском парусины, который дамы собирались использовать в качестве крыши. Соорудили подушки из свертков с вещами, набросали плащей, используемых, как одеяла, а у изножья организовали импровизированный стол.

Работали с душой и очень споро, поэтому, когда небо вдруг почернело, а где-то неподалеку ударил первый гром, дамы ощутимо побледнели и с визгом влетели в уже обустроенное убежище. Я присоединился к ним чуть позже — сначала проверил, насколько хорошо стреножены и привязаны лошади, а затем убедился, что мои пугливые спутницы нигде ничего не забыли…

…Ужинали всухомятку, лежа и под шелест дождя. Я и Майра ели с нешуточным аппетитом, хейзеррки так, клевали по крошке, а аресса Тинатин давилась едой, так как смотрела куда-то перед собой невидящим взглядом и все сильнее и сильнее падала духом. Доев, три «мои» дамы вспомнили про сбитые ноги, и какое-то время помогали друг другу смазывать потертости мазью для заживления ран. А я, почувствовав, что ар Лиин-старшая близка к срыву, вытащил бутылку вина, выбил из горлышка пробку и, ополоснув ближайшую кружку под струями дождя, наполнил ее ярко-алым и довольно крепким напитком.

— Это надо выпить! — вложив кружку в руки арессе Тинатин и еле шевеля губами, приказал я, воспользовавшись возможностями, появившимися в моем распоряжении благодаря двум клятвам.

Как я и предполагал, женщина кочевряжиться не стала. Сомневаться — тоже: поднесла емкость ко рту и сделала пару глотков.

— Это — тоже… — воткнув бутылку в ковер из иголок прямо перед ней, так же тихо добавил я. — И можно особо не тянуть.

Она некоторое время смотрела мне в глаза, затем что-то поняла и благодарно кивнула. Я тоже ответил коротким кивком. Затем завалился на спину и, прикрыв глаза, провалился в прошлое…

…- О чем думаете, арр? — раздалось над самым ухом через вечность.

Я повернул голову направо, наткнулся на шалый взгляд основательно подвыпившей ар Лиин-старшей и на миг испугался того, что бутылки крепкого вина ей оказалось многовато. Потом, не ощутив в ее поведении ничего из ряда вон выходящего, слегка расслабился. И даже отметил совсем не маллорскую голубизну[3] ее глаз. После чего сообразил, что раньше почему-то не обращал на это внимания.

Еще чуть позже до меня дошло, что говорит она почему-то шепотом. Но стоило оглядеться, как оказалось, что обе хейзеррки спят, а Майра, чуть приподняв нависающую над головой еловую лапу, мечтательно смотрит в темноту.

Пока я приходил в себя, размышлял и оглядывался, глаза арессы Тинатин погасли. И я, сообразив, что она приняла мое молчание за нежелание общаться, ответил на заданный вопрос. Стараясь, чтобы мой голос звучал не очень грустно:

— О том, что жизнь — очень странная штука…

— В каком смысле? — явно обрадовавшись тому, что я не стал ее игнорировать, спросила она.

— В самом прямом. В глубоком детстве, толком не успев научиться ходить и говорить, мы учимся строить планы на день, десятину, месяц, год, десятилетие. Горим душой, добиваясь их воплощения, или ленимся, надеясь, что все образуется само собой, не важно. Главное, что мы постепенно привыкаем жить не настоящим, а будущим. «Вот я вырасту… — думает какой-нибудь мальчишка, — … и стану великим воином!» «А я, когда вырасту, буду блистать на балах… — вторит ему ровесница. — Или вообще, влюблю в себя короля и стану его старшей женой!» Планов много, разной степени серьезности, но вся проблема в том, что ни у кого из нас нет, и не может быть уверенности в том, что наша жизнь не закончится уже завтра…

— Ну да, так оно и есть… — глядя куда-то сквозь меня, с горечью в голосе поддакнула женщина. — Живем, надеясь на то, что вот-вот, уже через день-два, наступит тот счастливый миг, когда мы, наконец, обретем то самое, долгожданное и самое настоящее счастье! Не понимая того, что счастье — вот оно, рядом: улыбается, глядя тебе в глаза, плачет от боли в разбитой коленке или спит, тихонечко сопя и уткнувшись носиком в подушку…