Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 15

Ломать себе голову над этим вопросом я не стал, резонно рассудив, что смогу выяснить причину чуть позже у того, кого оставлю живым и вдумчиво допрошу. Поэтому, спокойно повернувшись спиной к большой гостиной, заскользил по «тихим» половицам в сторону папиного кабинета.

В шаге от двери остановился, так как услышал скрежет, знакомый с детства. И кровожадно усмехнулся — тот, кто искал сокровища в полой ножке кресла, терял время впустую: даже в лучшие времена папа хранил в ней всего по одному медному копью[11]. Дабы в случае успешного «проникновения с ограблением» я смог гордо купить себе леденец на «честно украденные» деньги.

Вор оказался обидчив — обнаружив, что в тайнике нет даже завалящего векселя или долговой расписки, грязно выругался. Само собой, тихим шепотом. Потом отставил в сторону кресло и продолжил обыск: приподнял диван и, вероятнее всего, заглянул под него, простучал все четыре его ножки и переместился к книжному шкафу, вероятнее всего, решив проверить, не храню ли я векселя между томами или их страницами.

Я их не хранил. Ни между томами, ни между страницами. Ибо векселей у меня никогда не было. Но сообщать твари, проникшей в мой дом, об этом прискорбном факте я не собирался. А вот воздать сторицей за вторжение и кровь близких планировал. Поэтому стоял за створкой двери и ждал, пока он доберется до фолиантов по тактике.

Лежащими в самом правом углу шкафа тремя тяжеленными томами я заинтересовался лет в семь. Приволок табурет, взобрался на него с ногами и не смог приподнять даже самый верхний. Года через два вес был взят. Но, поворачиваясь слева направо (а по-другому снять огромную книгу с полки не представлялось возможным, ибо за спиной находился отцовский стол, а слева — стена), не удержал равновесие, и чуть было не уронил тяжеленный фолиант на пол. За что был наказан. Потом я, конечно же, прочитал все три, от корки до корки и не один раз. Но все, что связано с процессом перемещения их на стол, знал, как собственное имя. Поэтому, услышав характерный треск половицы под левой ногой вора, тут же скользнул в кабинет, в три длинных шага перетек в правый дальний угол и, накинув струну на шею вцепившегося в книгу коротышки, отработанным движением рванул ручки на себя…

…Выйдя в коридор, я плотно прикрыл дверь, чтобы запах свежепролитой крови не распространялся по дому как можно дольше. Постоял у двери в покои родителей, убедился, что там никого нет, и точно так же проверил свои покои. А вот у двери в комнату Майры замер, так как услышал знакомое сопение с присвистом — изуродованный нос девушки навсегда лишил ее возможности нормально дышать.

Сопела она размеренно и спокойно, поэтому я потянул на себя дверь без каких-либо колебаний. Тут же мысленно отметил, что ключница затаила дыхание, скользнул в комнату, неплотно прикрыл за собой створку и еле слышно прошептал:

— Не бойся, это я…

С «не бойся», пожалуй, поторопился — ритм дыхания девушки тут же вернулся в норму. Мало того, вместо того чтобы дергаться или изображать радость как-нибудь еще, она даже и не подумала шевелиться. Хотя лежала связанной по-шартски — на животе и сильно прогнувшись в пояснице из-за стянутых вместе рук и ног.

У меня потемнело в глазах от желания немедленно вернуться в большой зал и воздать хейзеррцам болью за боль. Но я его переборол, опустился на колени рядом с ключницей, очень осторожно ощупал ее плечи и облегченно перевел дух, обнаружив, что суставы на месте!

— Когда я перережу веревки и вытащу кляп, не вертись и не пытайся говорить. Поняла? — склонившись так, чтобы коснуться губами ее уха, приказал я. А когда она коротко кивнула, добавил: — Когда начнет восстанавливаться ток крови в руках и ногах, не позволяй себе стонать!

Девушка кивнула еще раз и повернула голову в мою сторону, чтобы было удобнее вытащить кляп. А я, увидев ее окровавленное лицо, снова взбесился:

— Что, опять сломали нос⁈

Девушка утвердительно мотнула головой.

— Ничего, я тебя буду любить какой угодно! — пообещал я. А еще через мгновение, заметив странную полосу на ее спине, прикоснулся к платью и обнаружил разрез от шеи и до середины бедер!

Вдохнул. Выдохнул. Сглотнул подступивший к горлу комок. Само собой, не забывая вслушиваться в тишину. Заставил себя успокоиться. Подставил правую руку под колени Майры, чтобы ноги не ударились об пол и, тем самым, не встревожили парочку в большой гостиной, а левой перерезал веревки. Потом позволил ее бедрам опуститься, раздвинул края разреза и… облегченно выдохнул: видавшие виды, но чистые белые панталончики с завязками над коленями оказались на месте и вроде бы были целыми!

Тем не менее, не очень приятный вопрос я все-таки задал:

— Насиловали?

Майра отрицательно мотнула головой, затем поморщилась и очень знакомо повела плечами — мол, кому я такая нужна?

— Мне нужна! — аккуратно прикрыв тканью голую поясницу, злобно выдохнул я. — Такая, какая есть! Поняла⁈

От девушки плеснуло радостью, а ее дыхание стало чуточку чаще.

«Раз не насиловали, значит, не воры. И пришли не ради добычи, а по мою душу…» — заставив себя отвлечься от мыслей о том, что Майре пришлось пережить в мое отсутствие, подумал я. Потом ласково потрепал ключницу по волосам, снова склонился к ее ушку и тихо спросил:

— Сколько их всего, знаешь?

Она кивнула.

— Трое? Четверо? Пятеро? Шестеро?

На слове «пятеро» ее голова снова мотнулась.

— Значит, двое ждут во дворе… — со злобным удовлетворением заключил я и снова прикоснулся губами к ушку: — Мне нужна твоя помощь. Слушай внимательно, что надо будет сделать…

Объяснял подробно и чуточку многословно. Одновременно разминая ей руки, чтобы ток крови в жилах восстановился быстрее. И мысленно радовался тому, что девушке хватает силы духа терпеть нешуточную боль. Когда закончил и с объяснениями, и с массажем, Майра сначала благодарно кивнула, а затем показала что-то непонятное: дернула плечами, покрутила головой вправо-влево и закончила тем, что приподняла задницу и мотнула ею в сторону кровати.

— Что это за насилие, если девушка не в койке? — недоуменно спросил я.

Она возмущенно фыркнула и изобразила, что бьется лбом об пол. Пришлось опускаться к ее лицу и пододвигать к ее рту свое ухо.

— В сгиб локтя орать не смогу — руки не слушаются! Крик в пол будет слишком громким и привлечет тех, кто во дворе. Поэтому подложите мне под лицо подушку, чтобы она глушила вопли, ладно?

…Первые мольбы прозвучали слишком тихо. Затем Майра вошла во вкус и добавила голосу как громкости, так и надрыва. Просьбы не трогать сменялись истошными криками. Крики — проклятиями. Проклятия — обещаниями всевозможных кар. А обещания — снова криками. При этом она явно представляла себе происходящее, так как начала перекатываться с боку на бок и постепенно отползать от воображаемого насильника. Ну, и для полной достоверности приподнимала таз и роняла его обратно, шлепая по полу животом.

Силе ее духа можно было позавидовать: мало того, что «благодаря» мне девушка была вынуждена заново переживать не самые приятные воспоминания, так она не могла не понимать, чем в худшем случае закончится для нее обман «незваных гостей». Впрочем, на последнее ей, кажется, было наплевать, так как, услышав поскрипывания половиц в коридоре, Майра вскрикнула особо жалостливо и громко:

— Нет! Не надо!! Пожалуйста, прекратите!!!

Возмущенный до глубины души хейзеррец мгновенно забыл о необходимости соблюдать тишину, влетел в комнату, вполголоса поминая покойника из библиотеки самыми последними словами, и умер, даже не успев потерять равновесия. Еще через несколько мгновений он не без моей помощи оказался на полу, а Майра, хладнокровно выдержав оговоренную паузу, вскрикнула снова.

Я тоже не остался в стороне — прикрыл дверь так, чтобы между ней и косяком осталась лишь тоненькая щель и, стараясь подражать голосу покойника, восхищенно выдохнул:

— О-о-о!!!

«Жертва насилия» заверещала еще активнее. И, для полного счастья как-то умудрилась задеть коленом ножку стоящего рядом стула. Сработало и на этот раз: буквально через пару ударов сердца со стороны большого зала послышались приглушенные проклятия, а чуть позже последний оставшийся в доме «гость» обозвал своих товарищей похотливыми скотами.