Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 12

А еще Майра как-то умудрялась чувствовать самые незначительные оттенки моего настроения. И не только чувствовать, но и находить идеальные способы возвращать мне утерянную веру в себя, мягко гасить раздражение или злость. Да что там злость — через два месяца после ее недолгого ареста, в середине зимы, когда основная масса благородных разъехалась по манорам, а разбойники отправились проедать награбленное за теплое время года в города, я очередной раз оказался на грани потери лица. Тогда, промотавшись по лесам десятины четыре и не заработав ни золотого, я вдруг понял, что до весны мы не доживем. Продавать родовое оружие или драгоценности я был не готов, поэтому сунулся к ростовщикам, которым тогда был должен больше шестисот золотых, и получил отказ. А когда вернулся домой, мрачный, как грозовая туча, и, поднявшись к себе, завалился на кровать, то услышал, как открывается дверь, увидел Майру и выплеснул на нее все свое отчаяние.

Выслушав мой монолог, девушка, пожала плечами и сказала, что не видит никаких проблем заработать монетку-другую, и попросила принести из родового тайника самое крупное кольцо из тех, которые там имеются. А когда я выполнил просьбу, надела его на палец, закрыла лицо вуалью от дорожного костюма, выкопанного в сундуках с траченным молью тряпьем, и предложила использовать себя в качестве подсадной утки в охоте на все тех же разбойников, только промышляющих в столице. И на протяжении двух с лишним десятин каждую ночь изображала лилию, забытую подвыпившим хозяином невесть где и пытающуюся добраться до дома…

Слегка расстраивало только одно — девушка, моими стараниями переставшая считать себя вещью, решила, что та жизнь, которую ей подарила Пресветлая, закончилась на Пепельной Пустоши. Соответственно, теперь она целиком и полностью принадлежит тому, кто дал ей вторую, то есть, мне. И напрочь отказывалась менять эту точку зрения. В результате такого выверта сознания Майра делила все окружающее на две категории — нужное для того, чтобы сделать мою жизнь комфортнее и уютнее, и все остальное. Соответственно, первым пользовалась, а второе не замечала.

Уборка, готовка, стирка и все остальные домашние хлопоты, вместе взятые, следовали тенью [2]. А роль застрельщика [3] играло желание радовать мою душу так, как требовалось мне.

В общем, доверял я ей действительно, как самому себе. Поэтому, когда придавливала грусть или ныло сердце от тоски по родителям, я вваливался к ней в комнату, падал поперек кровати, клал голову на ее живот и целыми стражами невидящим взглядом смотрел в потолок. Или рассказывал, какими они были. Мог… нет, всегда получал удовольствие, обсуждая с ней свои планы и мечты, или выговариваясь, когда душа требовала чьего-то участия. Не стеснялся обсуждать даже девиц из заведения матушки Оланны. И настолько ценил искреннее участие ключницы, что, не задумываясь, при любой возможности отвечал тем же…

Как обычно, услышав про поручение, Майра мгновенно забыла про свои переживания и, приподнявшись на локте, деловито поинтересовалась:

— Что именно надо себе купить?

Я задумчиво потер переносицу, пытаясь понять, чего именно хочу. Вспомнил, каким шумным был дом до гибели родителей, представил, каким он может стать, если будет на то воля Пресветлой, и вдруг прозрел, сообразив, что отталкиваться надо именно от настоящего:

— Сейчас род Эвис состоит из трех человек — меня, тебя и Генора. Станет род сильнее или нет, не скажу, ибо будущего не прозреваю. Зато знаю, что у меня уже есть ближний круг, в который входит всего один человек — ты. И ключ на твоем поясе не просто символ того, что в отсутствие меня ты становишься первым лицом в этом доме, но и знак моего безусловного доверия. Да, тебе приходится готовить, стирать и убирать. Но как только у меня появится постоянный доход, всем этим начнут заниматься слуги, а ты будешь ими управлять. Только для того, чтобы ты начала ощущать себя ключницей Старшего рода, одного символа этой должности недостаточно. Поэтому будешь привыкать к своему статусу уже сейчас: найдешь лавку, в которой одеваются женщины твоего положения, подберешь себе несколько красивых нарядов и будешь носить их постоянно. И еще: на одежде экономить запрещаю! Ограничиваться одним-единственным платьем — тоже: купи несколько, чтобы было, из чего выбирать. А к ним приобрети красивую обувь и все то, что позволит приводить порядок волосы, лицо и руки.

Как ни странно, вместо того, чтобы обрадоваться возможности прихорошиться, Майра нахмурилась! Решив, что заставить ее полностью отвлечься от воспоминаний о предательстве родителей не получилось, я здорово расстроился. И попробовал вышибить девушку из этого состояния шуткой:

— Не вздумай забыть и о красивом белье — моя ключница должна быть идеальной как в платье, так и без него!

Майра даже не улыбнулась — задумчиво куснула себя за нижнюю губу и зачем-то посмотрела в окно:

— Обувь, белье и всякую мелочевку куплю сегодня. А вот платья не получится: если все делать по уму, то они должны быть в ваших родовых цветах. А такие можно сшить только на заказ.

Меня слегка отпустило:

— Тогда сегодня приобрети два-три обычных, на каждый день. И столько же, но уже в моих цветах, закажи…

…Как и предупреждал Наставник, Диор ар Тиер, мое новое отражение, оказался большим любителем считать ворон. То есть, вместо того чтобы давить меня взглядом или, на ржавую подкову[4], настраиваться на поединок, он с неподдельным интересом рассматривал лилий неугомонного Жеребца. Слава Пресветлой, не в упор, а через одно из зеркал, украшающих боковую стену фехтовального зала. Ну, и при этом, судя по мечтательным улыбкам и вздохам, то ли представлял себя в роли их хозяина, то ли раздумывал, стоит ли их перекупить.

Такое разгильдяйство следовало лечить, причем срочно, поэтому, услышав, как с уст мастера Элмара срывается команда «Бой!», я сорвался с места и, не тратя времени на финты или уводы, вбил деревянный клинок в незащищенное правое подреберье мечтателя. А когда арр Диор, начавший складываться пополам, изумленно вытаращил глаза и приоткрыл рот, чтобы возмутиться моему поистине безграничному коварству, подсечкой выбил в сторону выставленную вперед ногу и легонечко добавил рукоятью даги по затылку.

— Многоуважаемый ар Тиер! — ехидно ухмыльнулся Наставник, мгновенно оказавшись рядом с незадачливым поединщиком, корчащимся на полу. — Осмелюсь напомнить вам первое правило дуэлянта — всегда смотреть своему противнику в глаза, переносицу или середину груди!

— А я бы заодно озвучил еще и второе! — хохотнул Жеребец, отвлекаясь от манекена, на котором отрабатывал какую-то связку. И, красуясь перед своими женщинами, картинно изобразил клинком нечто замысловатое: — Бой начинается сразу после команды Наставника или секунданта, а не через сутки-двое!

— Я помню… — прохрипел мой несчастный соперник, через силу заставляя себя разогнуться и перевернуться на живот. — Просто ар Эвис оказался слишком быстр…

— В предыдущем бою он оказался слишком хитроумен. Во втором — коварен. А в самом первом «на удивление гибок и подвижен»! — не преминул поддеть его Элмар ар Сиерс. — Знаете, мне даже любопытно, какими эпитетами вы его наградите тогда, когда я поручу ему работать с вами, используя все известные грязные уловки.

Арр Диор, к этому моменту как-то умудрившийся подняться на четвереньки, потер пострадавшее место правой ладонью и, мучительно скривившись от боли, пробормотал:

— Откровенно говоря, пока не знаю, Наставник! Но буду иметь честь придумать. Если, конечно, доживу до этого дня.

Дальнейший монолог Наставника Элмара был цветист и многословен, как песня хорошего менестреля. Правда, все те сентенции, которые он изливал на беднягу ар Тиера, я слышал не одну сотню раз. Поэтому большую часть пропускал мимо ушей. Ибо прекрасно понимал, что смысл всего того, что говорилось, можно было передать одним-единственным предложением — «Хочешь выжить в реальном бою — будь готов ко всему!»