Петров, к доске! (СИ) - Ларин Павел - Страница 23

Но и это еще было не все. Следом за скорой, буквально минут через пять, подрулили пожарные. Соседи оказались не только сердобольными, но и бдительными.

— О-о-о-о-о… — В один момент оживилась Командирша. От «морячка» она уже отстала, а потому сразу же вспомнила главную причину сборища.– Вот мы товарищей и попросим снять кота.

Пожарные, когда узнали, что их вызвали не тушить пожар, а снимать с дерева орущего кота, мягко говоря, были возмущены. Смысл речи главного их бригады сводился к тому, что все машины всех районов сейчас заняты делом, а он должен заниматься ерундой с котами и полоумными бабками. Словосочетание «полоумные бабки» он, конечно, вслух не произнёс, но я прочёл это по его лицу.

— А давайте мы его струей из брансбойта собьем? — Подал идею один из его коллег.

— Ты совсем что ли, Лялин! — Возмутился главный. — Глупость заразная? Ты как это представляешь? Мы его не собьем, мы его в дом впечатаем переводной картинкой.

И вот только в этот момент напряжение и агрессию словно волной смысло. Точь-в-точь как из брансбойта. Засмеялись все, одновременно: Дядя Лёня, Командирша, «морячок» и даже его жена. Просто в одну секунду. Не смеялся только генерал. Он схватил меня за плечо, с силой сжав пальцами, а потом пошипел злым голосом:

— Фамилия, имя, адрес! Бегом!

Я ответил. Причина была та же. Вся ситуация в моем понимании, не стоила выеденного яйца. Я искренне считал, сейчас общий психоз закончится и всё утрясётся.

Кстати, хохотали даже пожарные, которые ситуацию не знали, но поняли что случившееся должно быть очень смешным.

Под общий хохот из скорой появились врачи, рассудившие, в присутствие пожарных можно уже включаться в процесс. Они сразу направились к Командирше.

Наверное, по ней было видно, что она точно нуждается в помощи. Как минимум, в успокоительном. Ибо ненормально, когда пожилая, приличная с виду женщина кидается с доской в руках на мужиков в «тельняшках». Добравшись до нее фельдшер с санитаром осмотрели бабулю, а потом обозвали симулянткой, потому что доской, прилетевшей из окна, она получила вскользь и у нее была просто ссадина на лбу, которую решили залить зеленкой.

Командирше велели закрыть глаза и временно не дышать. Однако то ли реально день такой зашел, то ли просто бабке опять не повезло, но банку с зеленкой перевернули прямо ей на голову.

Командирша заорала, развернулась к остальным участникам событий, которые уже начали «брататься», и тут же от неожиданности заорали все вокруг. Потому что зеленка растеклась не только по волосам бабули, но и залила ее лицо.

Вот в таком виде всех и застала милиция. Да, кстати. Милицию тоже вызвали. Это постарались уже товарищи медики из скорой. Поначалу, когда только прибыли на место, они решили, идёт какое-то массовое смертоубийство.

Патруль приехал, увидел побитого морячка, пожарку, скорую, генерала и зеленую бабку и поняли, что последнее место, куда осталось позвонить, это дурка.

Хорошо, что в тот же момент во дворе появился красный, вспотевший от бега участковый. Он взял генерала на себя, провёл с ним переговоры, потом забрал меня в свой «опорник» и вызывал мать.

Теперь мы коллективно решали, как быть дальше.

Я понимаю, что менять прошлое не так уж легко (2)

— Галя, ты пойми… — Снова завёлся Виталий Петрович. Просто заело его на этой фразе.

У меня уже, честно говоря, от его «ты пойми», начал дергаться глаз. К тому же, все очевиднее становился тот факт, что участковому нравится моя мать. Отчего-то такой поворот событий слегка нервировал. Впрочем, обидчивый генерал тоже беспокоил, врать не буду, но за матушку особенно было волнительно.

Виталий Петрович уже не меня отчитывал, а всеми способами пытался произвести на нее впечатление. Выглядело это немного нелепо. По крайней мере для меня.

Но я вот чего-то не припомню в своей юности отчима. Вообще никакого. Семья у нас оставалось неизменно маленькой до самого конца. Я, матушка, Илюха. И даже когда уехал в столицу нашей Родины, она так себе никого и не завела.

Поэтому конкретно в данную минуту я еще не знал, как мне поступить с внезапно всплывшей информацией. Наверное, счастья родительнице я бы хотел. В конце концов, она еще достаточно молодая женщина. Ей и сорока нет.

Сидит в этом дебильном кабинете уставшая, замученная, с волосами, собраными в пучок, ненакрашенная. Платье скромное, немного потрепаное жизнью и многочисленными стирками. А родительницу, между прочим, сорвали с работы. Должна выглядеть поприличнее.

— Сейчас если упустишь, потом не вороти́шь. Вон, глянь на Валерку, соседа твоего. Иванов Валерка. Нормальный был парень. А вырос в полнейшего лоботряса. Сидит на шее у матери. То работает на шаражках, то пинка ему под зад дали. День через день — пьяный. Никитична, мать его, она уж и женить непутевого рада. Лишь бы сплавить хоть куда. Только кому он нужен, такой подарок. Зато при каждой встрече жалуется, что бабы за ним не бегают, жадные до денег сволочи. Если и обращают внимания, так все не те. То глупые, то некрасивые. А сам вон, вечно немытый, в свои тридцать нигде не работает. Даром, что его мать в свое время в институт запихнула. Да бегала, причитала. Ой, Валерочка такой талантливый. Такой умный. А теперь этот Валерочка житья ей не дает. И все возмущается, как же так, ему нужен наследник и продолжитель рода. А у самого ни кола, ни двора. Имеется лишь ржавый велосипед в наличии. Я его как не встречу, он постоянно задает мне один и тот же вопрос: «Как думаешь, неужели я последний носитель своей фамилии?» Его фамилия Иванов, какой к чертям собачьим, последний носитель? А ведь пацаном он действительно был сообразительным. Учился хорошо. Но мать его сама избаловала. Понимаешь? Так этот хоть просто пьет. А за остальных если взяться? Не хуже «Джентльменов удачи». Украл, выпил, в тюрьму. Нет, Галина. Так не пойдёт.

Мать продолжала слушать участкового молча, опустив взгляд, и тот от ее покладистости распылялся все сильнее. Прямо даже грудь колесом выкатил, какой он молодец.

Я тоже распылялся, но совсем в другую сторону. Меня все происходящее бесило изрядно. Поэтому где-то на этапе перехода от Валеры к Костяну, который не только пьет но и руки распускает, я не выдержал.

— Виталий Петрович, а что, простите, мне шьют? Разбой? Ограбление? Тут даже мелкое хулиганство не канает.

— Ты видишь, Галина⁉– Участковый вскочил из-за стола, за которым сидел, и ткнул в меня пальцем. Лицо его при этом слегка порозовело и пошло пятнами. — Он уже у тебя разговаривает как малолетний уголовник! Нет, дело это я так не брошу. Не имею право. Буду каждый день заходить, проверять, как Алексей себя ведет.

— Здо́рово. — Я хлопнул в ладоши несколько раз. — Теперь можно идти? Пока вы тут, жертвуя собой в отцы мне не навязались. Конечно, исключительно в силу социальной ответственности и чувства долга.

— Алеша! — Мать впервые за все то время, которое мы провели в кабинете участкового, вскинулась и сказала хоть что-то. — Ты как разговариваешь? Так нельзя. Извините Виталий Петрович.

Она смущенно посмотрела на участкового. Тот, правда, тоже после моих слов боевой пыл немного утратил. Наверное, не ожидал, что я рубану правду-матку прямо в глаза.

— Дык я… Я ж искренне, от души… — Выдал, наконец, Виталий Петрович.

Он снял фуражку, вытер потный лоб платочком, который предварительно вытащил из кармана, и натянул ее обратно.

— Лучшего тебе желаю, Алексей. Только самого лучшего.

— Я так и подумал. Можно идти?

Участковый снова промокнул платочком лоб. Только теперь фуражку не снимал, сдвинул на затылок, хотя я вообще не понимаю, что он с ней никак не расстанется. На улице — тёплынь, а в кабинете так вообще жара.

— Идите. — Кивнул Виталий Петрович. Потом добавил. — Но смотри мне, Алексей.

Мать вскочила со стула, на котором сидела и пулей выскочила из кабинета. Прощалась она уже на ходу. Видимо, ей как и мне быстрее хотелось уйти из этого чудесного места.