Физрук-8: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 12

— Разрешите, товарищ майор?

Видимо, разрешение последовало. Шаг назад и в сторону, приглашающий жест, выдающий генетическую связь с предками — лакеями или половыми. Я, постукивая палочкой — въевшаяся в кровь привычка изображать старика — прошел в кабинет товарища майора. Ничего не неожиданного — шкафы, сейф, полированный, но ободранный стол, мягкие стулья. Сам майор — выправка, широкие плечи, ручища, проницательный, впрочем, умный взгляд. Седая щеточка усов. Залысины. Цивильный костюм, который изо всех сил старается не выглядеть кителем без погон. Майор поднялся из узкого для него кресла, протянул ладонь, заскорузлую, рабоче-крестьянскую.

— Зорин, Константин Павлович.

— Третьяковский, Евграф Евграфович.

— Прошу вас, садитесь, Евграф Евграфович, — откликнулся майор и уже другим тоном пробурчал подчиненному: — Ты пока свободен, капитан.

Жихарев хрустнул каблуками, испарился, не слышно притворив дверь. Я опустился на предложенный стул, сложил руки горкой на рукояти трости, вопросительно воззрился на майора.

— Может быть чайку? — осведомился тот.

— Не откажусь, — отозвался я и не удержался, ввернул: — Чайку мне в вашем учреждении еще не предлагали.

— Да, да, — рассеянно покивал майор. Поднял трубку одного из трех телефонов. — Раечка, принесите нам чаю. Спасибо.

— Пока суть да дело, Константин Павлович, я хотел бы знать, почему меня задержали?

Морщины на широком лбу майора прижались друг к дружке, словно детишки в грозу.

— Не задержали, а пригласили, Евграф Евграфович.

— Могли бы пригласить повесткой. Я гражданин законопослушный.

— По ряду причин — не могли, — сообщил майор. — Через некоторое время, вы узнаете — почему.

Я поерзал, поудобнее устраиваясь на стуле — мне стало интересно. Вновь бесшумно распахнулась дверь — вошла девушка, видимо, та самая Раечка. Я привычно охватил ее взглядом с головы до ног и привычно разочаровался — не похожа на мою покойную жену. Раечка выставила на стол две чашки на блюдцах, розетку с конфетами, благосклонно выслушала благодарность начальства, и ретировалась.

— Угощайтесь!

Кивнув, я подвинул чашку к себе, бесцельно поболтал ложечкой. Запах был хороший, значит, и чай не из продмага.

— Ну так я слушаю вас, Константин Павлович.

Майор госбезопасности с великокняжеским именем, выложил перед собой пухлую папку — поверх чашки я полюбопытствовал: не мое ли, гражданина Третьяковского, дело? — но не разобрал то, что бы написано на клапане. Ладно, все что мне надо знать, с точки зрения товарища майора, до моего сведения доведут, а то, что не надо — я все равно не узнаю. Зорин делиться со мною чем-то ни было, не спешил. Открыв папку, он мучительно долго листал ее и, наконец, сказал:

— Я предлагаю вам, Евграф Евграфович, сотрудничать с нами.

Мне показалось, что я ослышался. Мне, опытному зэку с двумя отсидками предлагают стать стукачом? Да не рехнулись ли в этом ведомстве часом?

— Вот именно мне⁈ — произнес я вслух. — С моей биографией?

— А что не так с вашей биографией? — спросил Зорин. — Возьмем, например, список ваших профессий… — Он снова полистал папку, которая, оказалась все-таки моим делом. — Актер второго состава в Художественном театре, инженер на строительстве Днепрогэса, редактор газеты «Кузница и пашня», преподаватель физики и истории в школе, препаратор палеонтологической экспедиции, приемщик утильсырья, натурщик во ВХУТЕМАСе… Хорошая советская биография!

— А то, что я, так сказать, подвергался?

— Ну и что? — спросил майор. — Мой отец, например, тоже был арестован в тридцать седьмом и получил пятнашку, это не помешало ему впоследствии выйти в отставку в звании генерал-майора КГБ.

— Тогда вы тем более, должны понимать, что предлагать бывшему зэку стучать — это мягко говоря неосмотрительно…

Зорин покачал головой.

— Боюсь, вы неверно меня поняли, Евграф Евграфович, — сказал он. — Рядовой сексот или, выражаясь вашей терминологией «стукач» Третьяковский нам не нужен. Тем более, что в моем ведомстве таковых не держат.

— Пилюлю пытаешься подсластить, начальник, — с усмешкой произнес я.

— Нет, — ответил он. — Я лишь прошу отнестись к моему предложению серьезно.

— Я постараюсь, но мне нужна дополнительная информация.

— Разумеется. Мы потому к вам и обратились, что вы умеете осмысливать информацию разной сложности и делать из нее удивительные выводы…

— Благодарю, но если можно — ближе к делу.

— Вы знаете о существовании такого города, как Литейск?

— Конечно, — не стал отрицать я. — С некоторого времени там живет мой родной брат-близнец Миний Евграфович. Он считает, что лучше быть литературным классиком в провинции, чем третьеразрядным литератором здесь, в Москве.

— Разумный подход, — сказал майор, от которого не укрылось раздражение в моем голосе. — И нам он более чем на руку.

— Если вы копаете под моего братца, которого я, да, недолюбливаю, то вам я ничем помочь не могу. Родная кровь не водица, какие бы внутри семьи ни возникали разногласия.

— Нет-нет, к вашему брату мое предложение отношения не имеет. Говоря о том, что факт его проживания в Литейске нам на руку, я имел в виду совсем иное.

— Что же?

— Если нам с вами удастся договориться, может понадобиться ваше присутствие в городе, где живет ваш брат.

— Туманно, но допустим.

— Впрочем, не это главное, важнее то, что происходит в самом Литейске.

— А что там происходит?

— Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно время, а вам допуск к совершенно секретной информации.

— Старый трюк, гражданин майор, — отмахнулся я. — Чтобы получить допуск, я должен дать согласие на сотрудничество. Не дождетесь. Так что, если у органов к бывшему зэку вопросов не имеется, разрешите откланяться.

— А ведь у вас в трости, Евграф Евграфович, обоюдоострый клинок, тридцать пять сантиметров длиной, вынимается поворотом рукоятки по часовой стрелке, — сказал Зорин. — Это опасное холодное оружие и пользуетесь вы им виртуозно. В качестве доказательства могу привести результаты судмедэкспертизы, по делу об убийстве гражданина Дылдина, сорока лет, бывшего рецидивиста, насильника и педофила. Бывшим сделали его вы. А я пустил следствие по ложному следу. Удивлены?

— Не очень, — пробурчал я.

— И я не удивлен, — продолжал он. — Ведь у вас большой опыт. Осиротев в шестнадцать лет, вы отправились вольноопределяющимся на фронт Первой Мировой, участвовали в Брусиловском прорыве, дослужились до чина поручика, награждены солдатским Георгиевским крестом, побывали в австрийском плену, бежали. Приняли Октябрьскую революцию, воевали в Гражданскую, были взводным в Первой конной, сам легендарный командарм Буденый вручил вам именной маузер. В тридцать седьмом вас арестовали, приговор Особой тройки — десять лет без права переписки. Расстрел отменили специальным указом товарища Сталина. Выпустили как незаконно репрессированного. Участвовали в Великой Отечественной, были командиром артиллерийской батареи, дошли до Берлина, награждены медалями, в том числе и «За отвагу». В сорок девятом снова арест, на это раз вы получили двадцать пять лет, но попали под Бериевскую амнистию.

— Органам все известно, — с кривой усмешкой проговорил я.

— Да, — без тени улыбки откликнулся майор. — И вот вам еще кое-какие факты. По документам вам семьдесят пять лет, но морщины на вашем лице — это отлично наложенный грим. Согбенная спина, шаркающая походка, стариковские боты — актерская игра. Ваш брат, у которого за плечами нет опыта работы в театре, хотя он и получил соответствующее образование, при всей своей беспутной жизни, выглядит моложе лет на тридцать. Думаю, вы понимаете, что являетесь генетической аномалией?

— Допустим, но пока не вижу причин изменить свое решение.

— Вероятно, окружающие вас люди — в основном друзья и сослуживцы, потому что родных у вас не осталось еще с шестнадцатого — замечали, что вы с братом выглядите необычайно молодо для своих лет, — не моргнув глазом, продолжал майор. — Однако ваш брат стал рано предаваться излишествам и если бы не ваше фамильное уникальное здоровье, давно сгубил бы себя. К тому же, вы жили в разных городах, так что ваши знакомые не имели возможности сопоставить как вы оба выглядите, а касательно вас, видимо, относили вашу моложавость на счет увлечения физкультурой. Да вы и впрямь не расставались с гантелями, боксерскими перчатками и велосипедом, и, наверно, стали одним из первых русских, кто освоил экзотическую китайскую борьбу ушу. Женщины, до которых вы поначалу были чрезвычайно падки, и с которыми расставались легко и быстро, само собой никогда не жаловались на ваше здоровье и мужскую силу. Первой, кто возможно заметил, что медленно, но верно стареет рядом с вами была ваша жена Лидия?