Первый/последний (СИ) - Ру Тори - Страница 32

У нас с ним есть и еще кое-что общее.

Одна на двоих потеря...

— Влад, понимаю: Дина многое для тебя значила... — я вцепляюсь в шершавые доски скамейки и смело врываюсь на запретную территорию: — Но, даже если ты не смог проявить нужной чуткости, не стоит себя корить. Она очень любила тебя и точно не хотела твоих мучений. Ты же наверняка слышал про ее список спасенных душ? Так неужели реально думаешь, что она держала бы обиду?

Влад ошалело на меня пялится, и в покрасневших глазах проступает та самая боль — неизбывная, навязчивая, бесконечная, выматывающая...

— Знаешь, что Кнопка сказала мне перед тем, как нас представить? — я уже реву навзрыд и улыбаюсь, вспоминая недавний, но уже безвозвратно утраченный вечер: — «Эрика, я сейчас познакомлю тебя кое с кем. Он малахольный и может казаться полным придурком. Но он — самый лучший чел из всех, кого я знаю». Это что-то да значит, да, Влад?..

Он взъерошивает волосы и всматривается в небо над черными крышами, будто выискивая среди тусклых звезд новый дом Кнопки и мысленно отвечая ей, и, помолчав, дрогнувшим голосом спрашивает:

— Ты долго с ней дружила?

— Я не успела стать ей подругой, хотя приехала сюда с таким намерением. Она купила мне билет, подыскала универ, помогла обустроиться, сняла квартиру. И унесла с собой все мечты, идеи и планы. Мне сложно без нее, и я бы, скорее всего, сдалась, но появился ты. Сейчас у меня есть цель: понять, чего я хочу, а потом — найти человека, занявшего Кнопке денег. Я все верну, хотя бы частями. Нельзя, чтобы он плохо думал о ней.

— Ты его нашла, — брякает Влад, и я подвисаю:

— Что?

— Что слышала.

Я все еще не могу сложить два и два, хотя Влад — действительно самый подходящий кандидат на роль благодетеля из всего ее окружения...

— Кнопка просила взаймы для какого-то срочного дела, но велела не заикаться о деньгах при тебе, — поясняет он. — Так что забудь, как уже забыл я. Это мизер. Я не возьму с тебя ни рубля.

— Как тесен мир... — я хриплю и шмыгаю носом. Открывшийся факт еще сильнее сближает нас. Интуиция не подвела, и моя теория о Владе оказалась верной!..

Он безмятежно улыбается, наслаждается произведенным эффектом, и я бесстрашно забуриваюсь еще глубже в его тайны:

— Спасибо... Но... Если серьезно? Откуда у тебя столько денег?

— Наследство отца. Он типа был одним из самых крупных бизнесменов области и всегда выручал нуждающихся. Только не обольщайся, детка: деньги я отстегивал не для того, чтобы помочь неведомой подружке Дины. Я всего лишь хотел приблизиться к отцу и... хоть немного побыть хорошим.

Влад сокрушенно вздыхает и застегивается под горло. Его белоснежная ветровка в сумерках кажется голубой, растрепанные темные волосы падают на глаза, щеки пылают. Он больше не прячется за броней из сарказма и отстраненности и просто разглядывает меня... А я задыхаюсь.

Что у него в голове? Почему он так сломлен?..

— Влад, ты считаешь себя плохим человеком, но это неправильно! — срывается с моих губ прежде, чем я успеваю осмыслить. — Ты... хороший. Умный, добрый и чуткий. Ты красивый. И очень талантливый. Ты неравнодушный и справедливый! С тебя началась моя настоящая жизнь...

***

Я весь вечер уничтожал себя за несдержанность: за то, что полез к Эрике на заброшке и едва не поцеловал, и сейчас поджидаю ее у подъезда с намерением больше не нарушать границ: не пялиться, словно между нами что-то есть, не подавать смешанные сигналы и не пускать слюни на ее шикарный зад. Но она выплывает из-за железной двери, настороженно осматривается, и, завидев меня, одаривает такой прекрасной улыбкой, что ноги подгибаются, а асфальт стремительно уплывает. Я безумно рад видеть ее синие, смеющиеся глаза, и, как в мед, влипаю в осознание: кажется, я реально становлюсь ее рабом...

В лучах утреннего солнца Эрика похожа на ангела, и я глупо моргаю, не в силах выдержать исходящий от этой девчонки свет.

Энджи с семи ноль-ноль заваливает сообщениями, но я не хочу отвечать — молчанием я усугубляю свою и без того незавидную участь, но лучше уж так, чем нарушать хрупкое волшебство момента истериками и выяснением отношений.

За десять минут до начала пары Энджи принимается настойчиво звонить, и я вынужден извиниться и выйти в коридор.

— Привет, Энджи! Прости, телефон на беззвучном, — я с ходу вру, но Анжела нынче не в меру сентиментальна и, судя по осипшему голосу, снова страдает похмельем:

— Влад, я соскучилась, правда. Сложная неделя, столько всего пришлось разгрести... — ноет она. — А сколько недоумков не выполняют свои прямые обязанности! Да над ними надо буквально с кнутом стоять!.. Мне нужно расслабиться. В общем, я перенесла все оставшиеся встречи на сегодня и на четверг, и уже в пятницу буду с тобой.

На плечи наваливается гребаный камень, руки дрожат. Энджи приумножает наши активы, старается ради меня, а я... не знаю, что со мной в последнее время творится. Раньше я и сам терпеть не мог ее отъезды — потому что за отлучки она методично выносила мозги и мне, и себе, а сидеть в одиночестве дома было выше моих сил.

Но сейчас я умираю от острого, похожего на горе сожаления — она забирает у меня целые сутки. Двадцать четыре часа пусть условной, но все же свободы.

— Окей, — я говорю Энджи, что все наладится, отвязываюсь от нее и, шатаясь, отхожу к пыльному подоконнику. Проваливаюсь в темный бездонный тоннель из обреченности, отчаяния и стыда, но кровь предательски вскипает от предвкушения — все выходные придется глушить ее любимое вино, выслушивать оскорбления, делать ей массаж и тупо трахаться. Так она избавляется от стресса, а я прокачиваю навыки отстраненности и равнодушия.

Прислоняюсь лбом к холодному стеклу и разглядываю пожелтевшие деревья, серые крыши и безмятежные белые облака в лазурном небе. Как же снаружи красиво. Как же я ненавижу себя...

Возвращаюсь в аудиторию, только чтобы собрать пожитки и под благовидным предлогом свалить, но вижу Эрику и ее теплую, чуть встревоженную улыбку, и черное отчаяние отпускает.

Еще целых два дня я смогу дышать полной грудью, веселиться и быть счастливым. И, даже когда наш уговор закончится, и Кнопка меня простит, я буду лететь в универ как на крыльях — чтобы наблюдать за Эрикой со стороны и убеждаться, что у нее все в порядке.

***

Ни черта не видя и не разбирая дороги, заваливаюсь к Князю — в темноте налегаю на фанерную дверь, щелкаю выключателем и щурюсь от источаемого абажуром тусклого свечения. Сбрасываю рюкзак и ветровку, прохожу за шкаф, падаю на диван и пытаюсь продрать кулаками глаза — в них словно сыпанули щедрую горсть песка. В горле саднит, в груди бушует невыносимая, нестерпимая легкость, сердце колотится, как после забористого часового сэта Дэна.

Я попал. Как же я попал!..

Я отдал Эрике рюкзак, изобразил широкую улыбку но, едва она вошла в подъезд, согнулся напополам и задохнулся, словно от удара под дых.

Почти не знакомая девочка из далекого города непостижимым образом прочитала меня, передала послание Кнопки и освободила от огромного груза вины. Наверное, Кнопка столкнула нас именно для того, чтобы я смог услышать ее слова...

До особняка Князя я бежал на пределе скорости — слезы самотеком лились по щекам, и я без особого успеха утирал их рукавом. Я намеренно держался неосвещенных улиц, и многочисленные прохожие испуганно шарахались, а какая-то женщина, налетевшая на мое плечо, заорала вслед, что заявит в полицию.

Чем дальше я убегал, тем сильнее становилась потребность вернуться. Только что я говорил со старым другом, любимой девушкой и самым близким человеком в одном лице. Никогда еще я даже близко не подбирался к такому уровню взаимопонимания, но остро и безнадежно в нем нуждался.

Я в раздрае, готов поверить в любые чудеса, и робко надеюсь, что когда-нибудь меня простят и другие дорогие мне люди...

Рассыпаясь в проклятиях, в комнате появляется Князь и, дуя на руки, опускает на стол шипящую сковороду с чем-то жареным. Он загадочно посматривает в сторону моего убежища, обнаруживает мое присутствие и зовет: