Здравствуй, 1984-й - Иванов Дмитрий - Страница 7

Подхожу со стороны огорода и через дыру лезу во двор любвеобильной соседки. Та встречает в халате явно на привлекательное голое тело и проводит в дом, на кухню.

– Дочка спит уже, – вполголоса говорит она, доставая из сумки сначала бутылку, а потом шоколадку, и тут же кривится. – Коньяк? Он же клопами пахнет! Шоколадку хорошо, что взял, дочка рада будет. Взрослеешь, что ли? Раньше дочке ничего не приносил, а тут прям молодец! Ладно, пусть будет коньяк, отдам потом кому, у меня есть в заначке «коленвал».

Я малость обалдеваю, помню я этот «коленвал» – до повышения цен самая дешевая водка была, сейчас я давно ее не видел. Название такое она получила в народе из-за надписи «ВОДКА» не в одну строчку, буквы «О» и «К» чуть ниже нарисованы, вот и похожая на «коленвал» надпись получилась. И про шоколадку она не угадала, я нам на закусь нес, с лимоном-то туго сейчас. Но пусть будет дочке, ишь как рада.

– Ты погоди «коленвал», это по спецзаказу для ветеранов и партийных работников, пять звездочек, не пахнет он клопами, зуб даю, – начинаю я вешать лапшу на уши, не желая пить отраву. – Ты на цену глянь.

– Да? И точно, прилично стоит, может, и в самом деле неплохой? – удивляется наивная дурочка лет двадцати пяти и сервирует стол нехитрой едой.

А закусь точно к водке – вареная картошка, сало, капуста квашеная, сыр домашний, огурец соленый, видно с прошлогодних запасов, но крепкий на вид. Черт, может, на хрен этот коньяк, да и не делали откровенной отравы в СССР. Но Галка уже настроилась вкушать напиток партократов. С трудом открываю бутылку и разливаю понемногу для начала.

– Эх, жаль, лимона нет, – неподдельно огорчаюсь я.

– Зачем? – нюхает напиток Галя и морщится.

– Чтобы морда после «епли» довольной не казалась, – шучу я, и шутка заходит на ура.

Галка – девка простая, и ей мой казарменный юмор нравится.

– Ой, насмешил, – дрыгает она полноватой ногой, уже оголенной до бедра. – Ты тяпнул уже, что ли? Тихий, скромный, а тут выдал.

– Щас тяпну, да мне чуть-чуть, только для запаха! Дури у меня и так хватает.

Галька смеется и непринужденно выпивает коньяк, закусывая кусочком сыра. Я не отстаю. Кладу руку на коленку и тискаю податливое тело. Завершается бутылка коньяка, почти полностью приговоренная стойкой бабой, и мы перемещаемся из кухни в баньку. В доме в спальне спит дочка, и мы стараемся ей не мешать. Секс завершился минуты за две! Мне, опытному, как я считал себя в прошлой жизни, ловеласу неудобно. Дама ведь не удовлетворена. Толику пофиг, но я его заставляю идти на второй круг, а потом и на третий. В конце концов после пятого захода за три часа меня выгоняют домой. Я доволен как слон, да и Галя, отжаренная на пять с плюсом, дружелюбно улыбается на прощание.

Поспал всего часа три, и разбудил меня не петух, а бабуля. Тот пестрый будильник тоже, я думаю, орал, но мне, уставшему от вчерашних любовных утех, это было нипочем. В результате в класс пришел последним, но не опоздал. Денег, что интересно, батя больше не дал. Это что получается, два рубля на неделю?

Сегодня тоже пять уроков – геометрия, две литературы и два труда последними. Толик обычно с них сбегал, а я решил пойти. На геометрии математичка рассказывала новую тему, а перед этим спрашивала домашку, поставив пяток оценок. На меня она странно поглядывала, но ничего не спросила. На перемене, в закутке с фикусами около кабинета литературы, куда я загасился от разных взглядов, ко мне подошла Фаранова – тоненькая, изящная девочка с русыми волосами и длинными ногами. Лицо красивое, но детской красотой.

– Толя, что ты там за глупости про меня говорил? – требовательно спросила она.

– Ничего и никому не говорил, Петрухе сказал, что ты мне нравишься, и все, – открестился от наезда я, разглядывая ребенка.

«М-да, поторопился я, гадкий утенок она пока», – решаю про себя.

– Ты чего? Дурак какой! Не говорил, что мы дружим?

– Петруха, стоп! – поймал я своего несостоявшегося подельника за рукав. – Кому сказал, что Аленка мне нравится? Я только тебе говорил.

– Да отвали ты, никому не говорил, – попытался, крутанувшись, вырваться тот из моего захвата.

Пришлось стукнуть его слегка в печень, от чего одноклассник присел и стал хватать ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.

– Чего ты? – возмутился Петр после того, как отдышался, и добавил мстительно: – Каркатову сказал.

– И мне он сказал, – подтвердила Аленка. – Только разных гадких подробностей добавил.

Тут я увидел плечистую фигуру Каркатова, идущего на урок литературы.

– Серега, иди-ка сюда, – кричу ему, держа за рукав своего кореша.

– Ты прибурел, Толян? – спросил здоровяк, подходя и нависая надо мной.

Его я тоже тычу в печень. А вот нечего прижиматься вплотную. Тот пытается что-то сказать, но я сбиваю его с ног простой подсечкой и бью двоечку в челюсть.

– Сука, урою! – размазывая кровь с разбитой губы, пытается встать Каркатов.

– Ой, боюсь! Ты сплетни про меня с Аленкой распускаешь? – насмешливо смотрю на его попытки очухаться.

– Да ты не поня… – попытался достать меня прямым ударом Серега.

– Да все я понял, а ты нет, – легко ухожу уворотом головы от удара и на развороте бью апперкот. – Вопрос тот же!

– Этот сказал, что у вас шуры-муры, – сдается Каркатов, кивая на испуганного Петра. – Тебе все равно после школы не жить!

– Толя, я ничего такого не говорил! – лепечет Складнев.

– Анатолий, прекращай! Из школы вылетишь! – возмущается ошарашенная Фаранова. – Пусть что хотят говорят!

– Считайте, я вас обоих предупредил! – хватаю портфель и иду в класс.

– Я вас тоже предупредила! – тычет пальчиком Аленка, и я вспоминаю, что у нее четыре старших брата и один на год младше. Все здоровенные кабаны.

– Ты чего такой нервный? – спросил у меня Кондрат, уже когда началась литература.

– С Каркатовым сцепился, распускал слухи про меня, – шепнул я в ответ.

– Если чё, мы с Похабом впряжемся, – пообещал сосед по парте, и я с удивлением вспомнил, что у меня есть и друзья – Кондрат да Похаб.

Похаб был из «б» класса, но мы дружили. Он такой же двоечник, как я и Кондрат. Похаб – это фамилия и кличка одновременно, вернее, фамилия Похабов. Все это выдала память Толика в один момент. Начался урок, и учительница стала рассказывать про Белинского и Герцена. Ни тот, ни другой ни в моей памяти, ни в толяновской не отложился. В результате заслуженная двойка. Не смог ответить, почему он опасный вольнодумец и чем опасен для общества. Хорошо хоть понял из контекста, что это про Герцена речь, но не спасло.

На перемене вижу, как ушибленный соперник что-то втирает двум Олегам – друзьям-борцам. Оба к моменту окончания школы были перворазрядниками, сейчас, конечно, они пожиже уровнем, но и я не готов полностью физически. Могут навалять нам.

– Толян, привет! – радостно орет толстоватый Похаб. – Вчера я в школе не был, ты, говорят, математичку укрощал?

– А сегодня морду разбил Каркатову, – под нос себе буркнул Кондрат.

– Да ладно! А чего он на тебя полез? – видно, в голове Похаба бить здорового Каркатова было верхом безрассудства.

– Что случилось между вами с Серегой? – подошел с тем же вопросом ко мне один из Олегов.

– Всякую чушь говорил про меня и Фаранову. Я Складневу сказал, что мне Аленка нравится, он чего-то сказал Сереге, тот переврал… да еще и в глаза Фарановой… Пришлось Каркатову челюсть пощупать.

– Так, даже если ты прав, надо это делать не в школе, да и тут… твои слова против его… – начал разборки Олег.

– Не согласен. Если спросить у Петра, то он скажет, что ничего от меня такого про Аленку не слышал и не говорил, – прервал его я.

– Логично, – веско сказал борец. – Спрошу у Петра, а так претензий нет, но Серега сегодня хочет после школы с тобой разобраться.

– Мы сами с ним разберемся, – произнес молчаливый Кондрат.

– Ну, о’кей! Погнали на урок. Или ты как всегда свалишь? – спросил Олег у меня.