Американец. Капитаны судьбы - Злотников Роман - Страница 8

Но, когда я, ожидая новых лавров гения, поинтересовался, почему бы и не использовать часть энергии пороховых газов напрямую, на меня только кисло посмотрели. Оказывается, не я первый такой умный. Пытались уже. Тот же пулемёт Кольт 1895 года именно на этом принципе построен. Да и в карабинах продолжают пытаться. Но пороховые газы пока что очень грязные, так что такая трубка слишком быстро забивается. Ну и кому оно надо, спрашивается, посреди боя оружие чистить?

Что за довесок я им дал? Да просто толовых шашек щедрой рукой отсыпал! Мы как раз экспериментировали с производством тола, так почему и не поделиться? Причём экспериментировали не с самим толом, там все ясно. Синтез тринитротолуола даже в этом времени был уже неплохо отработан! Нет, я разрабатывал максимально дешёвые источники самого толуола. Сейчас его из коксовой смолы выделяли, получался он «грязным», да и выходило его не очень много. Вся российская металлургия всего около тысячи тонн в год могла давать. Я же, по примеру будущего, взял за основу технологии нефтепереработки.

Увы, мои проекты по заселению и промышленному освоению Севера всё ещё упирались в проблему ограниченности топлива. Уголь приходилось везти сюда издалека, и он был дорог. Нефть с доставкой тоже обходилась недёшево. Единственным выходом на ближайшие годы была нефтепереработка. Если по приличной цене продать «светлые» продукты, то мазут, можно сказать, оставался бы почти даром.

Однако и тут была проблема. Хотя даже в моем будущем многие почему-то считают, что там ничего сложного, всего лишь «загнал в перегонный куб да перегнал», но на самом деле, нефтеперегонка – лишь начало, дающее довольно простые продукты, из которых ценным сейчас считается только керосин, а его выход не очень-то и велик. Немного позже, когда дизельные двигатели станут более распространены, ценной станет ещё и солярка. А прямогонный бензин вообще-то мало куда годится. Октановое число у него около сорока-сорока пяти, т. е. движки на нем получаются тяжёлыми и низкоэффективными.

Вот и выходило, что надо солярку и прямогонный бензин во что-то более ценное переработать. Для этого я строил установки изомеризации бензина, крекинга и прочее. Все это – довольно непростые химические процессы. Но в результате можно было получить высокооктановый бензин, кумол и толуол с бензолом.

На высокооктановый бензин у меня уже и сейчас был немалый внутренний спрос – бензопилы, лодочные моторы, а в перспективе и автомобили с самолётами. Компактный и мощный мотор без высокооктанового топлива не работает. И фишка в том, что здесь и сейчас такое топливо было только у меня!

Бензол можно было в небольших количествах добавлять в топлива, ещё больше повышая октановое число, но главное – из бензола можно было получать анилин на красители и фенол, который много для чего годился – и на взрывчатку, и для медицины, но главное для меня – на фенолформальдегидные смолы. А дальше – прямая дорога к производству дельта-древесины, карболитизированной фанеры, карболита и ДСП. Прорывные материалы. Причём и патент на них взять можно, и реализовать на здешних технологиях. И совершенствовать их можно десятилетиями.

Поэтому я использовал все три пути применения бензола.

А вот толуол лучше всего было пускать как раз на производство взрывчатки. Само производство тола я, повторюсь, знал прекрасно, знал и то, как его улучшить по сравнению с конкурентами, повысив выход продукта. А вот что нуждалось в отработке и шлифовке, так это система безопасного применения тола. Лить его или прессовать из «стружки»? Как именно готовить взрывчатые смеси с ним – аммоналы и аммониты? Нужны были эффективные взрыватели и огнепроводные шнуры, которые тут почему-то упорно называли «бикфордовыми».

Вот я и поделился, от широты души. Диверсантам и партизанам, если верить фильмам и здравому смыслу, взрывчатка всегда пригодится. Рельсы взорвать или мост, чтобы погоня отстала, или каменную осыпь на врага спустить. Да мало ли применений они могут найти?

Впрочем, я отвлёкся. А сейчас почти всем присутствующим членам моей команды явно было любопытно, как именно я донесу до Менделеева те доводы, что регулярно озвучивал им. И вообще, получится ли? Ведь на него я авторитетом давить не мог, надо было убеждать логикой. Что ж, попробуем!

– Вот вы, Дмитрий Иванович, говорите «отдать». Это что, как с вашим пироколлодием было?

– Эк вы меня, право! – аж закашлялся великий учёный. История была не слишком известна и не очень красива. Американский военный эксперт присвоил технологию, разработанную Менделеевым, оформил патент, а потом России же его и продал. – Но ведь я прав! В итоге это изобретение внедрили быстрее! В том числе и у нас. Любят у нас преклоняться перед Западом!

– Как вы могли заметить, Дмитрий Иванович, у меня со скоростью внедрения проблем нет. Но нет их лишь потому, что я не просто отдаю миру, а успеваю на своих новинках прилично заработать. Настолько прилично, что хватает и на новые разработки. И вот от этого как раз прогресс идёт быстрее. В том числе, и для остального человечества.

Менделеев задумчиво покачал головой. Он надеялся убедить меня, а получилось, что это я заставил его сомневаться.

– А вот, кстати! Вы меня пироколлодием попрекнули! Но ведь и аудиола эта, что в салоне стоит, не вами сделана. А рация в рубке, с помощью которой вы можете связаться с руководством любого участка стройки или с её штабом… Да хоть с Архангельском или Петрозаводском! Так вот рация эта – она ведь германского производства. Чем же ваш метод лучше? – лукаво прищурившись, уколол меня учёный.

– Хотя бы тем, что радиолампы в этих аппаратах – в Петрозаводске сделаны. И пластинки для аудиолы изготовлены из моего пластика, причём на предприятиях, в которых у меня половина пакета акций. Да и динамики – они из технического углерода, полученного в Петербурге, на российском заводе. Кстати, из нашего повенецкого шунгита.

– К тому же, и немцы, и французы в будущем году обязаны построить в России дочернюю фабрику. А через три года, когда она станет способна покрыть российский рынок, – передать её нам, в зачёт поставок! – добавила Наталья. – Так что мы таким способом долю импорта потихоньку сокращать будем.

– Ладно! – вскинул Дмитрий Иванович обе руки вверх. – Убедили! Обдумаю я ваше мнение на досуге. Может, и соглашусь. Но пока-то, хотя бы мне одному, под честное слово, можете рассказать, что вы там придумали? А то даже Чернов начал отмалчиваться. А про Байкова я вообще молчу! Совсем он под ваше влияние подпал! А мне же любопытно! Просто до крайности! Ну, так что, расскажете?

– О чём речь! Для того вас с собой и звал! В общем, мы готовим…

Петрозаводск, 24 августа (6 сентября) 1900 года, четверг

– Милый, я тебя просто обожаю! – сказала Натали, прильнув к моему плечу. Ну, какому мужику не будет лестно услышать такое от умницы да красавицы? Да ещё наедине, ведь в Петрозаводске сошли только мы двое, остальные поплыли в столицу. Разумеется, я растаял, начал гладить её по волосам и… А никакого «и» дальше не было, она отстранилась и строго сказала:

– Да погоди ты! Я хочу тебе спасибо сказать! Я ведь видела, что Морган тебя бесит, что ты ревнуешь… Даже на дуэль его, вон, вызвал! – хихикнула она, но тут же собралась и серьёзно продолжила: – Понимаешь, мне это было очень нужно! Это не блажь, нет! У него взгляд другой! Он просто задавал вопросы: «А почему вы решили строить металлургический завод в Сосновце? Почему передумали строить в Кеми? Отчего вообще не в Оулу[11]? Ведь оттуда и строительство завода снабжать, и продукцию вывозить быстрее и дешевле?..»

– Нельзя нам в Оулу! – досадливо поморщился я. – Финнам много воли дают, пришлось бы любой чих с их Сенатом согласовывать, а то и вовсе сейм собрали бы! Нет, политика сейчас правильная, в конце концов, их уломали бы. Но на это годы ушли бы!