Подарок на совершеннолетие (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 34

Гляжу поверх плеча Стефани и борюсь с самим собой: мне жуть как наскучила эта заевшая пластинка про вторые шансы, но с другой стороны я знаю, что она права… Знаю, но пока не решаюсь поверить.

А потом в глазах Стефани что-то меняется, словно и она ведет внутри себя некую невидимую битву и сейчас ее решающий бой, едва успеваю осознать, что происходит, а ее теплые губы оказываются прижатыми к моим губам… Белокурые пряди пушистым облаком падают на лицо, подобно невесомым снежинкам — щекочащим и невероятно приятным.

От новизны ощущений… и неожиданности сбивается дыхание.

Значит, не показалось, думается мне, значит это правда…

— Хочешь изменить своему парню со мной? — невольно вырывается у меня, когда Стефани отстраняется. Понимаю, что веду себя по-свински, только от внезапного шока делаюсь абсолютно неуправляемым…

— А что, если и так? — с вызовом осведомляется та, даже не пытаясь скрыть предательскую краску, залившую ее щеки и шею. — Что, если хочу?.. Да.

— Тогда, выходит, ты шлюха, — отвечаю с неожиданным для самого себя раздражением.

И Стефани качает головой, словно не верит, что я вообще способен произнести такое.

— Ты стал злой, Алекс. — И я вижу, как начинают блестеть ее глаза.

Злой? Нет.

— Я просто стал называть вещи своими именами.

Но она все еще качает головой и говорит:

— Значит, исходя из твоей логики, хотеть тебя может только шлюха, так получается?

Это не совсем то, что я имел в виду, но…

— Исходя из моего опыта, да. Сама знаешь… — насмешливо отзываюсь я, понимая, что в итоге пожалею о каждом сказанном в запальчивости слове. А Стеф уже тычет пальцем мне в грудь:

— Я не шлюха, Алекс, и Эстер, если на то пошло, тоже не шлюха… Любить тебя — это не подвиг, как бы ты там себе ни думал, и мне все равно, будешь ты ходить или нет… я просто… просто люблю тебя. Без всяких там «если» да «кабы»… И Бастиан… Бастиан мне не парень… он мой брат, чтобы ты знал. — Потом вскакивает с постели, делает стремительный круг по комнате, а я только и могу что произнести:

— Ножницы в верхнем ящике стола.

Стеф молча выхватывает их из задвижки и подходит ко мне с таким диким выражением лица, словно готова прирезать меня этими самыми ножницами (я даже почти готов простить ей это смертоубийство — сам напросился), к счастью, перерезает она только мои путы… На меня даже не смотрит.

Я и сам стараюсь не столкнуться с ней взглядом…

Стеф любит меня, действительно любит — поверить в такое не просто. А ведь когда-то я был почти влюблен в нее, только не дал себе шанса — решил, что даже мечтать о подобном было бы глупостью. И вот…

— Стефани. — Она не отзывается; швыряет ножницы на комод и молча выходит за дверь.

Растираю занемевшие запястья, луплю себя кулаком по лбу, сажусь и снова падаю на кровать, словно какой-то умалишенный, едва ли не рычу в голос: зачем, зачем я только наговорил ей подобное? Глупость все это, самая настоящая глупость, яйца выеденного не стоящая. А я просто перенервничал… испугался, банально запаниковал.

Дурак.

Идиот.

Полный кретин.

… Губы у Стеф нежные, не такие, как у Эстер…

И тут же стону: о чем я только думаю! Еще раз луплю себя по лбу и как будто бы прихожу в себя: надо пойти к Стеф и извиниться; порываюсь в сторону инвалидной коляски, только тогда и вспоминая, что ее-то и нет: безумное трио зачем-то присвоило ее себе.

Может, они оставили коляску за дверью?

Может, решили таким образом продлить свои извращенные пытки?

Почти решаю позвонить Бастиану и попросить о помощи, но передумываю: спускаю ноги с кровати и пробую… впервые по-настоящему пробую встать на них. Те словно ванильный пудинг — меня невольно передергивает! — неустойчивые и желеподобные… Отталкиваюсь от кровати руками, на секунду замирая в вертикальном положении, а потом пребольно ударяюсь коленами об пол; ковер смягчают силу удара.

Снова упал…

Я снова… снова упал!

Хочется сдаться и начать жалеть себя, остаться лежать на этом полу, пока кто-нибудь не найдет меня в этом жалком, расплющенном, словно растекшийся пудинг, состоянии, только я ДОЛЖЕН поговорить со Стефани, попросить у нее прощение… Должен.

Ползу к столу и, упираясь о столешницу, подтягиваю свое тело вверх… Так… так, еще чуть-чуть! И вот — еще одна секунда триумфа, после которой я снова падаю на пол, увлекая за собой декоративную салфетку с водруженной на нее корзиной с фруктами. Мы с ней падаем одновременно, и, лежа среди рассыпанных по полу яблок, груш и ананаса, я так и представляю себя натюрмортом под названием «Алекс среди ананасов».

«Алекс среди яблок» звучало бы менее экстравагантно…

В этот момент открывается дверь, и я вижу лицо Стефани: недоуменное, с хмурыми бровями…

…смягчившееся…

…и, наконец, перепуганное.

— Алекс? — она кидается ко мне, обхватывает голову руками, глядит заботливо и с тоской…

— Со мной все хорошо. Я просто представлял себя ананасом, — протягиваю руку и сжимаю ее ладонь. — Прости меня, Стефани, я вел себя, как идиот.

Она утыкается лбом в тыльную сторону моей ладони, и я вижу, как ее и без того покрасневшие глаза, вновь наливаются влагой. Плакала… плакала из-за меня и все равно прибежала узнать, что со мной случилось!

Стыдно становится еще больше…

— Сам не знаю, зачем наговорил тебе все это… Прости меня, пожалуйста, если можешь. Просто… просто это было так неожиданно. Я и не думал, — язык впервые в жизни заплетается. — Не думал, что ты…

— Люблю тебя? — подсказывает та сквозь слезы.

— Вот именно, — невольно краснею, радуясь отсутствию необходимости произносить эти слова самому. — Не думал даже, что такое в принципе возможно… Ты казалась такой… такой неприступной.

И Стефани вскидывает на меня отороченные слезами ресницы:

— Я люблю тебя с нашей первой встречи, Алекс, и мне жаль, что я не призналась тебе в этом раньше… — Потом подхватывает меня подмышки, пытаясь приподнять с пола, только я слишком шокирован ее новым признанием о любви с таким долгим сроком давности, чтобы помочь ей в этом, и Стефани валится на пол, так и не справившись с моим неподатливым телом.

— Алекс, помоги же мне! — снова принимается за дело, должно быть пытаясь скрыть свои зашкаливающие эмоции.

— Стеф, — я снова ловлю ее за руку. — Постой…

Она замирает, глядя на меня сквозь мокрые ресницы, и я впервые осознаю, каким глупцом был все это время…

Если бы только можно было прокрутить время назад…

Если бы только.

— Стеф, прости меня, — прошу прощение не только за слова, сказанные в запальчивости, но и за свою застарелую слепоту, внезапно спавшую с глаз. — Прости меня, пожалуйста.

— Скажи это еще сорок раз, и, быть может, я так и сделаю, — пытается улыбнуться она.

И тогда я так и делаю: шепчу «прости» не сорок, а все сто сорок раз, и игривый утренний ветерок уносит их в распахнутое окно.

21 глава. Бастиан, взъерошенный и нервный, врывается в мой номер, подобно торнадо, Эрика, улыбчивая и вальяжная, словно древнеегипетская кошка, вплывает следом за ним… Оба едва ли обращают внимание на вскочившую с пола Стефани и меня, все еще восседающего на нем. — Нам послание от милых старушек! — машет Эрика сложенным вдвое листком бумаги. — Послание? — Стеф нервным движением руку оправляет растрепавшиеся волосы. — Ага, парень на ресепшене передал. Говорит, три «милые» постоялицы отбыли еще с час назад! Наши со Стефани взгляды пересекаются. — И что в записке? — любопытствую я. Эрика неторопливо прочитывает: — «До скорой встречи», — пожимает плечами, — лаконично и емко, вы не находите? — Почему они уехали без нас? — удивляется Бастиан. — Приложили столько усилий на нашу вербовку, а теперь слиняли? При этом приподнимает меня с пола и осматривается в поисках коляски — не находит и усаживает прямо на кровать. — Где твоя коляска, Алекс? — недоумевать он при этом. — Если ты не нашел ее за дверью, значит, она в угоне, и ответственны в этом наши «милые старушки», — произношу насмешливым голосом. Губы Эрики трогает еще более задорная улыбка. — Они угнали твою коляску? Зачем?! — Я и сам хотел бы это знать. — Мне не хочется рассказывать про пытки ванильным пудингом, вместо этого я произношу: — Мы знаем, куда они направляются; они знают, что мы знаем, куда они направляются… Не думаю, что турбобабули собираются удрать от нас — просто очередная старушечья блажь, давайте догоним их и вернем мою коляску… ну и откопаем наконец этот пресловутый итальяно-мафиозный клад. Согласны? Эрика хлопает в ладоши, что воспринимается мной, как одобрение, Бастиан со Стефани молча кивают. И уже через полчаса мы толпимся у нашего автомобиля, загружая в багажник свое нехитрое добро, а я еще и вишу на Бастиане, подобно сиамскому близнецу и мысленно на чем свет стоит костерю неугомонную фрау Риттерсбах, угнавшую средство моего передвижения. Небо серое, вспухшее дождевыми облаками, вот-вот предвещающими скорую непогоду… — Кажется, будет дождь, — говорит Стефани, закидывая голову кверху, а потом — кивок в мою сторону: — Ты можешь сесть впереди для разнообразия. Так я и делаю: падаю на переднее пассажирское сидение, а Бастиан занимает место за рулем. Нам предстоит шестичасовой переезд до Сент-Аньеса, и мы планируем нагнать кладоискательниц еще в дороге, хотя, учитывая уровень водительского профессионализма Марии, нам это навряд ли удастся. Но мы все равно полны энтузиазма… Зачем бы те ни угнали мою инвалидную коляску, распалить во мне жажду новой встречи с ними старушкам точно удалось! — С тобой все в порядке? — обращаюсь к притихшему Бастиану, который все еще так и не знает о своей рассекреченности. Брат Стефани, кто бы мог подумать… — Все просто отлично, — отзывается тот. — А что? — Ты какой-то странный. Притихший… дерганый… — Дерганый? Нееет. — Его эмоциональный протест привлекает внимание девушек с заднего сидения, и Бастиан — мне точно не показалось! — кидает затравленный взгляд на Эрику, а потом кончики его ушей медленно наливаются краской. Теперь и я гляжу на Стефани, как бы вопрошая, в чем дело, но та лишь пожимает плечами. Ясно одно: Эрика неравнодушна к большому парню, а вот что чувствует он к ней — пока загадка… Это только если не брать в расчет багровеющие оттенками осени уши парня. А потом Бастиан, неотрывно вперившийся в дорогу и не отводящий от нее взгляда ближайшие полчаса, произносит: — Ребята, не хочу вас пугать, но кажется, нас снова преследуют… и это точно не наши «милые старушки». Котенок на руках Эрики недовольно мяучит, и та смахивает его с колен, что сразу же меня настораживает… Обычно она даже смотреть на него косо не позволяет! — Ты их знаешь? — интересуется Стефани, напряженно вглядываясь в лицо Эрики. Та вытягивает шею, пытаясь получше рассмотреть наших преследователей, и лицо у нее, что накрахмаленные салфетки моей бабушки — белое-белое. — Почему она должна их знать? — задает резонный вопрос Бастиан, предупреждая тем самым меня. — Просто прибавь газу, здоровяк! — командует девушка, плюхаясь на сидение и прижимая к груди безразмерный походный рюкзак. — Не думаю, что кому-то действительно есть до нас какое-то дело. — И с наигранным весельем: — Да не будьте вы такими параноиками! Мы не параноики, однако взвизгнувший шинами тонированный джип, устремившийся за нами, слишком красноречив, чтобы списать его действия на случайность. Он точно нас преследует, и остается один вопрос… — Почему он едет за нами? — Смотрю прямо на Эрику, но та упрямо молчит. И тогда Стефани произносит: — Она думает, что это ее бывший… тот, от которого она сбежала в Австрии, когда мы подхватили ее под Инсбруком. — И с виноватой полуулыбкой в сторону Эрики: — Прости. Та даже глаз не поднимает, расстегивая и застегивая «молнию» на боковом кармашке рюкзака. — Ее бывший? — вскидывается Бастиан. — Час от часу не легче… Зачем бы ему, скажите на милость, следовать за нами? — Эрика? — присоединяю свой голос к всеобщему недоумению. И тогда та еле слышно произносит: — Я у него кое-что забрала… Спросить, что именно мы так и не успеваем: преследующий нас джип ударяет по газам, обгоняет нас по правой полосе и встает поперек, перекрывая дорогу. Из него вываливаются три крепко сложенных парня, при виде которых холодок страха медленно скользит по моему загривку, ныряя за ворот футболки… Во что Эрика нас втянула? А Бастиан уже жмет на тормоз и глушит мотор в четырех метрах от импровизированного заслона. Мы замираем в неподвижности, наблюдая за первыми каплями дождя, падающими на лобовое стекло… Телефонный звонок звучит как удар грома, мы даже вздрагиваем, все, кроме Эрики: та глядит на экран смартфона, а потом жмет на «отбой»… — Кто это был? — спрашивает Стефани. Скорее автоматически, нежели действительно нуждаясь в ответе на этот вопрос: парень в черной футболке потрясает в воздухе своим смартфоном, и мы понимаем, чей номер только что высветился у Эрики на экране. А потом девушка распахивает дверцу автомобиля и выскакивает наружу — мы даже опомниться не успеваем! — направляясь в сторону звонившего… Рюкзак она закидывает на плечо. Мы молча наблюдаем за разворачивающейся картиной: вот они сближаются, начинают перекидываться фразами, сопровождая те все более яростной жестикуляцией, и вот уже Эрика скидывает с плеча рюкзак, ставит его на дорогу и извлекает из его безразмерных недр… ноутбук. Протягивает его парню в черной футболке… Тот выхватывает его одним яростным рывком, так что Эрика становится похожей на взбултыхнутый в стакане чай — у Бастиана в горле тоже что-то булькает. Невольно перевожу взгляд на него: костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели от напряжения… — Бас? — несильно трясу его за плечо, но тот словно и не слышит вовсе. В этот момент болезненный вскрик Эрики привлекает мое внимание: большой парень волочет ее к джипу и впихивает на заднее сиденье. Стефани ахает, Бас издает еще один булькающий звук, а потом срывается с места, едва ли не вырывая автомобильную дверь из пазов. — Бастиан! — кричит Стефани, выскакивая следом за ним. Капли дождя стучат все сильнее и сильнее — я остаюсь в автомобиле один. Обездвиженный и лишенный возможности помочь… Меня накрывает волной паники. Может все обойдется? Не обойдется… Бастиан кричит на парня в черной футболке, порываясь в сторону джипа с запертой в нем Эрикой, только тот перекрывает дорогу, насмешливо тыча пальцем в сторону Стефани. Интуитивно угадываю, чем все это может… и закончится: еще одной потасовкой, только теперь уже не в клубе, а прямо здесь, на дороге. И ощущение беспомощности, испытанное мной тогда, снова находит на меня… Начинаю озираться в поисках возможного средства помощи друзьям, а у самого в голове только одна мысль: ты даже на ногах стоять не можешь, кому ты собрался помогать… Игнорирую ее, распахивая бардачок и начиная раскидывать в стороны дорожные карты, и вдруг… сердце невольно пропускает удар… пальцы касаются чего-то металлического, подсознательно опознанного по форме как… пистолет. Что, откуда в нашем автомобиле пистолет? Извлекаю его наружу и сжимаю похолодевшими пальцами. Самый настоящий… в самом деле настоящий… Откуда? Отвлекаюсь от своей находки и вижу, как Бастиан… бьет чернофутболочника в лицо. Стону: так я и знал. А немое кино разворачивается во всей своей жестокой неприглядности… Их там трое на одного, и Стефани то ли с зареванным, то ли с залитым дождем лицом — я ничего не могу разобрать, перед глазами пелена. Распахиваю дверь, и дождь мгновенно заливает мне джинсы… Хватаюсь за дверную раму, подтягивая свое тело, и это выходит так просто: секунда — и я стою на ногах, сжимая в руке неожиданную находку. — Эй, — пытаюсь перекричать шум ливня, — у меня пистолет… убирайтесь или я выстрелю! Прямо ковбой Мальборо, самому стало бы смешно, не будь на самом деле так страшно. Драка замирает на секунду, а потом одна из размытых дождем фигур начинает двигаться в мою сторону, и я снова кричу: — Лучше не подходите, вам же хуже будет! — Оружие дрожит в моей руке, почти готовое грохнуться на дорогу, и в этот момент звук выстрела оглушает меня… Не понимаю, что произошло: пистолет был заряжен? Я застрелил кого-то? Хриплю и наконец роняю оружие на дорогу. Ноги тоже меня больше не держат: выпускаю дверную раму и оседаю туда же, тяжело дыша и отфыркиваясь от заливающего лицо дождя. Тот стекает по кончику носа, подобно нескончаемому потоку слез, и я лишь надеюсь, что это действительно только вода… И ничего более. — Алекс? Алекс, — выступает из пелены дождя бледное лицо Стефани, приседающей рядом со мной. — С тобой все хорошо? — и трясет меня за плечо. — Где они? — только и могу прохрипеть я. — Уехали. — И заприметив валяющийся рядом пистолет: — Испугались выстрела. Откуда ты его взял? — Это не мой. — Тогда чей? — Я не знаю. Где Бас? — Я тут, — раздается голос моего друга, к боку которого жмется маленькая, вымокшая до нитки фигурка Эрики. Всматриваюсь в его лицо, расписанное алыми мазками новых отметин, и невольно улыбаюсь. — Мне казалось, вяжешь ты лучше, чем работаешь кулаками, — произношу при этом. И Бастиан переминается с ноги на ногу: — Вязать у меня действительно лучше выходит, просто я терпеть не могу, когда плохо отзывается о моей семье… — Потом пожимает плечами, косясь в сторону девушки под боком: — Извини. Стефани сказала, ты знаешь… — Спичка! — вскрикивает в этот момент Эрика. — Где моя Спичка? — заглядывает в салон автомобиля, продолжая причитать. — Я совсем забыла про нее, и она, должно быть, сбежала. Боже, как же она такая маленькая в этом огромном лесу… под дождем… Я должна найти ее! Спичка! Спичечка. — И начинает метаться по дороге, устремившись наконец в сторону деревьев… — Эрика! — окликает ее Стефани. — Эрика! Но та продолжает выкрикивать имя своего котенка, исчезая за деревьями. — Безумная девчонка, — бубнит Бастиан, направляясь следом за ней. — Я найду ее, оставайтесь здесь. Стефани обхватывает себя руками, сотрясаясь всем телом скорее от нервного перенапряжения, нежели от холода: дождь по-настоящему теплый, похожий на парное молоко, выпрыснутое на землю. Я протягиваю руку, и она присаживается рядом, припадая лицом к моему плечу… — Ты нас спас, — произносит она при этом, согревая дыханием мою ключицу. — Нас спас неизвестно откуда взявшийся пистолет, — отзываюсь я. — Нет, нас спас ты! — повторяет Стефани, поднимая на меня глаза. — Сам по себе пистолет бы не выстрелил… Только я парирую: — Именно это он и сделал. — И признаюсь: — Я впервые держал в руках оружие. — Но не впервые стоял на ногах. Наши взгляды пересекаются, и я не могу удержаться от желания смахнуть налипшую прядь потемневших от дождя волос с ее щеки. — Тебе следовало давно согласиться на совместный душ, — произношу полушутя-полувсерьез, намекая на давнюю присказку, которой изводил Стеф после совместных тренировок. — Я бы воспринял это как проблеск надежды. — Знаю, — качает она головой, и сожаление в ее голосе глубоко трогает меня. — Каждый день корю себя за это… — И добавляет: — А теперь… теперь слишком поздно? Мне кажется или я действительно улавливаю вопросительную интонацию в ее словах… Думаю, так и есть. «Просто разберись с этим, просто реши, что для тебя важнее: пестование былой обиды или открытость для всего нового», слышу в голове слова фрау Риттерсбах, и наконец касаюсь щеки Стефани, враз сбившейся с привычного сердечного ритма… — Знаешь, как говорит моя бабушка? — И как же? — Пока мы живы — все своевременно, — отвечаю с улыбкой, сжимая пальчики Стефани, и та не отводит от меня внимательного взгляда. — Понимаю, что тебе нужно время, чтобы… — «забыть Эстер» повисает в воздухе недосказанным. — Только это сильнее меня, должно быть что-то этакое в этом летнем дожде с привкусом цветущего рапса, — продолжает она почти торопливо, а потом склоняется совсем близко… ждет моей реакции. И я не отстраняюсь… Обхватываю ее голову руками, и проскальзываю в солоноватый привкус ее омытых дождем губ, предусмотрительно приоткрытых для меня в тихом полувздохе. Целовать Стефани совсем не то же самое, что целовать Эстер… И это вовсе не значит, что она хуже. Лучше. Только так я и должен думать с этого момента…