"Фантастика 2024-119".Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Горъ Василий - Страница 32

В таком режиме на учебу, видимо, еще никто не приезжал, так что весь народ, которого вокруг было предостаточно, вылупился на мою машину, и Раиса Александровна, довольная до безобразия, расплылась в довольной улыбке:

— Красавчик!

Ценное указание номер два — не тупить при высадке — я помнил не хуже, чем первое, так что состроил правильное выражение лица, выбрался из салона, вальяжно обошел «Шквал», открыл пассажирскую дверь, протянул «любимой тетушке» руку и помог выбраться наружу. А когда она выпрямилась во весь рост, многоголосый возмущенный ропот, встретивший мое появление в поле зрения невольных зрителей, сменился куда менее «плотным» потрясенным гомоном. Впрочем, те, кто узнал в моей «спутнице» Саму Суккубу, быстро поделились этим знанием с остальными, и гомон стал в разы насыщеннее. А Зыбина, продолжая развлекаться, оперлась на мое предплечье, танцующей походкой подошла к «Кайзеру», успевшему подкатить к собирающейся толпе,

притянула меня к себе, с непередаваемым чувством чмокнула в щеку и пожелала хорошего дня. Конечно же, достаточно громко и в своем любимом стиле:

— Порви их всех, племяш! А то, смотрю, это затхлое болото продолжает загнивать…

Пока лицеисты, их телохранители, личные помощницы и пара учителей отходили от последнего заявления, из внедорожника выскочил Геннадий Осипович и уступал хозяйке место за рулем, я помог ей забраться в салон, а Замятина, под шумок выбравшаяся из машины с другой стороны, возникла за моим левым плечом. Стартовать в обычном режиме Зыбиной помешала толпа, но она грозно рыкнула мощным движком, и особо тормозные представители высшего света порскнули, кто куда.

За маневрами «немца», выруливавшего к выезду с парковки, наблюдали все, кроме нас с Валентиной, так что на оперативный простор мы вырвались без задержек и неспешно пофланировали в сторону второго учебного корпуса. Целительница, «выполняя свою работу», сообщила, в какую аудиторию мне требуется прибыть, назвала фамилию, имя и отчество преподавателя, поделилась кое-какой информацией по этой личности вроде научного звания, честно заслуженного прозвища и «милых» привычек, после чего замолчала.

Мини-термоконтейнер с коктейлем, который я должен был употребить в десять утра, несла сама, ибо мне это было, вроде как, невместно. Держалась с подчеркнутым уважением, но без перегибов, и ни на миг не забывая о том, что является красивой девушкой, несла себя так, что становилось понятно: она — моя абсолютно во всех смыслах, а всех остальных мужчин не существует.

Нет, это мне не льстило и никак не сказывалось на самооценке: я помнил, что «тетушка» в момент знакомства назвала эту особу стервозиной, успел убедиться в том, что это определение верно, и не льстил себя несбыточными надеждами. Впрочем, «правильным» реакциям особо любвеобильных парней на свою «вернейшую помощницу», бывало, радовался. Чисто из вредности. А потом мы поднялись на пятый этаж, добрались до кабинета новейшей истории, переступили через порог, и наступило веселье, обещанное Зыбиной. Какое именно? Реакция на мое представление одноклассникам, обнаружившимся в помещении.

Первым из легкого ступора вывалился княжич Константин Родионович Васильчиков, согласно досье, пробудивший в себе родовой Огонь еще в конце августа — оглядел с головы до ног, оценил демонстрируемую уверенность в себе, осанку и стоимость формы, мазнул взглядом по небольшому бугорку на левом запястье, под которым прятались часы, и обратился ко мне через губу:

— Простолюдин?

— Верно… — спокойно подтвердил я.

—…в Собственном Его Императорском Лицее номер один⁈ — патетично продолжила Евгения Ильинична Евдокимова, платиновая блондинка, вроде как, пробудившая Лед в начале октября.

— Ну да! — кивнул я и уверенно пошел к четвертому столу в левом ряду, который, согласно «разведданным», пустовал. — Лучший лицей страны — для лучших учеников. А я, определенно, лучший!

Одноклассники потеряли дар речи. Правда, не все: Виктория Семеновна Жданова, Земляничка, пробудившаяся в начале сентября и уже успевшая основательно оформиться, оказалась и глазастой, и весьма толковой, поэтому разглядела цвет «моего» кантика и сообразила, куда я так уверенно иду:

— Землячок со связями в ректорате? Интересненько. А чья кровь, если не секрет?

Она обратилась ко мне без ярко выраженного неуважения, так что я не запирался:

— Зыбиных.

— Так, стоп!!! — ошалело воскликнул Петр Петрович Жемчужников, единственный Водяной в нашем классе, в момент моего появления на пороге вглядывавшийся в экран коммуникатора. А когда на него посмотрела вся толпа, застрочил, как из скорострельной пушки: — Это он приехал в компании Суккубы на ее «Шквале»!

— Этот «Шквал» мой, а все остальное верно… — равнодушно сообщил я, пропуская Валентину на место для личных помощников, а потом сел сам.

— Не может быть!!! — возмущенно взвыл «оратор», судя по поведению, являвшийся ее верным фанатом. — Суккуба терпеть не может мужчин, не дарит им выигранные машины, не…

— Прошу прощения за то, что перебиваю, но я ее любимый племянник! — заявил я, достал из внутреннего кармана пиджака коммуникатор, подаренный Александром Всеволодовичем, открыл нужную программу и развернул экран так, чтобы Жемчужников увидел фамилию, имя и отчество в строке «Владелец автомобиля».

Как и предсказывала Раиса Александровна, девайс от торгового дома «Светоч» заметили все и ошалело переглянулись. И ничего удивительного: их подросткам, как правило, не дарили. А потом подал голос Павел Геннадьевич Крашенинников, Воздушник, вымахавший под метр восемьдесят, но весящий от силы килограммов пятьдесят:

— На чем бы это быдло ни прикатило и какими бы коммуникаторами ни пользовалось, здесь оно учиться НЕ БУДЕТ!!!

Я неспешно встал с удобнейшего кресла, подошел к этому задохлику, сложил пополам правым прямым в живот и сразу же зафиксировал затылок. Затем разогнул тушку ударом колена в лицо, чуть довернул дворянчика влево и шарахнул сломанным носиком об парту. Дав упасть на пол, сообщил, что не терплю оскорблений от кого бы то ни было, спокойно развернулся на месте и… был вынужден уходить от атаки княжича Константина. Двигался он достаточно быстро, драться, вне всякого сомнения, и умел, и любил, так что кулак просвистел впритирку с моим ухом. А на отводе разжался, и тонкие, но сильные пальцы попытались взять захват за шею. Ага, так я это и позволил — в лучших традициях дядьки Фрола вошел на предельно короткую дистанцию, левой рукой прихватил Васильчикова за талию, а правую восходящим движением упер в основание подбородка и, прогнув парня в спине, воткнул затылком в пол. Для того, чтобы понять, что добивания не требуется, хватило одного взгляда, а уже через пару мгновений я поймал взгляд простолюдинки лет двадцати семи, рванувшейся в нашу сторону, разглядел вокруг ее радужки зеленый кантик и демонстративно отошел в сторону в знак того, что не собираюсь мешать ей откачивать хозяина.

Аккурат в этот момент отмерла Земляничка и, презрительно фыркнув, обратилась к единственному парню кроме меня, все еще стоящему на ногах:

— Петя, только не говори, что ты вовремя вспомнил о дуэльном кодексе лицея и решил вызвать «охамевшего простолюдина» на честный бой!

Словосочетание «охамевший простолюдин» она произнесла с издевкой, так что я нисколько не обиделся. А господин Жемчужников пошел красными пятнами и с небольшой задержкой пожал плечами:

— Лютобор… э-э-э…

—…Игоревич! — подсказал я.

—…Игоревич был в своем праве. Да, нарушил пару правил этого самого кодекса, из-за чего получит свое первое взыскание, но, окажись я на его месте, среагировал бы так же!

Не знаю, почему, но ему не поверили. А потом в класс ворвалась толпа из двенадцати парней и девчонок, на ходу обсуждавших главную сенсацию дня — приезд Самой Суккубы с «каким-то неизвестным мальчишкой», увидела картину маслом, потребовала объяснений и получила. От все той же Виктории Ждановой. Кстати, описавшей недавний конфликт настолько образно и точно, что я невольно улыбнулся, а третий и последний княжич в нашем классе — Ярослав Федорович Засекин — вспыхнул, как сухая береста, брошенная в костер, вперил в меня взгляд, пылающий алым кантиком вокруг радужки, и вызвал меня на поединок. По крайним правилам для восьмого класса, то есть, до сдачи, потери сознания или тяжких телесных повреждений.