Испорченный король - Кент Рина - Страница 68

– Бедная женщина умерла слишком рано.

Я как кошка, которая поймала рыбу и готова на все, чтобы сохранить ее.

– Эйден мало говорит о ней.

– Ему нечего о ней говорить, – теплый тон Марго становится язвительным. – Алисия была не в себе и принимала всевозможные таблетки.

Я замечаю нотку смятения в тоне Марго, как будто она либо ненавидит Алисию, либо ненавидит то, что она сделала. Вероятно, последнее, поскольку самоубийство Алисии, должно быть, ранило Эйдена, а Марго, похоже, заботится о его благополучии.

Я собираюсь расспросить ее еще немного и узнать, было ли это самоубийством или несчастным случаем, но Марго останавливается.

– Я забыла соль.

– Я вернусь с вами.

– Нет-нет, иди. Игра вот-вот начнется, и мальчики будут проигрывать без своих чипсов. – Она указывает в конец коридора. – Кинозал находится за углом.

Конечно, у них есть кинозал. Почему я решила, что мы будем смотреть игру в гостиной, как нормальные люди?

Когда Марго тащится обратно туда, откуда мы пришли, я вздыхаю и продолжаю свой путь. Я останавливаюсь в конце коридора. Марго забыла упомянуть, в какую сторону мне повернуть: налево или направо. С обеих сторон одинаково длинные коридоры.

Раздаются шаги. Может быть, дворецкий или кто-нибудь из мальчиков вернулся, и я могу спросить их.

По мере приближения шаги становятся более размеренными и уверенными, я представляю, что именно так должны звучать шаги премьер-министра или президента.

Справа появляется высокий мужчина. На нем сшитый на заказ темно-синий костюм, который кричит о богатстве и статусе. Когда я встречаюсь с ним взглядом, я замираю, уставившись на более взрослую версию Эйдена.

Джонатан Кинг.

Я видела его по телевизору, в газетах и несколько раз в школе, но это первый раз, когда я оказываюсь так близко к нему.

У него такие же черные как смоль волосы, как у Эйдена, хотя волосы Джонатана более уложены и посеребрены несколькими седыми прядями. Его челюсть очерчена четче, чем у Эйдена. Его глаза кажутся более темными, чем у его сына. Если я думала, что взгляд Эйдена пугающий, то взгляд его отца – убийственный.

Его внимание переключается на меня с чистой агрессией.

Я крепче сжимаю поднос, чтобы не уронить его.

Если бы я не была так уверена, что Джонатан Кинг не убьет меня при таком количестве свидетелей в доме, я бы бросилась к двери.

Как кто-то может проявлять такую агрессивность при первой встрече?

Он быстро остывает. Приветливое выражение появляется на его лисьих чертах.

– Здравствуй, – говорит он легким надменным тоном и, сжав губы, улыбается, протягивая свою большую руку.

Если бы я не ощущала прежнюю агрессию и не чувствовала ее нутром, я бы подумала, что все это у меня в голове.

– Здравствуйте. – Я держу поднос одной рукой.

В тот момент, когда я вкладываю свою руку в его, он сжимает ее так сильно, что я вздрагиваю.

Дядя Джексон научил меня всегда крепко пожимать руки. Он говорил, что первое впечатление имеет наибольшее значение, и в деловом мире статус и сделки могут определяться по рукопожатиям.

Как правило, дядя никогда не имеет дела ни с кем, у кого слабые или нежные руки. Даже рукопожатие тети такое же крепкое, как у дяди. Я всегда старалась соответствовать их стандартам.

Однако натиск почти агрессивного рукопожатия Джонатана застает меня врасплох. Может быть, его рукопожатие такое же крепкое, как и статус бизнес-магната. Или, может быть, эта агрессия направлена только на меня.

В любом случае, я не обмениваюсь слабыми рукопожатиями.

Я встречаюсь с холодным взглядом Джонатана Кинга и сжимаю его руку в ответ так сильно, как только позволяют мои мышцы. Моя другая рука кричит от боли, удерживая весь вес подноса, но я ни за что не разомкну руку первой.

Что-то похожее на презрение мелькает на безучастном лице Джонатана. В этот момент он так похож на Эйдена, что это почти сверхъестественно. Теперь я знаю, откуда у наследника такая индивидуальность.

Джонатан Кинг и его сын относятся к тому типу людей, которые сокрушают, глядя своим противникам в глаза.

Сказать, что меня не пугает та мощь, которую Джонатан излучает без слов, было бы ложью. Тем не менее я не буду прятаться.

Он может переломать мне кости, а я все равно буду сжимать его руку.

– Папа.

Отстраненный голос Эйдена доносится откуда-то сбоку. Я была так поглощена своей безмолвной войной с Джонатаном, что не почувствовала его присутствия.

Впервые.

Острый взгляд Джонатана скользит с меня на Эйдена, не прерывая рукопожатия. Я недоверчиво смотрю на битву, которая разгорается между отцом и сыном.

Эйден – точная копия старшего Кинга. Это похоже на королевскую битву между могущественным человеком и его более молодым «я».

Король и его наследник.

Я не уверена, кто побеждает и должен ли быть победитель, но напряжение висит в воздухе как густая пелена дыма.

Удушающая.

Таинственная.

Завораживающая.

– Повеселись на своей вечеринке, сынок.

Вот так просто Джонатан отпускает меня, так же плавно и хищно, как пантера.

– Будет сделано.

Джонатан улыбается, как утонченный, аристократичный джентльмен. Не слишком приветливый, но и не отталкивающий. В нем сохранился намек на темноту, которая окутывает Эйдена, как вторая кожа.

Темные демоны заложены в их проклятых генах.

Еще раз окинув меня взглядом, Джонатан властными шагами направляется ко входу.

Я смотрю на Эйдена, думая, что он наблюдает за своим отцом так же, как только что наблюдала я.

Вместо этого Эйден полностью сосредоточен на подносе в моей дрожащей руке. Он хватает его и несет, не произнеся ни слова и не удостоив меня взглядом.

Он шагает в том направлении, куда направлялись мы с Марго.

Я массирую руку, которую Джонатан чуть не сломал, и иду в ногу с Эйденом.

– Что все это значит? – спрашиваю я.

Тишина.

– Эйден?

Снова тишина, но его шаги становятся шире.

Я уже упоминала, насколько отстойно быть на его плохой стороне? Кто бы мог подумать, что кто-то вроде Эйдена будет использовать наказание молчанием?

Я подбегаю и встаю перед ним, широко раскинув руки.

Он останавливается и бросает на меня такой резкий взгляд, как будто разрезает меня ножами. Костяшки его пальцев сжимают поднос.

– Ч-что происходит?

Эта его сторона всегда приводит меня в состояние повышенной готовности. Эйден не из тех, кто так свободно выставляет напоказ свои эмоции. Тот факт, что он, кажется, близок к взрыву, означает, что неизбежно произойдет что-то катастрофическое.

– Скажи что-нибудь, – я давлю, когда он снова молчит.

– Держись подальше от моего отца, – он произносит каждое слово почти рыча.

– Я не подходила к нему, я…

– Мне насрать на то, что ты делала или не делала. Ты не разговариваешь с Джонатаном. Ты не пожимаешь ему руку и уж точно, черт возьми, не разговариваешь с ним. Когда вы видишь его, ты поворачиваешься и идешь в противоположном направлении. Это ясно?

У меня кружится голова.

– Почему?

– Потому что я, блять, так сказал.

– Простите, ваше величество, но я ничего не делаю, потому что вы, блять, так сказали.

– Эльза… – он рычит, глубоко и низко.

– Скажи мне почему.

– Это один из тех случаев, когда ты просто говоришь да и не споришь со мной.

– Или что?

Его металлические глаза становятся расчетливыми.

– Или я напою Рид и позволю Найту отвезти ее домой.

– Ты… не станешь.

– Посмотрим. – Он проходит мимо меня в комнату.

Мое сердце замирает.

Я спровоцировала уродливую, чудовищную сторону Эйдена. Сторона, которой все равно, кому он причиняет боль, пока он получает то, что хочет.

Для него Ким – всего лишь средство для достижения цели, которой являюсь я. Он использовал ее раньше и будет использовать снова, чтобы доказать, что может заставить меня согласиться на все, что он пожелает.