Испорченный король - Кент Рина - Страница 22

Я превращаюсь в самую отвратительную версию себя из-за этого ублюдка.

Мой телефон звонит, и я бросаюсь к нему, ожидая, что это Ким.

Эйден.

Стоп. Эйден?

Конечно. В конце концов, мой телефон был у него целый день. Если он смог взломать пароль, значит, он смог сохранить свой номер.

Меня так и подмывает швырнуть свой телефон и разбить его вдребезги, но любопытство берет надо мной верх.

Я провожу пальцем по экрану, чтобы прочитать текст.

Эйден: Спишь?

Я подумываю послать в ответ лаконичное «пошел ты», но вместо этого решаю проигнорировать его. Я серьезно не знаю, о чем он думает, отправляя мне сообщение.

Это не похоже на то, что мы старые друзья или даже знакомые.

Приходит еще одно сообщение.

Эйден: Я нет.

Очевидно.

Мой телефон снова пиликает.

Эйден: Я представляю тебя обнаженной, выкрикивающей мое имя, пока я вдалбливаюсь в твою маленькую тугую киску.

Покалывание разливается по моему телу и между ног.

Эйден: Если ты не ответишь, я продолжу рассказывать тебе о своих фантазиях.

Я поджимаю губы. Он не доберется до меня.

Эйден: Я думаю о твоих пухлых губках вокруг моего члена, пока я трахаю тебя в рот, а ты смотришь на меня полными слез глазами.

Откровенный образ вызывает во мне дрожь.

Эйден: Я скучаю по твоим полным сиськам и по тому, как идеально они помещаются в моих ладонях. У тебя болят соски?

Вышеупомянутые предатели твердеют под мягкой тканью пижамы, и я накрываю их рукой, словно он может их видеть.

Эйден: Я знаю, что ты не спишь, сладкая. Последний шанс. Ты пожалеешь, если не ответишь.

Когда я продолжаю молчать, он посылает еще одно сообщение – последнее.

Эйден: Как пожелаешь.

Он перестает отправлять сообщения. Я жду пять минут, но ничего не происходит. Мои руки дрожат, когда я кладу телефон на тумбочку.

Почему он перестал писать?

Нет. Я не позволю ему залезть мне под кожу.

Утром я просыпаюсь с рукой между ног.

Снова.

Дерьмо.

Обычно я не помню свои сны, но этот я помню мельком. Темно-серые глаза. Слезы у меня на щеках и что-то густое во рту.

Я принимаю самый долгий и холодный душ, который у меня когда-либо был, и спотыкаясь спускаюсь вниз.

– …может быть, она вспоминает.

Я останавливаюсь у угла лестницы, услышав взволнованный голос тети Блэр.

– Ты слишком много думаешь. – Дядя издает приглушенные звуки, похожие на пережевывание пищи.

Значит, он пришел домой прошлой ночью.

– Может быть, нам стоит воспользоваться рекомендациями доктора Хана, – снова произносит тетя. – Ей скоро исполнится восемнадцать.

Рекомендациями доктора Хана?

И какое отношение ко всему этому имеет мой возраст?

Ужас поселяется у меня под ложечкой. Мне не нравится, к чему ведет этот разговор.

– Перестань слишком много думать, Блэр, – ругает дядя. – Я пойду посмотрю, встала ли Эльза. Она опоздает в школу.

Тетя что-то бормочет, но я ничего не слышу. Я намеренно шлепаю ногами по полу, когда заворачиваю за угол с широкой улыбкой на лице.

– Доброе утро!

Я целую дядю в щеку и позволяю тете поцеловать мою. Бросаю рюкзак на стул и принимаюсь за тосты с маслом и джемом. Специальное варенье без большого количества сахара и специальное сливочное масло.

Моя жизнь держится на здоровой пище.

Аппетит ускользает от меня, но я проглатываю крошечные кусочки. Если тетя Блэр заметит, что я не ем, она взбесится.

– Ким опаздывает? – спрашивает тетя.

– Нет, она должна забрать Кира этим утром. Я возьму такси.

– Чепуха. Я отвезу тебя, тыковка, – говорит дядя.

– Нет. Ты водишь слишком экспрессивно. – Тетя улыбается. – Я отвезу.

По дому разносится знакомая трель дверного звонка. Должно быть, это миссис Робинсон. Она любит печь и угощать своими кексами соседей. Хотя тетя не разрешает мне их есть.

Я пользуюсь шансом отвлечь тетю от моего едва надкушенного тоста.

– Я открою!

Дядя бросает на меня взгляд.

– Я сам. Заканчивай свой завтрак, тыковка.

Да ну ё-моё.

– Почему ты не распускаешь волосы? – спрашивает тетя, приглаживая мой конский хвост.

Я делаю глоток апельсинового сока.

– Это слишком муторно.

По правде говоря, мне никогда не нравились мои распущенные волосы.

– Тыковка? – голос дяди звучит ошеломленно, когда он появляется на пороге. – За тобой приехал друг.

– Друг?

Неужели Ким передумала?

Но дядя Джексон не называет Ким другом.

Приехавший друг заходит в комнату, и я давлюсь апельсиновым соком.

Эйден, мать его, Кинг стоит в нашей столовой.

Я не верю во внеземных существ, но сейчас я бы предпочла, чтобы какой-нибудь инопланетянин стоял в моей столовой вместо гребаного Эйдена Кинга.

Я слишком ошеломлена, чтобы реагировать. Тост замирает в воздухе, а моя челюсть почти отвисает до пола.

Эйден неторопливо выходит на середину нашей кухни уверенными, беспечными шагами.

Люди чувствуют себя неловко, – или, по крайней мере, сдержанно, – входя в незнакомое место в первый раз.

Не Эйден.

Его горящие глаза фиксируют мой взгляд с такой легкостью, как будто все это происходит каждый день.

Школьная куртка облегает рельефные мышцы его плеч, делая его старше своих восемнадцати лет. Его чернильно-черные волосы идеально зачесаны назад, и сегодня он даже надел галстук. Отглаженные брюки и элегантные дизайнерские туфли дополняют его блестящий внешний вид.

Эйден выглядел так только на церемонии в конце года, когда ему пришлось выступать с речами. Он одевается не для того, чтобы произвести впечатление, но сегодня именно такой случай.

Это тонкое напоминание о том, что он не только студент КЭШ, но и ее будущий наследник.

Он не просто Эйден, он Эйден Кинг.

В его присутствии воздух становится более душным.

Я в шоке, дядя выглядит растерянным, а тетя сжимает стакан с апельсиновым соком так сильно, что у нее белеют костяшки пальцев. Она смотрит на Эйдена так, словно видит привидение.

Дядя прочищает горло.

– Я не знал, что у Эльзы есть еще друзья, кроме Ким.

Так держать, дядя. С таким же успехом можно было сказать ему, что эта семья существует только потому, что их крупнейшим подрядчиком является «Кинг Энтерпрайзес».

Эйден надувает губы – ублюдок на самом деле надувает губы – и направляется ко мне.

– Мне больно, детка. Я не знал, что ты прячешь меня от своих родителей.

Несколькими тонкими намеками он заставил тетю и дядю поверить, что у нас отношения. Он сказал это так небрежно, что никто бы и не подумал назвать его лжецом.

Инопланетяне с таким же успехом могли бы похитить меня на своих космических кораблях и забросить на другую планету.

Дядя хмурит брови, а тетя пристально смотрит на меня. Что-то сжимается у меня в груди. Такое чувство, будто я предала ее.

– Все не так, – шепчу я сквозь комок в горле, но тетя, похоже, меня не слышит.

– Ты не говорила нам, что знаешь Эйдена, тыковка, – говорит дядя более жизнерадостным тоном.

– Это моя вина. – Эйден смотрит на моего дядю с самым искренним, торжественным выражением, которое я когда-либо видела. Даже его акцент становится более шикарным. – Из-за контракта вашей компании с компанией моего отца Эльза беспокоилась о том, чтобы не впутывать наших родителей. Я уважаю ее желания, но я также хочу представлять ее как свою девушку.

Эльза?

Девушку?

Я что, прямо сейчас в долбаном кошмаре?

Я хочу засунуть его идеальное лицо в раковину, полную воды, и держать его там до тех пор, пока он не перестанет дышать.

Моя грудь сжимается от этого образа.

Это так знакомо и… тревожно.

Мои расширенные глаза возвращаются к Эйдену.

Подсознательно люди стыдятся лжи, и их мозг выражает это в форме подсказок. Поглаживание затылка. Подергивание глаза. Изгиб губ.