Инверсия (СИ) - Богородников Алексей Владимирович - Страница 51

Мои «лучшие друзья». Моё проклятие и груз.

— Твоих родителей обвинил в госизмене? — удивился Дэвис и догадался. — Так ты поэтому в Бромптон перевелся?

Ну и что здесь сказать? Плавным движением губ моих друзей, Штирлиц превращается в Мату Хари. Накануне казни. Пока я думал, как бы съехать, не выдавая того, что моим делом занимается лучшее детективное агентство и юридическая контора столицы, Маргери сделала ход конем.

— Да он мог бы не поступать в ваш вонючий Бромптон и остаться в Беллингеме. — пылая праведным гневом, или скорее всего делая данный вид, заявила она. — Никто ему и слова бы не сказал!

Волтер побагровел от гнева, Оливер скорчил презрительную гримасу и напыжился, собираясь выдать гневную ответную тираду, Пол сжал кулаки и шагнул вперед, но их всех остановил Дарси Дэвис.

— Лучше «вонючий» Бромптон, чем брызжущие ядом гадюки. — холодно отрезал он. — Счастливо оставаться.

Дэвис скопировал мой жест двумя пальцами к виску. Они растворились в начинающихся сумерках, оставив меня наедине с ренегатами. Хороший пацан этот Дэвис, хладнокровный и думающий. Ушатать что-ли всех этих «друзьяшек» наглушняк прямо сейчас? Переулок вроде пустынен, «малыш» греет правую карман пиджака. Еще до двухсторонки я незаметно снял его, положив во внутренний карман пиджака, который запихнул в рюкзак, назначив его охранником Оливера.

Что-то такое прочитала в моём взгляде Маргери. Отступила в страхе. Клайв напрягся. Один Хупи стоял безмятежно, словно не кувыркался никогда от меня и не ел землю лицом.

— Да ты чего, — забормотала рыжая в панике, прячась за Хупи, — мы просто хотели тебе помочь.

— Никогда больше не подходите ко мне. — зловеще попросил я. — Никогда больше не заговаривайте со мной. Никогда больше не делайте вид, что были со мной знакомы. Иначе ваши души прокрутит колесо сансары и выплюнет в оболочку скорпиона. Я вас предупредил.

С этими словами я оставил их в переулке. После моей мотивационной речи, за мной идти они побоялись. Внешне спокойно, внутри кипя тревогой и беспокойством, я сел на конку и доехал до Кипарисовой улицы, названной так по причине обретения на ней трех деревьев искомой породы. Целенаправленного озеленения улиц не проводилось, хотя у модных заведений самые разные породы деревьев росли и за ними ухаживали.

«Надо будет подать Эндрю Беллингему такую идею после десерта в саду. — решил, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. — Завалюсь к нему в особняк, сразу как пункт госизмены снимут с обвинения, спрошу можно ли его звать вторым батей, подарю идею ремней безопасности и карет Скорой помощи на базе автомобилей. Да что там, сразу тридиод подарю, откроем радиокомпанию и будем грести миллионы фунтов на радиовещании: рекламе, певцах и пиаре. Ну не убьет же он меня за то, что я люблю Глэдис. Эйвер Дашер умный и полезный, он принесет много денежек, славы и счастья.»

Волну позитивных размышлений прервало моё убийство, уже второе в этом мире.

Я как раз свернул с проспекта Веллингтона, спустился по Кипарисовой до угла, свернул в арку пятиэтажного большого дома, торгующий хлопком торговой компании Биллинсгейт, срезая путь до своего дома. К дому с одной стороны был пристроен склад, он стоял без окон, внутренней стеной — напротив него построили лавку скобяных товаров и часовых механизмов Айромангер, тоже стоявшей тыльной стороной. У лавки во двор выходило два зарешеченных окна и разгрузочный подвал, уходивший в цокольный этаж. Пара бочек с грязными мешками на них, деревянные ящики, тентованная телега с грузом — всё как обычно. Ничто меня не насторожило.

Вот из подвала выскочило пять пушеров с ножами и стальными прутьями. Под ноги первого я бросил рюкзак, его лямки удачно запутали ноги негодяя, оставившего кровавый след при столкновении носа с булыжной мостовой. Второму я кинулся в ноги, закручивая мельницу, выпрямляясь с ним на спине, с пробросом его тела на третьего.

На этом мои успехи закончились. Сзади раздался треск, в голове мгновенно помутилось, боль обожгла жаром голову. Это её проломили стальным прутом. Одновременно полоснуло болью в спине, жгучее жало снизу прошло до сердца. Раз, второй, третий.

— Готово, братва! — раздалось довольное от невидимого врага. — Посадил на перо. Уходим!

Эйвер Дашер умер под перестук башмаков по мостовой.

Я как раз свернул с проспекта Веллингтона…

Меня вернуло на три минуты назад. Минуту я потратил на будущее с Дианой, еще одну на просмотр серии пенальти. Никаких жестов я не делал, значит при смерти меня всё равно отбросит на исходную точку. Интересное открытие и очень болезненное, а главное время уже потрачено, «сбросов» больше не предвидится. Очевидно, меня убили бандюки сзади, выскочившие из тентованной телеги.

А вот и наблюдатель. Ранее внимания я не обратил на чувака в кепке, трущегося у арки. Тем более он исчез из поля зрения на несколько секунд зайдя в неё, потом вышел и стал уходить, не глядя на меня и не оборачиваясь. Видимо подал знак остальным: типа махнул рукой или кепкой, вытащил и поболтал своими причиндалами из штанов. Не в курсе за тайные знаки у банд.

— Дружище! — окликнул я его просительно. — Огоньку не найдется?

Спина его вздрогнула, он обернулся нехотя. Простой паренек в льняной серой рубашке, обычных коричневых штанах и ботинках. Совсем не похож на пацана из банды, да и не должен быть. Наводчик не вызывает подозрений у полиции или горожан.

С улыбкой приблизившись к нему и шаря в пиджаке правой рукой, костяшками левой пробил ему в кадык при сближении. Он подавился, поперхнулся, согнулся пополам.

Второстепенные улицы в это время малооживленны. Сумерки сгущаются: приличные горожане, приняв ужин болтают с семьей, занимаются любовью. Неприличные или романтичные фланируют по проспекту Веллингтона. Богатые сидят в театре или ресторане. Бомжи наломав коры с пальм, жарят крабов на диком пляже. Всё бандиты подгадали.

Обняв врага за плечи, затащил внутрь арки, уткнул ствол малыша ему в лоб. Надавил почувствительнее.

— Соврешь, пойдешь на корм крабам. — холодно сказал ему. — Сколько твоих в телеге?

— Двое. — прохрипел он.

Наверно даже обрадовался в глубине души, что про подвал не спросил. Правда радовался недолго. Схватив его за волосы и запрокинув голову, я повторно пробил по кадыку, на этот раз не сдерживаясь. Тело его упало еще живым, на еще вытаращенное лицо, раскрытый рот и выпученные глаза, я щедро опрокинул из пузырька спирта. Как и пластырь, дезинфицирующее средство у футболиста всегда в рюкзаке. Тело его найдут быстро, разумеется, но запах спирта отвратит горожанина от помощи. Полиция встречается вечером еще реже добропорядочного горожанина, решившего помочь пьянице.

Скрыв малыша в рукаве, я зашагал к телеге. Прямо сейчас кое-кто сильно пожалеет, что связался с футболистом из Бромптона.

— Хрясь! Сорвав покровы, точнее тент с телеги, я сразу выстрелил прямо между удивленных глаз парнишки, сжимающим в руке шило на деревянной рукоятке. Второй опешил и не понял даже, что случилось. И не успел понять.

Звуки работы малыша не такие громкие, децибел сто двадцать. Громкими они кажутся стрелку. Потому я так радел за глушитель, в связке с ним работать очень комфортно, пусть выступающую часть ствольной коробки придется срезать для закрутки трубы. Зато отдачу он уменьшает процентов на двадцать. Я же не олимпиадный турок с пневматикой в руках.

Мгновенно развернувшись, бросился ко входу подвала. Из-за бортика входа, уходящего вниз, уже поднималась чья-то, изумленная звуками хлопков петард, голова. На ступеньках застыла куча бандитов, вопросительно поглядывающих на Хогги.

Правая рука расслабленно лежала в левой, зажимая пистолет правильным треугольником. Чуть выставив вперед правую ногу, я начал шутинг бандосов сверху, на короткой дистанции, просто тыкая большим правым пальцем в голову каждого и прожимая спусковую скобу. Бум! Бум! Бум! Сухой треск выстрелов, микродвижение после каждого вниз, пять выстрелов прозвучали за пару секунд. Хогги единственный, кто успел среагировать из них, бросаясь на меня в отчаянной попытке дотянуться. Но их же тайная засада у входа в подвал, превратилась в ловушку. Трудно, по ступенькам вверх, быстро десантироваться наружу.