Грани Света. Хранитель (СИ) - Четвергова Юлия - Страница 9

Вода опасно накренилась к бортикам, но не переливалась за них. И именно об этом я старалась думать. Сосредоточиться. А не о том, что к моей обнаженной спине прижимается сексуальный, красивый парень, заключивший меня в объятия и теперь ласково поглаживающий живот, выписывая на нем замысловатый узор.

— Расслабься. — прошептал мне на ухо. — И наслаждайся ванной. Обещаю не приставать.

Какой там расслабься! Тут не помнишь, как заново научиться дышать, а он говорит «расслабься»!

Я даже не знаю, огорчило меня то, что он ничего не будет делать, или наоборот, обрадовало. Я дышала часто-часто, словно загнанный зверек, спиной ощущая его внушительную эрекцию. А когда прислушалась к своему телу, стоило признаться хотя бы самой себе, что я недалеко ушла от Габриэля в извращенских замашках.

Мне дико нравилась его наглость. Уверенность в себе. В том, что он знает, чего хочет и делает это без единого сомнения. А то, как он на меня смотрит и как прикасается, заслуживает отдельно взятого пунктика «тащусь». Я млела. Таяла в его руках, как снег на солнце весной.

И ничего не могла с собой поделать. Не могла сопротивляться. И становилась безумно влажной, стоило ему просто коснуться.

Запах мяты и лимона усилился от влажности, окутал меня, проникая в легкие. Я блаженно прикрыла глаза и откинулась спиной на его грудь. Выдохнула, позволяя себе расслабиться в объятиях мужчины. Отдаваясь в его власть.

Видимо, Габриэль это почувствовал. Его ладонь уверенным движением скользнула с живота вниз, дразняще провела по внутренней стороне бедра. Вторая поднялась вверх, обхватив полушарие. Внизу живота всё пульсировало. Грудь потяжелела. Соски призывно встали. И я не удержалась, тихонько простонав от охватившего удовольствия.

— Ты же сказал, что не будешь приставать. — шепотом произнесла я, выгибаясь навстречу его ласке.

— Я нагло соврал. Перед тобой невозможно устоять, лисенок. — в грудном голосе прорезались рычащие нотки. — Особенно, когда ты так близко, такая мягкая, податливая. Твой умопомрачительный запах сносит башню. Даже крылья тяжко сдерживать, они так и рвутся наружу от того наслаждения, что охватывает меня, когда я к тебе прикасаюсь.

Сердце замерло. Пропустило удар. Руки Габриэля ласкали мое тело, а слова ласкали изнутри. Внутри все трепетало. Безграничная нежность и тепло разливались по телу. В носу защипало от подступивших слез, в груди защемило.

Подобные сильные чувства, разве они существуют? Разве могу я испытывать такую всепоглощающую страсть и нежность одновременно? Да еще и к тому, кого знаю не так давно. Раньше я считала, что то, что происходило между мной и Владом — любовь. Но теперь я так четко осознала, что моя первая любовь — ничто, по сравнению с тем, что я испытываю к Габриэлю сейчас.

Меня буквально расщепляло на мелкие частички от счастья и наслаждения. Хотелось продлить эти мгновения с ним. В его руках. Хотелось вновь и вновь ощущать на себе прикосновения, ласкающие не только тело, но и душу. Хотелось уткнуться в его грудь, погрузиться в его объятия и не покидать их никогда-никогда. Хотелось танцевать и смеяться, дурачиться, — так сильно окрыляли чувства, что я испытывала к Габриэлю.

Неужели это… любовь?

Скопившее в районе груди чувство и осознание, поразившее меня, оказались настолько сильными, что на глаза навернулись слезы. Я поспешно их сморгнула, чтобы мужчина не заметил, но он будто тонко чувствовал все, что связано со мной. Особенно вот такие вот перемены.

— О чем ты думаешь? — прекратив жаркую ласку, он нежно обхватил ладонью мое лицо. Я прижалась к ней щекой, судорожно вздохнув.

Покачала головой из стороны в сторону.

Слегка повернув мою голову к себе, он накрыл мои губы своими. Целовал медленно, исступленно, ласково. Так трогательно, словно я была хрупким сокровищем, которое он боится разбить или потерять.

— Габриэль, я… — вокалист прервал так и не сформировавшуюся до конца мысль, приложив указательный палец руки к моим губам.

— Не спеши, любовь моя. Я не хочу, чтобы ты потом жалела о сказанном.

Что-то неуловимо изменилось в его голосе. Я буквально почувствовала это кожей. И напряглась. Момент был потерян. А еще я ощутила неприятное чувство, будто меня отвергли — противное, скользкое, мерзкое.

Но оно не успело укрепиться и пустить корни, потому что Габриэль добавил:

— Потому что после того, как ты произнесешь эти слова, я не смогу остановиться. И я не хочу, чтобы ты потом жалела не только о словах, но и о последствиях. — Я вмиг вспыхнула до корней, понимая, о чем он. — Хочу, чтобы слова любви и наш первый раз были осознанным решением с твоей стороны, а не решением, продиктованным страстью, которая сейчас туманит рассудок.

Чаша эмоций была переполнена.

Не помня себя, я выскочила сначала из его объятий, а затем и из ванны. Быстро обмоталась полотенцем и молилась всем Богам, чтобы мужчина не успел увидеть больше, чем уже видел. И пулей вылетела из ванной комнаты, оставив брюнета недоуменно смотреть мне вслед.

Все оставшееся время до прихода мамы я стойко игнорировала Габриэля. Как только он не крутился вокруг меня, как не клоунадничал, как не уговаривал поговорить, я оставалась твердой как камень. Обида, взыгравшая после его слов, не отпускала. Грызла изнутри. А природная вредность в свою очередь встала на защиту обиды.

Так что теперь, если Габриэль и жалеет о сказанном и содеянном, то, чтобы проломить этот барьер, ему придется постараться. Пускай не думай, что может делать и говорить, что ему в голову взбредет! Расхлебывай последствия, что называется.

Я читала очередную фэнтези книжку, сидя на кровати и сложив ноги по-турецки, когда вернулась мама. Габриэль к тому времени прекратил попытки меня достать, поняв, что я не уступлю. Только прожигал прищуром глаз, сидя в кресле, стоящем напротив. Его взгляд не напрягал, но от чтения сильно отвлекал. Так что приходилось перечитывать абзацы по нескольку раз, чтобы погрузиться в книгу. Точнее, попытаться.

Возвращение мамы с работы я ждала, словно явление мессии. Как только хлопнула входная дверь, и прозвучало заветное «Солнышко, я дома», я, даже не пытаясь скрыть радость от возможности сбежать от Габриэля, захлопнула книгу и на всех парах помчалась вниз.

— Ого! — удивилась Виктория Владимировна, когда я с ярым энтузиазмом повисла у нее на шее. — Какое теплое приветствие. Вчера была мрачнее тучи, а сегодня светишься ярче солнца.

— Сон в родных стенах лечит. — широко улыбнувшись, забрала у мамы из рук пакеты с продуктами.

Мама покосилась на меня с сомнением, но ничего не сказала. Только многозначительно вскинула брови.

Непринужденно болтая о том, о сём, мы споро приготовили ужин. И когда стол был накрыт, а по чашкам разлит чай, мама перешла к животрепещущей теме, на которую дала мне отсрочку вчера.

— Ну, так ты расскажешь мне те самые загадочные причины, побудившие тебя сбежать из столицы, в которую ты так яро рвалась все лето? Да еще и пары прогулять, что для тебя — неслыханно.

Я знала, что мама не оставит эту тему просто так. Поэтому заранее продумала легенду, которую расскажу ей, еще когда проходила «испытание прищуром». Ни один мускул не дрогнул на моем лице, когда я заговорила.

— Мы с Владом расстались. — едва заметная тень печали, невольно промелькнувшая на лице, была не по сценарию.

Несмотря на чувства к Габриэлю, рана, оставленная первой любовью, все еще ныла, стоило тронуть ее.

Брови мамы грозились утонуть в шевелюре. И я ее понимаю. Мы с Владом до недавних пор были — не разлей вода, нам всем поселком пророчили свадьбу, и жизнь душа в душу. Даже я месяц назад и не задумывалась о том, что все может быть иначе. Поэтому мама как никто другой понимала, что это могло и стало для меня сильнейшим ударом. Потрясением, которое вынудило на неблагоразумные поступки.

— Милая, — сочувственно произнесла мама, накрыв мою руку своей, — мне так жаль.