Толераниум - Огородникова Татьяна Андреевна - Страница 21

– Что за глупости? – Софочка озабоченно помешивала что-то на сковороде. – Какой еще глава «Толи раненого»? Тебе об учебе думать надо.

– Ты хоть понимаешь, – вскипел Миша, – что я победил среди множества участников?

– Победил в анкетном бою, – скривилась мама. – Что за бред ты несешь? Видела я эту твою анкету. Дурацкие вопросы, и такие же дурацкие ответы.

– Ты опять обшаривала мою комнату?

– Больно надо, – возразила мама. – Я вещи твои собрала постирать, вот и заглянула в компьютер. «Выберите одну из трех геометрических фигур: точка, луч, прямая…» Они что, серьезно? Постыдился бы! Тоже мне – победитель.

– Это ты так меня поздравила?

– С чем? С тем, что тебе подсунули издевательские вопросы, а какому-то чокнутому психопату понравились твои ответы?

Софочка продолжала кашеварить, а Миша оторопело стоял посреди кухни.

– Кстати, Миш, у Бергауза во вторник день рождения. – Как ни в чем не бывало проворковала мама. – Не забудь, позвони прямо с утра и поздравь его как положено.

– С чего это? – поинтересовался Миша.

– А с того, что он человек уважаемый и влиятельный. И, между прочим, помогал тебе во многом. Стыдно не знать, как выглядит «спасибо»!

– А тебе не стыдно? – рявкнул Миша и, спешно одеваясь, закончил мысль: – Мы еще посмотрим, кому будет стыдно, а кто будет гордиться. – Он выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью.

Миша остался один на один со своей радостью, которую не с кем было разделить. Торжество победителя померкло. Ожесточенная радость. Извращенное счастье. Одинокое ликование. Жуткое, отвратительное предательство мамы, которую раньше он считал лучшим и самым близким человеком на земле. Да, она умела «правильно» любить своего ребенка. Как будто соблюдала протокол. И самый близкий друг в нужный момент исчез с горизонта. Правда, он не обязан. Он же не родственник…

Миша прогуливался быстрым шагом под мелким холодным дождем, пытаясь избавиться от раздражения. Он надеялся, что они поймут, и представлял, как вернется домой и увидит накрытый праздничный стол, за которым его будут ждать Софочка, Лаура и Бергауз. Они должны, просто обязаны разделить его праздник. Софочка блефует, она однозначно успеет накрыть праздничный стол и оповестить Лауру с Бергаузом. Миша дошел до центральной площади и обратил внимание на толпу, окружившую здание ДДТ – так в народе называли Дом детского творчества.

Там, судя по всему, завершались строительные работы. Пара зевак с умным видом обменивались мнениями. До Миши донеслось:

– Чего только не придумают. Был ДДТ, теперь будет просто ДТ.

– В смысле? – поинтересовался второй бездельник.

– Дом терпимости, говорят, открывают.

Оба радостно заржали, довольные остроумной шуткой.

«Какая чушь у народа в головах», – подумал Миша и в ожидании чуда поспешил домой.

Софочка встретила его дежурным «мой руки и за стол». Как будто не было никакого разговора про его новое назначение.

– Хорошо, что я тебя встретил!

Услышав приятный низкий голос, Ковригин ничуть не смутился. Виктор сам подошел к Алексу, когда тот, будучи уверенным, что его никто не видит, в который раз вел наблюдение за домом через кованую решетку забора. Так как к самому Виктору было не подступиться, Асин стал единственной возможной ниточкой, чтобы связать Ковригина с Виктором и раздобыть хоть какую-то информацию. По крайней мере, именно Асин рассказал, что у Виктора таких особняков не счесть, и тот вообще пока не решил, где будет жить. А вот Ковригину без этого дома жизни нет. Раз уж получилось так, что неуловимый владелец дома случайно оказался в нужном месте в нужное время, может, это и к лучшему.

Ковригин кивнул Виктору, чуть отодвинувшись от забора. Тот будто и не заметил:

– Алексей, у меня к тебе просьба. Мне нужно отлучиться из города на пару дней. Можешь приглядеть за хозяйством? Не можешь – я подыщу кого-нибудь…

Ковригин снова кивнул и, спохватившись, что Виктор неправильно поймет, как можно увереннее сказал:

– Нет проблем. Помогу.

– Отлично. – Виктор широко улыбнулся. – Пойдем, покажу тебе, где что лежит.

Потрясенный Алекс шел за Виктором, не чуя под собой ног.

– Ну вот, располагайся. – Виктор протянул ключи. – Еда в холодильнике, спальню выбирай любую, если чего-то не будет хватать – найдешь. Весь дом в твоем распоряжении.

Ковригин хотел задать пару вопросов, но Виктор уже исчез. Алекс с замиранием сердца пошел осматривать дом.

Он разглядывал и трогал мрамор, дерево, картины. Он словно пропитывался роскошью, красотой и величием этого храма. Завороженный до потери сознания, Ковригин медленно передвигался от комнаты к комнате и понимал, что ему не хватит целой жизни, чтобы насладиться этим бесподобным творением. Унижаться перед Асиным – самая мелкая жертва, на которую он готов. Он пойдет на что угодно, лишь бы остаться здесь навсегда.

Э-э-эх… Как такое возможно?! Одна не поняла, что только что стала матерью великого человека, а вторая, которая практически живет у них дома и «чувствует каждую его грустинку», даже не позвонила поздравить Мишу с назначением. Раньше восторг и благоговение вызывали стихотворения под елочкой, хорошие оценки и даже то, что у Мишеньки случился стул!!! Ведь они твердили ему, что только самые близкие порадуются за него от всего сердца, а сейчас никто из этих близких не улыбнулся, не похлопал по плечу и даже не сказал: «Молодец!» Почему сейчас их не интересуют его успехи и они день за днем втаптывают его в грязь?

Ответ напрашивался сам. Это его личная заслуга, он все сотворил своими собственными руками, без их участия. Они не могут приписать себе его триумф, не могут даже примазаться к нему. Виктор не раз говорил, что все должны знать свое место. Мамино место – на кухне, Лаурино – «во саду ли в огороде», а Мишино – сильно выше, скорее всего, этим даже не дано понять, куда забрался их Мишустик. Теперь ясно, что они не простят ему достижений, осуществленных без их участия. Скорее всего, эти ничтожества намеренно отравляют его радость показным равнодушием. Мерзко. Очень мерзко и погано внутри. Правда, теперь у него есть Виктор. Но он же не родственник. По крайней мере, не обязан принимать участие в семейных торжествах. К тому же он сам говорил, что завидует Мише. Что ж, его можно понять. Лишнее подтверждение тому, что гении всегда одиноки… Миша на мгновение споткнулся о слово «гений», но благополучно преодолел препятствие. Если они не хотят радоваться его достижениям, пускай бесятся от них же, он предоставит им такую возможность.

Внезапный звонок в дверь вызвал недоумение у Софочки, вопросительный взгляд у Лауры, и только Миша оказался готов к приему случайных гостей. Двое грузчиков в испачканной синей униформе внесли в дверь огромное зеркало.

– Не разувайтесь, – разрешил Миша и, провожая их свою комнату, повелительно бросил через плечо:

– Пока ребята будут устанавливать зеркало, организуй чайку.

После проделанной работы грузчики собирались отчалить, но Миша усадил их за стол. Работяги смущенно переглядывались, пряча под столом ноги в грязных сапогах. Софочка с ужасом наблюдала за сапогами, ерзающими по бежевому персидскому ковру. Лаура между тем вперилась своими зелеными глазами в Мишину переносицу и не сводила с него взгляда.

Мише нравилось напряжение, которое он намеренно нагнетал.

– Ребята, пока пироги не съедите, Софья Леонидовна вас не отпустит. – Миша с вызовом посмотрел на маму. Здесь не выдержала Лаура:

– Вам, наверное, пора. Я вижу, вы торопитесь. Большое спасибо!

Грузчики благодарно и суетливо вскочили и удалились.

– Миш, ты хоть сам понимаешь, что происходит? – спросила Лаура.

– А ты понимаешь? – огрызнулся Миша и выскочил из-за стола.

Он вошел к себе в комнату, повесил табличку «не беспокоить», закрыл дверь на ключ и встал перед зеркалом. Миша задрал подбородок, скрестил на груди руки и расставил ноги, как моряк на палубе. Отражение Мише понравилось, оно делало его еще выше.