Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 41

— Образцы будут?

— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовится к полету в Берлин?

— Три дня, чтобы завершить срочные дела.

— Три дня… — я задумался. Все наработки по платформам у меня есть, успеть можно. — Хорошо, значит, через три дня с меня образцы, с вас финансы для открытия завода. И мастера — думаю, можно взять металлургов и тех, кто у вас работает с каретами. А уж под новые машины мы их переучим на месте.

Про то, что чему-то мы будем учиться и сами, я уже добавлять не стал, но, думаю, это и так было понятно. Мы пожали с Бисмарком руки, Александра Федоровна скрепила наш договор улыбкой, словно давая на него добро со стороны царской семьи. Ну, а дальше нужно было заниматься делами. И во мне не было ни капли усталости, все сгорело в пламени надежды. Если сработает, если проливы станут частью сделки с Пруссией, после такого Александр точно вернет меня назад, что бы там ни строил из себя Константин.

А значит, надо выложиться на все сто.

Я вышел из Александровского дворца, на ходу даже напевая какую-то песенку. «Кит» дожидался меня за пределами Царского Села, но наблюдатели сразу подали сигнал, а Лесовский уверенно остановился, сбросив веревочную лестницу в считанных метрах от меня. Единственное неудобство — карабкаться наверх по гуляющим узлам, но с моими тренировками, которые я старался не забрасывать даже в столице, это было совсем не сложно. Так закончился визит к вдовствующей императрице.

Вернувшись, я раздал всем задачи на завтра, сам засел за чертежи, а когда нужно было отвлечься, брал в руки ту самую книгу, которую упомянула Александра Федоровна и которая нашлась в личной библиотеке Томпсона. «Поль и Виргиния» — романтическая история в самом приторном ее проявлении, но был в ней и некий шарм, который, кажется, и покорил вдовствующую императрицу. Остров Сиам, место, где люди счастливы, рай на земле, который людям удалось построить своими руками… Я сначала не понимал, почему Александра Федоровна упомянула именно эту книгу, почему решила помочь, а потом все стало так очевидно.

Я ведь тоже пытался сделать что-то подобное. По-своему, грязными руками, но пытался. Вот же глупость! Неужели и я в глубине души тоже романтик?

* * *

И опять ожидание! Из интересного — мы с Менделеевым, задержавшимся в столице, смогли получить сталь с приличным пределом текучести. Тут, конечно, и мои воспоминания сыграли, что нужно хром с никелем использовать — но сделал-то все Димка. У него на самом деле какое-то нереальное чутье на то, как все должно быть! В общем, сталь держала почти пять тонн на сантиметр квадратный: не прям идеально, и для новых версий «Медведей» еще будем дорабатывать, но для начала — более чем.

Так что поставили подвеску тележек под будущие машины на пружины, для тяжелого варианта добавили рессоры, и ход стал заметно мягче. Еще больше доработали легкую версию, уж очень она по своим целям должна была отличаться от остальных. В итоге даже разбили платформу на два вида. Первый — просто уменьшенная средняя, этакая заготовка под мини-трактор. А вторая — городская. Там добавили руль вместо рычагов. Ох, сколько мы провозились с рулевыми рейками, чтобы их не выбивало на ходу. Еще была идея присобачить к рулю гидравлику, но с ходу не получилось, а там время стало поджимать, и оставили в покое. Зато я не удержался и перенес газовый клапан с ручного инструмента. Раз машина городская, то пусть и чадит поменьше, и заправка станет доступна не только кочегарам, а и людям в приличной одежде.

Но вот машины были погружены на «Императора Николая», и тот вместе с командой техников, Степаном и Бисмарком улетел на запад. Без меня… Я чтил договоренности и даже не собирался отправляться на борт, но все равно тот же неприметный жандарм снова подошел и снова напомнил о соглашении. И так вежливо еще это сделал, что даже в морду дать захотелось.

Вернувшись в мастерскую, я устроил себе выходной и даже отправил Ростовцева за парой бутылок вина — говорят, с ним время течет быстрее, вот и проверим. Но неожиданно вместо ротмистра ко мне ввалился тяжело дышащий Томпсон. Вообще, после того как он продал меня Константину, американец старался держаться подальше, а уж после того, как Адмиралтейство задумало прислать к нам проверяющих, и подавно. А тут явился…

— Григорий Дмитриевич, дети, — его дыхание сбивалось, и разобрать вытолкнутые с акцентом слова было даже сложнее, чем обычно.

— Что за дети?

— Наши дети! В смысле, ваши… Тьфу! — Томпсон заметил на столе стакан воды, залил себе в горло и дальше продолжил уже понятнее. — Романовские! Александра и Евгений — они сегодня попросили устроить им экскурсию по заводу, потом зашли на чай, а в этот момент к нам ввалились какие-то пьяные офицеры. Несколько раз выстрелили в воздух, а потом потребовали, чтобы я привел вас.

Кажется, мои челюсти в этот момент хрустнули.

— Никто из наших не пострадал?

— Нет. Но эти пьяны и очень злы. Все может случиться, а дети… Они попытались им что-то сказать, а старший так толкнул Женю, что тот упал и потерял сознание.

Больше никаких «кажется». Челюсти хрустнули, а сознание свело от похожести ситуации. Ведь как тогда все. Когда кто-то считает, что сила дает ему право требовать. Разрешает плевать на чужие жизни. Но не сегодня — сегодня я буду карать.

— Чего они хотят? — я огляделся по сторонам. — И где сидят? В главном управлении?

— Да, они там. А хотят… Я не понял до конца, но, кажется, они прочитали какую-то новую статью некоего Чернышевского и теперь почему-то хотят отомстить за какое-то предательство.

Значит, и Николай Гаврилович тут свою руку приложил. Что ж, если он рассчитывает, что не понесет ответственности за «всего лишь слова», то зря. В этот момент мне показалось, что невидимые цепи, словно сдерживающие меня, треснули, а потом план развернулся в голове во всех деталях.

— Общий сбор! — закричал я, стукнув по кнопке связи тестовой радиоточки, и сигнал побежал по проводам в комнаты, где отдыхали пилоты и техники.

Жалко, что тут нет Степана и ветеранов, но мы и так справимся. Пьяные дебоширы, кажется, привыкли, что в столице их не трогают. Зря!

Глава 19

Сигизмунд Игнатьевич Сираковский был пьян.

Он был пьян сейчас, он же был пьян и пять часов назад, когда Бронислав Залесский принес анонимно напечатанную листовку. Настоящую, написанную от сердца, а не те высушенные цензурой строки, что обычно и получаются в официальных газетах.

— Как же правильно все сказано! — Бронислав лишь две недели назад вышел в отставку в чине прапорщика 2-го линейного батальона. Он уже попытался заработать на своих рисунках, пока безуспешно, и поэтому в глубине души завидовал неизвестному мастеру слова.

— Не только правильно, но и красиво: человек — это центр всего! — повторил за своим товарищем Сираковский. Единственный среди собравшихся, кто смог поступить в Академию генерального штаба, он считал себя лидером компании. — А вы знаете, кто на самом деле это написал? Академик Чернышевский!

— Его же вроде завалили на защите? — подал голос Кастусь, прибившийся к ним студент-юрист. Он уже пару раз помог, заболтав попытавшихся остановить компанию жандармов, и с тех пор Сираковский старался держать его при себе.[1]

— Завалили, — важно кивнул будущий капитан генерального штаба. — Вот только не по делу, а по личной просьбе министра просвещения Норова. А того, как известно, подначивает давить все новое старик Уваров. Но ничего, еще придет наше время.

— Смотрите, как умно он пишет, — Залесский снова закопался в статью. — Если бы у человека, кроме реальной натуры, была бы какая-то еще, то эта натура бы обнаруживалась в чем-нибудь. А раз нет, то и говорить о ней как о душе или боге нет смысла. Все, что мы есть — это продукты телесной и мозговой деятельности.

— А мне вот этот момент нравится, — Кастусь перехватил газетные листы. — Нет никакой свободы воли. Вот, например, встает человек, и на какую ногу он первой обопрется? Есть тут выбор? Нет, мы встанем только так, как удобно нашему телу. Или же, если специально подумаем об этом, то нога может измениться, но это опять же не результат свободы воли. А продукт деятельности нашего мозга, который отразил в себе какие-то мысли или разговоры, которые вы слышали недавно.