Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/59
- Следующая
В отличие от меня как старшего по званию… Оба князя тогда словно ждали, струшу я или нет, но я им ответил почти то же самое, что сейчас сказал солдатам.
— Я полковник русской армии, я сделал то, что сделал, ради пользы России. Ну, а в Санкт-Петербурге меня все равно собрались судить, так что одним делом больше, одним меньше — разницы никакой. Если решат наказать, то все равно накажут, а если простить — все равно простят. Так что, братцы, просто делаем что должны, и будь что будет!
* * *
Были у меня опасения, что при возвращении на дирижабль или нас, или отряд Степана кто-то заметит. Или того хуже — выследит! К счастью, все прошло строго по плану. Лесовский прилетел вовремя, зацепиться за сброшенные веревки на малой скорости тоже получилось у всех, и через час мы уже полным составом летели в сторону Санкт-Петербурга.
— Надеюсь, Виктор Петрович не подведет и тоже сумеет воспользоваться ситуацией, — Горчаков стоял у окна и провожал взглядом Вену.
— Тайный советник Балабин сменил вас на месте австрийского посла не просто так, — ответил Меншиков. — Я был знаком с ним во время моего посольства в Константинополе, позже он служил в Париже. Уверен, он справится. А мы не имели права оставлять ему прямые инструкции. Кстати, Григорий Дмитриевич, — князь повернулся ко мне. — Поздравляю! То, что вы делали раньше, было порой удивительно по своей дерзости, но все же было теми или иными военными операциями. А тут… Малым отрядом в самом сердце чужой столицы вы фактически своими руками повернули ход истории.
— Если все сработает так, как мы хотели.
— Даже если нет, вы сделали то, чего не делал никто до этого. И я горжусь, что знаком с вами, — Меншиков улыбнулся. Кажется, даже искренне. И тогда…
— Я вот подумал, — не удержался я. — Если враг задумал подобную операцию в Вене, то и Берлин он не мог оставить без своего внимания. Может, и Фридриху-Вильгельму нужна наша помощь?
— Григорий Дмитриевич! — Меншиков аж побагровел. — Имейте совесть!
— Действительно, полковник, — Горчаков, наоборот, заулыбался. — Вы сначала за прошлые свои дела ответьте перед государем, а потом уже беритесь за новые.
Я только кивнул в ответ. И действительно: Пруссия Пруссией, а мне бы побыстрее разобраться с обвинениями и вернуться. А лучше еще и привести подкрепление нашим в проливы. Хотя бы еще десять тысяч, и тогда мы бы не просто сдержали союзников. Заставили бы их кровью умыться!
Глава 8
В прошлый раз я видел Санкт-Петербург зимой. Сейчас была весна, но он, казалось, совсем не изменился. Те же камни, та же строгая архитектура, и лишь реки и каналы, вырвавшись из-под брони льда, кричали о своей свободе. Сверху черные воды и редкие пятна зелени добавили городу жизни, но… Стоило нам опуститься пониже, как к ним добавился запах нечистот и мусора. Да, за этим старались следить, но пока при всем желании в большом городе без них не обойтись.
— Где мы? — рядом раздался шепот Митьки. А ведь казак впервые в столице, и, кажется, та его впечатлила.
— Это Екатерининский канал, — я указал на русло бывшей реки Кривуши. — Здесь построили причальные мачты для «Китов», чтобы было одновременно удобно добираться и в центр, и в промышленные районы.
Пока, конечно, воздушных гигантов для этого было не так много, но я верил, что уже скоро ситуация станет меняться. Как, например, уже начал меняться город. Старые заводы вроде Ижорского или фарфорового, что так любил Николай, или новые вроде тех, что строили великий князь Константин, мой партнер Браун Томпсон, занявший уже все Волково поле, или Бобринский… За ними шли десятки промышленников такого же уровня, сотни — помельче, и за каждым из них в город тянулись люди. Люди, которые были нужны на заводах и которых переманивали туда из деревни.
Я внимательнее вгляделся в улицы. Дворяне, мещане и даже рабочие выглядели чистыми и опрятными. Значит, денег пока хватает, значит, империя, несмотря на войны на окраине, какими бы тяжелыми они ни были, успевает расти и развиваться. Не за счет пожирания себя, а потому что может.
— Григорий Дмитриевич, — у спуска с «Адмирала Лазарева» меня ждал Горчаков. — Нам пора. И прошу, ведите себя прилично, я же знаю, вы умеете.
— Я буду у себя во дворце на Кадетской набережной, — Меншиков тоже попрощался.
Я неожиданно подумал, что даже знаю, где он живет. В свое время доводилось бывать на экскурсии во дворце их семьи на Университетской, впрочем, до этого названия еще лет тридцать.
— Как закончите свои дела в Зимнем, заходите в гости, — добавил князь после паузы и спокойно пошел в сторону самой дорогой брички, где растерявшийся ямщик принялся судорожно готовить ему место.
— Григорий Дмитриевич, а нам какие приказания будут? — тихо уточнил Степан.
— Все оборудование перетащите на Волковский завод, там… Как сказал Александр Сергеевич, закончу с царем, и сразу к вам.
Горчаков поморщился от такой вольности, но ничего не возразил. Я быстро раздал последние указания и в сопровождении Александра Михайловича и Зубатова выбрался наружу. По волнам канала бежали волны: мы прибыли под вечер, и откуда-то со стороны Финского задувало. Я повернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть край красного диска садящегося солнца, и этот свет неожиданно напомнил кое-что еще…
Екатерининским каналом называют это место сейчас, а в будущем переименуют в Грибоедовский. Вот только знают эту часть города вовсе не из-за русских писателей, стыка с рекой Мойкой или Михайловского дворца, ныне Главного инженерного училища. Нет… Большинство в моем времени знают это место по 13 марта 1881 года, когда здесь убили Александра II, а потом возвели одну из самых красивых русских церквей — Спас на Крови.
И что это? Совпадение или ирония судьбы, что царь выделил для меня именно этот кусочек столицы?
— Вы идете? — Зубатов поторопил меня. Кажется, я слишком долго стоял на месте.
— Вы о чем-то думали? — Горчаков в отличие от жандарма заинтересовался моим странным видом. — О чем?
— О будущем, — честно ответил я. — О том, к чему может прийти Россия, если мы бездумно будем играть ее судьбой.
— А мне казалось, вы любите будущее, — ответил Горчаков. — По крайней мере, все ваши изобретения приближают ведь именно его.
— Мне хочется верить, что они нас защищают… — я покачал головой. — Ведь что сейчас происходит во всем мире? Промышленная революция…
— Промышленная революция? — удивился Горчаков. Точно, этот же термин введет только Арнольд Тойнби, а он родится лишь в 1889 году.
— Мы переходим от ручного труда к машинному. Мануфактуры и те, кто будет держаться за прошлое, проиграют, просто потому что у них не получится делать товары достаточно дешево. В итоге они не продадут их в должном количестве, не получат денег для себя, для своих рабочих и… уйдут в историю.
— Честно, не вижу в этом ничего плохого. Я видел рабочих на ваших заводах, они выглядят гораздо счастливее, чем те, кому приходится трудиться на мануфактурах. Да и дворяне… Вы, кажется, не обратили внимание, но у вас в Стальном не меньше половины рабочих — это крепостные ваших соседей. И те с радостью отправили их к вам, зная, что после этого они с легкостью заплатят барщину звонкой монетой в полном объеме. Кажется, мелочь, но это меняет сознание, и в будущем такие помещики уже не будут столь по-зверски держаться за своих крепостных, понимая, что есть и другие способы заработать на свои развлечения.
— А мне кажется, вы ошибаетесь. Возможно, они поймут, что можно зарабатывать без своей земли, но вот люди… Они с каждым годом будут становиться все большей ценностью. И дальше вопрос лишь в том, кто будет получать пользу от их труда. Новые промышленники, которые силой и хитрым словом вырвут людей из рук старых хозяев и закуют их в новые цепи. Помещики ли, которые удержат людей в крепости и год за годом будут просто так забирать себе процент их труда. Ну, или сама Россия, если сумеет выстроить честные отношения между всеми заинтересованными сторонами.
- Предыдущая
- 17/59
- Следующая