Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 58

В самом деле: ведь «быть рабом или человеком свободным – решается на небе… Кого небо сделало рабом, того никакое парламентское голосование не в состоянии сделать свободным гражданином. Объявить такого человека свободным… – евангелие от беса.».

Нищие домогаются порабощения «как недостижимого блага» – ведь они живут хуже рабов. «Если вы будете отлынивать от суровой работы… – я вас упрекну; если это будет тщетным – я стану вас сечь. А если и это не поможет, я… вас расстреляю – и освобожу от вас… землю божью». Так государство станет тем, «чем оно призвано быть: основой настоящей “организации” рабочей силы» – когда «полки негодяев работают под началом божественных фельдфебелей-инструкторов по строю», – вдохновенно излагает Карлейль заветные мечты будущих нацистов.

«Государство будет стремиться… поставить… надзирателей над душами людей и объединить в некую священную корпорацию избранных, каковые здесь – соль земли» [27], – задолго до создания и даже проектирования СС развивал Карлейль орденский принцип управления.

Карлейль предвосхитил ненависть Гитлера к демократии, к многопартийной системе и всем «популярным заблуждениям 1789 года». Правда, это отношение было характерным не только для него одного, но и для определяющей части всей британской элиты (да и английской культуры) в целом. Неизжитый ужас перед Великой Французской революцией (как и память о собственных революциях и восстаниях) ещё к 1792 году сформировал крайне устойчивое представление о том, что расширение избирательных прав сделает «частную собственность и общественные свободы» доступными для «неуправляемого и дикого сброда» («расовое единство» которого и вклад в строительство Империи при этом превозносились), что неминуемо приведет к кровавому краху.

Вплоть до 1920-х годов «Англию обычно не называли демократической страной: она была “свободной” или же “конституционной”, но не, или пока ещё не, “демократической”» [80]. Но и после этого, например, Стэнли Болдуин, трижды становившийся премьер-министром, торжественно провозглашал (вплоть до 1937 года): «Мы должны [вновь] ограничить избирательные права». Даже Черчилль не уставал подчеркивать: «выборы – и в странах с самой развитой демократией – считаются несчастьем, препятствующим социальному, нравственному и экономическому развитию».

Глубокое неприятие демократии британской элитой (вполне одобряемое парвеню Гитлером) не только вело к её фактическому отсутствию, но во многом и было обусловлено им: достаточно вспомнить, что две трети всех членов британского парламента, избранных между 1660-м и 1945 (!!) годами, происходили всего лишь из 368 семей [350].

Более того: ещё и в самом конце XIX века «британскую политическую жизнь контролировали полдюжины семей, часто связанных брачными узами, однако эпоха заставила их «рекрутировать» новую кровь – главным образом из оксфордских Бэллиона и Нью Колледжа». А исследования уже начала XXI века показали, что «в последние 700–800 лет власть и собственность в Англии принадлежит 1 % людей… часто связанных… отношениями родства» [95].

Поэтому весьма поверхностный Бертран Рассел уделял незаслуженно малое внимание вековой английской традиции, когда называл в победном 1946 году Гитлера «следующим шагом после Карлейля и Ницше» [308].

Хотя вклад Карлейля не стоит и преуменьшать: в 1938 году он был вполне обоснованно назван симпатизантами Гитлера «первым нацистом»: «Нацизм – не немецкое изобретение. Философия нацизма, теория диктатуры были сформулированы. Карлейлем, самым почитаемым из политических пророков. Впоследствии его идеи были развиты Х. С. Чемберленом. Нет ни одной основной доктрины… нацизма, на которых основана нацистская религия [!!], которой не было бы… у Карлейля или у Чемберлена. Карлейль и Чемберлен… являются… духовными отцами нацистской религии. Как и Гитлер, Карлейль никогда не изменял своей ненависти, своему презрению к парламентской системе. Как и Гитлер, Карлейль всегда верил в спасительную добродетель диктатуры» [128].

Карлейль оказал глубокое влияние на Гитлера (изучавшего его работы «с энтузиазмом» [204]), – однако это же можно сказать и про британскую политическую традицию в целом, отнюдь не случайно в значительной степени ставшую образцом для подражания нацистов.

Основная часть британской элиты готовилась в частных школах-интернатах (см. параграф 2.3). Так, к началу Второй мировой войны их выпускниками являлись более трех четвертей всех английских чиновников (включая Британскую Индию) и губернаторов доминионов, судей, епископов, директоров банков и управляющих железными дорогами. А 70 % высших военных чинов и вовсе вышли из четырех частных школ, причем в основном вообще из двух – Итона и Харроу [364].

Беспощадное управление колониями требовало выращивание поколений предельно жестких и прагматичных, одинаковых, полностью лишенных воображения и способности к состраданию администраторов. Элитные частные школы Англии окончательно стали эффективным механизмом их поточного производства благодаря реформе существовавших до того частных школ, осуществленной под решающим влиянием директора школы Регби (давшей название одноименной игре) Томаса Арнольда (1795–1842).

Он исходил из необходимости внедрения тотального подчинения учеников «при господстве страха», утверждения «власти аристократов как данности», воспитания бесчувственности, подавления гуманизма, интеллекта и любых проявлений индивидуальности как таковых [256], – и добился выдающегося успеха, похоронившего в итоге сразу два (хотя и принципиально различных по самостоятельности, исторической протяженности и масштабам) глобальных проекта – Британскую империю и нацистскую Германию.

Благодаря такому обучению главными достоинствами англичанина к Первой мировой войне в глазах английской элиты и подавляющей части общества стали «готовность повелевать и терпение подчиняться» [362].

Глубочайшая слепая убежденность в абсолютной вере других народов в неоспоримое превосходство англичан отливалась порой в поразительные документы. Так, уже в 1943 году продвигающий английскую культуру Британский совет распространил в оккупированном Иране в качестве пропаганды империи следующий исчерпывающий текст (исходно подготовленный для Египта и, вероятно, распространявшийся на зависимых от Англии территориях весьма широко): «Юноша, покидающий английскую элитную частную школу в постыдном неведении даже начатков полезных знаний…, не способный говорить ни на каком языке, кроме собственного, – а писать и на нем умеющий лишь кое-как, – для которого благородная литература его страны, равно как вдохновляющая история его пращуров, остается книгой за [семью] печатями, тем не менее выносит из школы кое-что бесценное: мужской характер, привычку повиноваться и приказывать. Вооруженный таким образом, он выходит в мир и вносит достойный мужчины вклад в покорение Земли, в управление ее дикими народами [в число которых для составителей этого текста, совершенно очевидно, входили и его адресаты – иранцы – М.Д.] и в строительство империи…, вполне сознавая собственные добродетели и очень мало – собственные слабости» [182].

Формулой частных школ было «единогласие, проистекающее из подавления индивидуальности, избыток классового чувства и отсутствие духовных ценностей, а также антиинтеллектуализм, жестокость и отвращение к работе». Они создавали (а во многом создают и по сей день) «несведущих и часто жестоких снобов, единственное занятие которых – защита высших слоев», «вождей империи, верящих в свою миссию и не анализирующих её» [256]. Им был доступен «только один критерий – интересы правящего слоя Англии» [352]; в частности, система их подготовки попросту «запрещала имущим сочувствовать беднякам» [263] – даже своей собственной расы (таким образом, даже нацистская система подготовки элиты была значительно демократичней английской).

Уже после Первой мировой войны частные школы продолжали готовить администраторов для «жесткого контроля… над… более слабыми и отсталыми расами» – и над самими англичанами, которые в массе своей воспринимали свою вышедшую из частных школ элиту выше себя подобно тому, как самих себя ставили неизмеримо выше туземцев. Директор Винчестера в 1911–1934 годах Монтегю Дж. Рэндалл считал «предназначением» своих выпускников «обслуживать низшее отродье, управляя им» [262].