Воинствующий мир (СИ) - Старый Денис - Страница 22

Глава 7

Усадьба Званка

11 июня 1797 года

Из бурлящего Петербурга я, стараясь унять волнение, ехал в имение Званка, принадлежавшее жене Гаврилы Романовича Державина. Усадьба располагалась под Великим Новгородом, так что дорога от Петербурга не была слишком долгой и утомительной. В этот раз я не спешил, загоняя коней. Не за чем. Может быть, я подсознательно не хотел удаляться от Петербурга, зная о том, что там сейчас идут криминальные войны, ну, или война с криминалом.

По пути до меня дошло одно сообщение, что пока всё складывается почти что удачно. Но это самое «почти» и смущало. Не обошлось без стрельбы. Всё-таки среди бандитов встречаются люди, может, и с погаными, но сильными характерами, не захотели они умирать за просто так. Есть потери и среди моих людей. Но в целом, мы взяли вверх.

Бандиты не смогли быстро сориентироваться, когда лишились вожаков. Роль главаря в криминале часто деспотичная, и, потеряв лидера, нередко банды распадаются или относительно организованно уходят к другому вожаку. Были случаи и междоусобной войны за главенство. Так что в первый день, когда брали основные хазы, всё получалось без лишних проволочек.

А потом бандиты организовались, и остатки криминального мира Петербурга стали наносить ответные удары. Две попытки спалить рестораны отбили, вот тут уже была и стрельба, и потери.

Ох, и подставил же я петербургского генерал-губернатора Петра Палена. Его величество будет крайне раздражён и недоволен службой своего любимца. Ну, да Бог с ним, с этой лживой паленовской душонкой.

Одним из главных вопросов, который особенно меня беспокоил, был: прознали ли бандиты, откуда дует ветер. Пока складывалось впечатление, что могут быть лишь догадки. Так что связать меня и стрельбу в столице сложно. Да и выглядит всё так, что мои люди защищаются, но не нападают, поэтому я отринул всё в сторону и ехал к Державину в предвкушении интересного и полезного общения.

О встрече в этой усадьбе договорились загодя посредством почтовых сообщений. Кроме самого Гаврилы Романовича, в Званке должны быть ещё два человека. Но это те люди, о которых я знал, может ещё кто-то гостит у Державина.

Я вот решительно не понимаю, почему при дворе всякие Ростопчины и брадобреи Кутайсовы правят бал. При этом скрепы, на которых держатся связки по типу союза Петра Васильевича Лопухин с Иваном Павловичем Кутайсовым, крайне хрупкие. Да они друг друга ненавидят и сошлись только на фоне стремления к власти. А вот Державин искренне дружит с Алексеем Ивановичем Васильевым, моим уже бывшим начальником, продолжающим оставаться государственным казначеем.

Мало того, Куракины имеют хорошие отношения и с Державиным и, уже через меня, с Васильевым. Тут ещё и вполне лояльный Аракчеев, Фёдор Фёдорович Буксгевден и другие. Но почему они не могут скооперироваться и противостоять Палену или Кутайсову? Это же реальная сила. Добавим сюда дружбу Державина с Суворовым, так вообще связки мощнейшие. Вот бы только выкинуть из таких раскладов полностью Зубовых. Я до сих пор не могу относиться к ним нейтрально. А Безбородко сам себя выкидывает, со всё более ухудшающимся здоровьем.

И вот такая сила проигрывает в придворных интригах Кутайсову, Ростопчину, Палену. Почему? Может Державин и компания руководствуются честностью и порядочностью? Это только в сказках добро лихо бьёт любое коварство, в реальности же чаще наоборот.

— Это что ещё такое? — удивился я, когда увидел на въезде в Званку караулы из солдат.

Это были уже убелённые сединами воины, службу знавшие хорошо, красиво стояли, как вкопанные. Но вот зачем такие люди ещё служат? От них же могли получиться дети с правильным, патриотическим воспитанием, опора для власти. А мужчины продолжают служить. Нет, у некоторых, наверняка, есть семьи, но это редкое явление, в том числе из-за недостатка женщин, ну, и времени для нормального строительства семейных отношений.

— Кто такие? — подошёл к моей карете целый… полковник.

— Сударь, я крайне удивлён. Встретить здесь боевого офицера в столь высоком чине… — говорил я, выходя из кареты. — Позвольте отрекомендоваться. Действительный статский советник Сперанский Михаил Михайлович.

— Томилин Василий Иванович, нынче… — казалось, бравый офицер поник. — Полковник в отставке.

— Бравая у вас отставка, господин полковник, — я нарочито обратился по званию, хотелось поддержать офицера. — Справно служите, да солдаты выученные, это бросается в глаза.

— Да уж, — усмехнулся Томилин. — Проезжайте! Меня предупредили о вашем приезде.

И даже не хочется спрашивать, почему и зачем вот эта игра в войну. Если полковник в отставке, то откуда тут ещё и солдаты?

— Ну, друг мой, Михаил Михайлович, рад вашему приезду. Меня Григорий Иванович Базилевич уже многократно про вас спрашивал. Он пришёл в безудержный восторг от ваших трактатов, — на крыльце недавно отремонтированной и во многом преобразившейся усадьбы Державина меня встречал сам государственный казначей Алексей Иванович Васильев.

Григорий Иванович Базилевич — это уже весьма известный медик, отучившийся и в России, и в Европе. Считается новатором и перспективным учёным. Именно эту личность я выбрал для того, чтобы начать хоть что-то менять в медицине.

— Ваше высокопревосходительство, для меня честь быть принятым вами, — сказал я, чуть обозначив поклон.

Следом на крыльцо вышел и сам хозяин, или почти хозяин, так как поместье официально было за женой, Гаврила Романович Державин.

— Ваше превосходительство, — обозначил я поклон Державину.

— Полноте, Михаил Михайлович. Уж по чину не обращайтесь, не на службе, — сказал Гаврила Романович, приглашая в дом.

Что-то с тем же смыслом сказал и Васильев.

По чину не буду, но и панибратски по имени-отчеству нельзя. И мне на это указали. У нас уже был переход на более свободное общение, как с Державиным, так и с Васильевым, значит в доме есть кто-то, перед кем эти люди должны сохранять лицо.

— Вы не будете против, если к нашей компании присоединится Александр Васильевич Суворов и офицеры, что с ним убывают… — Васильев замялся. — Должен сообщить, что они убывают в опалу, ну, или с императорских глаз долой. Я пойму, если вы уедете, сие для службы более полезным будет. Фельдмаршал проездом, отказать ему я не мог.

— Ваше Сиятельство, я не стану высокопарно говорить про честь, уважение к подвигам генерал-фельдмаршала, просто останусь, — сказал я, не желая создавать повод для ссоры с Васильевым.

На самом деле, его слова прозвучали очень даже обидно и затрагивали дворянскую честь. Если бы я уехал, то более сам же Васильев мне бы руки не подал. Как бы не было нужным уйти от общения с опальным полководцем, ни в одном обществе мне такого бегства не простят.

— А я и не сомневался в вас, Михаил Михайлович, — усмехнулся Васильев.

Мы вошли в гостиную, которую с некоторой натяжкой можно было назвать «залой», всё-таки она достаточно просторная. Но вот балов здесь давать не получится, ну, или небольшой бал, человек на тридцать. Тут всё пестрело армейскими мундирами. Человек десять точно были военными не ниже чина полковника и четверо гражданских, включая меня.

— Господа, позвольте представить вам действительного статского советника, моего друга, Михаила Михайловича Сперанского, — сказал Державин, и ко мне стали подходить люди, чтобы поздороваться, а кого я не знал, чтобы представиться.

— Ваше превосходительство, кто же не знает великого русского полководца Суворова? — улыбнулся я, когда подошёл и сам фельдмаршал, хотя по этикету меня должны были подвести к нему.

Передо мной предстал несколько иной человек, как его рисовали в будущем. Да, он почти седой, но крепкий и не низкий, среднего роста, лицо немного иное, чем на портретах, как мне показалось, более мужественное. Не слишком сухой, не было впалых щёк. Он не выглядел, как добрый дедушка, правда, и далёк уже от бравого гвардейца. И, кстати, волосы были стрижены.