Парадокс жнеца. Книга вторая - Котов Алексей - Страница 48

Подкованная набойкой подошва тяжелого ботинка мелькнула передо глазами, а после раздался глухой звук удара — нападавший не справился с гравитацией. Не докрутив корпус, он не удержался на ногах и тяжело рухнул в пыль. Второй, который уже разбежался в попытке атаковать меня с другой стороны, запнулся о соратника и парой мгновений позже так же рухнул на землю. Хорошо так, с оттяжкой — прямо головой в твердую поверхность приземлился.

— Хм, мне казалось, что бесконтактный бой — это нечто другое, — пробормотал я себе под нос, делая пару шагов назад от пытающихся подняться тел.

— Ребят, привет. А вы Иру Базанову не знаете случайно? — это уже громче, обращаясь к остальным. Сначала хотел попробовать про бабку-самогонщицу спросить, но имя само на язык попросилось.

— Случайно может быть и знаем. А тебе зачем? — раздался звонкий девичий голос.

— Я ее брат по разуму, только она пока обо мне не знает.

«Чего⁈» — примерно так можно было бы расшифровать смысл сразу нескольких недоуменных возгласов. Но одна из девушек промолчала. Зато быстро, в несколько шагов, оказалась рядом. Ростом чуть выше меня, светлые голубые глаза — на темном от загара лице; желто-сизое, выкрашенное ядреным отбеливателем каре, прямая челка. Теперь я ее узнал: прическа и цвет волос у нее во время нашего знакомства были совсем другие, да и тогда я был выше ее на голову, в другом теле-то.

— Какой-такой брат?

Это, кстати, одна из закладок ее откровений: она мне говорила в будущем, что у нее были родные братья, но она с юности безуспешно искала хоть одного брата по разуму.

— Минутку, наедине? — оглянулся я на стоящих за ее спиной спутников.

— Это мои друзья, мне от них скрывать нечего.

В голосе звякнула сталь юношеского максимализма. «Говори, а то уйду», — именно таков смысл, и это не фигура речи. Да, узнаю ее. Вернее, узнаю ее характеристику на саму себя — характеристику от той Иры из будущего, которую я когда-то знал.

И еще многое что узнаю: взгляд у этой совсем юной девушки чистый, но при этом словно пустой. Даже глядя мне в глаза, она как будто не на меня, а мимо смотрит. Как сама рассказывала — с самого детства у нее были серьезные проблемы; она всей душой хотела веселиться и радоваться жизни, что и пыталась делать, но безуспешно. У нее это просто не получалось — она буквально не знала, что такое радость. Там, с ее слов, причиной сразу целая куча диагнозов, но сейчас ей никто их просто не поставит. «Голова не жопа, завяжи да лежи», — совсем как дед недавно в деревне приговаривал.

— Ира, мне нужно сказать тебе много чего важного. Это важно, и не все вещи, я уверен, ты захочешь, чтобы твои друзья услышали, — понизил я голос. — Считай меня посланцем от тебя самой, из будущего.

Звучит еще более дико чем «брат по разуму», но снова попало в точку. Ира рассказывала, что в подростковом возрасте переоценивала значимость совершенных ошибок, рефлексиями загоняя себя на самое дно, и постоянно мечтала о том, что к ней придет она сама из будущего, рассказав, как сейчас надо жить.

Вновь в ее взгляде мелькнул интерес, но недоверие сохранялось, поэтому я продолжил.

— Например я знаю о том, что твоя бабушка и прочие родственницы, обладающие полной комплекцией, постоянно в бане стыдят тебя за то, что ты настолько худая, что мужикам с тобой только костями греметь. Хотя фигура у тебя самый настоящий стандарт красоты, хоть сейчас в телевизор или на обложку журнала красоты — и ты просила меня передать тебе, чтобы ты своей фигуры и внешности не стыдилась.

Ира, с ее слов, никогда и никому — до встречи со мной, об этом не говорила. Мне же сказала, добавив при этом, что это был один из постоянно мучавших ее подростковых комплексов, постепенно загонявших в состояние невроза. И сейчас я увидел, как расширились у нее глаза. Подумав немного, Ира поманила меня, и мы отошли подальше от остальной компании.

— Говори.

— Мы встречались с тобой в будущем, лет через двадцать. Ты тогда многое мне о себе рассказала, в том числе очень много личного. Здесь я не только поэтому, но и потому, что мне нужно изменить мир и я очень надеюсь, чтобы ты мне в этом поможешь.

Для кого-то другого такая подача могла показаться бредовой, но я вижу, что для Иры — самое то. Она, по собственному признанию, всегда была немного не от мира сего. Из-за неумения радоваться он ей не был особо интересен, она не чувствовала себя в нем своей. Поэтому, может быть, и покинула его так рано — правда, в тот момент, когда радоваться все же научилась.

Через полчаса мы с Ирой уже сидели на набережной Волги, пили пиво (как легко его купили несовершеннолетние подростки ночью — для меня отдельный культурный шок) и разговаривали. Вернее, я говорил, а она слушала рассказ о ее будущей жизни, о том, как мы познакомились, и о том, как навсегда расстались. Потом я начал выкладывать ей совсем урезанную версию того, как сюда попал.

В это время двое братьев (как оказалось), недавно пытавшихся меня избить, развлекались как могли. Имен их так и не знаю — представила Ира их как Лысого и Малого. В принципе, тогда треть уличной молодежи в стране, как слышал, носила погоняла Лысый, а еще треть — Малой, так что даже не удивился. Сейчас братья были заняты занимательной игрой «кто сильнее друг друга ударит». Только что Лысый получил неплохой хук справа, и даже слегка пошатнулся, комментируя неожиданный успех младшего брата. Тот сейчас, убрав руки за спину и чуть наклонившись вперед, готовился выдержать удар старшего брата.

— Ну давай… давай, покажи, что можешь… — с покровительственными нотками повторял он.

Лысый, стоя чуть в отдалении, в готовности нанести удар довернул корпус и закрутил рукой, словно размахивающий веревкой лассо ковбой. Так и продолжая вращение, он сделал первый шаг, второй, третий… Взмахи руки становились все шире, Малой наклонялся все ниже, подстраиваясь удобнее для удара. Похоже, о способностях старшего брата в ударной технике он не очень положительного мнения.

— Ну давай, дава…

Лысый ударил, но не рукой, которой только что показательно махал, а ногой с размаха. И гораздо более успешно, чем тогда, когда промахнулся по мне. Сейчас он попал четко в голову так удобно наклонившегося Малого. Тот аж вскинулся — ноги его оторвались от земли, и он рухнул навзничь.

Из-за этого события на некоторое время мой рассказ оказался прерван, так как вся компания была занята попыткой понять, что с Малым. Он ненадолго потерял сознание, но — к моему удивлению, оказался совершенно невредим. Вот ведь: получил удар тяжелого ботинка куда-то в голову, но на лице ни синяка, ни ссадины, еще и смеется сейчас вместе с Лысым над тем, какая отличная шутка удалась.

Хм, может и не настолько олды врали о своем детстве в девяностые? Как-то мне здесь не очень уютно, пусть и конкурсы интересные. Ира между тем толкнула меня в плечо, чтобы я продолжал. Произошедшее ее вообще не удивило и совсем не впечатлило, она даже внимания сильно не обратила, погруженная в осмысление моих слов.

Когда я закончил рассказ, Ира долго молчала; Лысый с Малым все еще бурно обсуждали удар ногой в голову и много смеялись, запивая эмоции пивом.

— Пойдем, — поманила меня Ира, вставая. — Так, Лысый, давайте с Малым вместе с нами, остальным всем пока-пока, возможно до завтра.

Никто спорить не стал — авторитет спонсора-кормилицы непререкаем, так что мы впятером пошагали в сторону частного сектора. Там, у высокого и явно дорогого забора, Ира попросила нас подождать, после чего зашла домой на несколько минут. Вернулась она с кнопочным мобильным телефоном, по размеру мало отличавшемся от кирпича, я такие только на картинках видел. Но техника работала, и вскоре Ира уже звонила.

— Андрей, привет. Спишь?

Своего отчима она называла по имени, что для того времени — как мне она потом, через много лет вперед рассказывала, было довольно прогрессивно. Андрей, кстати, не спал — человек деловой, встает рано, так что ругаться на стал. Ну да, вон солнышко готово вставать, на востоке алая заря занимается.