От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 3

— Это вы так пошутили, надеюсь?

— Ну да, господин Котов, попытался. — Федоров развел руки в сторону: — Если вы не против, мы бы хотели вызвать врача…

— Пусть вызовет кто-нибудь, а я желаю с вами поговорить наедине…

— У меня секретов от моих товарищей нет…- большевик, с интеллигентской бородкой на узком лице и ледяными глазами, огляделся по сторонам, как бы призывая присутствующих в свидетели своей открытости.

— Хорошо. Если кто-то из вас за территорию вашего угла высунется, то я снова приду сюда и всех вас на ноль помножу. Всем понятно?

— Пупок не развяжется? — один из моряков, стоя во втором ряду, положив на плечо впереди стоящего товарища ствол своего револьвера, тщательно выцеливал меня, очевидно, метясь в голову.

— А так? — я сделал шаг назад и вбок и оказался за углом, в коридоре: — А у меня пулемет в руке, тридцать патронов в магазине, сейчас всех положу, а потом гранату для верности заброшу. Я ночью буду пить коньяк и спать лягу с молодой женой, а вас всех завтра на Марсовом поле похоронят, но легче вам от этого не будет!

— Да я пошутил… — морячок понял, что в меня он, с первого выстрела, вряд ли попадет и убрал свое оружие.

— Так что, председатель, пойдешь со мной говорить или воевать будем?

— Все, ша! Оружие убрали, кто-нибудь, бегите за доктором. — председатель райкома вышел ко мне в коридор, а потом и на лестничную площадку, где резко остановился — снизу, по лестнице, бежало в нашу сторону, несколько моих милиционеров, в полном облачении (автомат, каска, кираса). Грозно бухая по ступеням сапогами.

— Эй, кто там главный? — я заорал, заглушая грохот шагов бегущих людей:

— Это Котов! Власов, ты? Бойцов вернуть во двор, занять позицию вокруг здания и приготовится к отражению атаки изнутри и снаружи. Я сейчас выйду.

Глава вторая.

Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Мы вышли из парадного.

Грузовик, на котором прибыл дежурный взвод был загнан за угол соседнего здания, мои бойцы окружили дом, по возможности заняв подходящие укрытия.

— Как видите, Михаил Николаевич, дежурный взвод народной милиции готов к штурму бандитского гнезда. Я вас уверяю, что в течении пяти, максимум десяти минут, мои бойцы зачистят помещение квартиры номер двадцать вместе со всеми военно-морскими инструкторами, кем бы они себя не считали. Помощь к вам придет не ранее, чем через час. Я, когда искал союзников, чтобы с рощинскими разобраться, то несколько предприятий в округе объехал и понял, что ни милицией, ни воинской силой, они называться не могут, максимум — это заводская охрана.

— Это вы рощинских потрепали? — секретарь райкома вытянул из вполне себе серебряного портсигара папироску «Зефир», вполне себе буржуазную, до февральских событий стоившие десять копеек за десять штук.

— Мы, и заметьте, от вашей рабочей милиции мы помощи не добились, хотя ваши хулиганы не только буржуев и дворян грабили и резали, они к выбору жертв подходили очень демократично. А у ваших дружинников рощинские либо племянники, либо кореша сердечные были все поголовно…

Проследив мой взгляд, Федоров протянул мне портсигар, но я помотал головой: — Благодарю, бросил. Просто гляжу, что папиросами вы балуетесь совсем не пролетарскими.

Партийный вожак смутился:

— Признаю, грешен. Не могу отказать себе в хороших папиросах и чае.

— Сочувствую, скоро вам в этом вопросе совсем сложно станет.

— Почему?

— С учетом двоевластия, которое вы пытаетесь установить, обязательно произойдет кровавое столкновение. Дай то Бог, чтобы хоть какое-то производство осталось, но ни хорошего табака, ни чая точно не будет.

— Но почему? — видимо революционер о последствиях переустройства экономического уклада жизни страны по рецептам герра Маркса не обдумывал.

— А вас события февраля ничему не научили? Вроде бы беспорядки происходили всего несколько дней, и полтора месяца, как нет революционных боев на улицах, а количество продуктов, которые завозили в столицу не достигло уровня, которое было при Императоре. Привозят в два раза меньше, и цены, соответственно, в несколько раз выше.

— Вы монархист? — насторожился марксист.

— Да Боже упаси. Император, по своей твердолобости, получил именно то, чего заслужил. Я сейчас о другом говорю — жизнь лучше не становится, за несколько дней страну отбросили на десяток лет назад. Цены растут и… — я вспомнил мир, в котором лежит моя, погруженная в лекарственную кому, тушка: — наверное, никогда не опустятся. А вы, господа большевики, хотите новых беспорядков. Сами вооружаетесь, привечаете солдат и матросов, обещая им все, что они хотят услышать. А зачем?

— Рабочие должны иметь возможность бороться за свои права, в том числе и…

— Да, да, да. Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться. Извините, что перебил…

— Вот видите, как хорошо вы это сказали…заулыбался председатель райкома.

— Это не я сказал, это ваш господин Ульянов пишет своим сторонникам… — я развел руки в стороны

— Вы знаете, где скрывается товарищ Ленин? — Федоров от волнения даже схватил меня за рукав.

— Нет, не знаю. Знаю, что он уехал на юг, на воды, у него с нервами большие проблемы, срочно лечить надо, вот он и, прихватив любимого товарища по партии и немного партийных денег, отъехал на воды, возможно в Кисловодск. Теперь он оттуда иногда присылает некоторым товарищам свое виденье момента, а я имею возможность эти письма читать…

— Опять жандармские штучки…- Федоров брезгливо поморщился, чуть ли не сплюнул.

— Смешно…Вообще-то, это не мой вождь смылся неизвестно куда, да еще с двумя саквояжами немецкий денег и французской дворяночкой… Не находите, что это похоже на краткий пересказ бульварного романа о Нате Пинкертоне?

Я оглядел двор, где мои милиционеры стали расслабляться, от долгого ожидания.

— Ладно, у нас еще есть о чем поговорить, а у меня люди в готовности пребывают. Мы воевать будем или как? — я шутливо улыбался, но был готов к любому ответу оппонента.

— Или как… — коммунист прекрасно понял расклады в случае столкновения, но фасон держал.

— Прекрасно. То есть вы именем Маркса обещаете мне, что я могу отпускать своих милиционеров и мне здесь ничего не угрожает?

Большевик покривлялся, но свое слово дал. И хотя слово большевика стоило очень недорого, слишком легко они нарушали свои обещания и подписанные договора, но я дал команду взводу грузится в грузовик и следовать в расположение.

За этой суетой прошло достаточно времени, на Забалканский проспект успел прибыть доктор, который, осмотрев раненого, дал команду везти его в городскую больницу, утешив меня, что прогноз неблагоприятный и ногу, скорее всего, моряку отнимут. По перекошенному лицу Федорова я понял, что он готов от своего слова о моей безопасности, уже отказаться. Да и, вышедшие на улицу проводить телегу с раненым, партийные товарищи как-то нехорошо стали приближаться к нам.

— Ну что, слово ваше пять минут продержалось? — я вытащил гранату и встал за растерянно смотрящего на меня гражданина Федорова.

— Стойте, погодите! — председатель райкома повернулся ко мне спиной и широко раскинул руки в стороны: — Товарищи, я вам приказываю вернутся в комитет и заниматься своими делами. Вы слышите? Я приказываю!

Два десятка товарищей, злобно ворча, втянулись обратно в парадное, то и дело оборачиваясь на меня.

— Так на чем мы остановились, гражданин Федоров? Ах, да, на Ленине. Так вот, в своих письмах гражданин Ульянов пишет, что вам большевикам необходимо готовится к захвату власти, проведя при арест всех крупнейших собственников предприятий, после чего заключить мир с немцами.

— А кому Владимир Ильич это пишет? И нельзя ли…

— Ну, Михаил Николаевич, вы же старый подпольщик… Я могу только перлюстрацией писем заниматься, и вам, в виду моей с вами симпатии, их содержимое пересказывать, но как вы сами понимаете, ссылаться на меня нельзя.