Инженер Средневековья - Франковски Лео - Страница 27

• Предыдущая
• 27/57
• Следующая

— А эти пергаментные пакетики, пан Конрад?

— Семена. Я купил их в подарок матери.

Пан Мешко пришел в восторг от моего компаса.

— Так, значит, стрелка всегда указывает строго на север?

— Не совсем. Она немного отклоняется на запад. Но она всегда указывает в одном и том же направлении, и если ясной ночью сверить карту с Полярной звездой, то можно узнать, насколько сильно она отклонена. Сбить компас может только железо.

— Неудивительно. Холодное железо всегда перехитрит любой колдовской прибор.

— Нет, пан Мешко! Он изготовлен умелыми людьми, которые разбираются в науке. Наука — это искусство познать способы, которыми Бог создал мир, и к колдовству не имеет никакого отношения.

— Клянешься?

— Клянусь своей честью! Более того, если тебе компас понравился — возьми его. Пусть это будет моим рождественским подарком.

— Тогда, клянусь своей честью, я принимаю твой подарок, но вручить его ты должен вечером.

Швейный набор, особенно иглы с крошечными ушками, был с энтузиазмом встречен девушками. Я знал, что сделаю с четырьмя оставшимися подарками.

Напоследок я оставил бинокль. Он произвел немалое впечатление — люди стали вырывать его друг у друга из рук. Наконец, граф Ламберт забрал его у Янины.

— Дорогуша, ты что, хочешь замерзнуть до смерти? Ну-ка быстро оденься!

Он вышел на балкон, некоторое время приспосабливал линзы и стал рассматривать свои угодья.

— Извини, граф, — обратился я к нему, — я весь день не видел Бориса Новацека. Не знаешь, что с ним?

— Ушел рано утром — с двумя моими конюхами и пятью лошадьми. Кажется, прошлой ночью вы потеряли коня и поклажу. Они отправились на поиски. — Граф вновь посмотрел в бинокль. — А, вот и они, Богом клянусь! Смотри! Снег такой глубокий, что люди вынуждены идти впереди, чтобы расчищать дорогу лошадям. — Он опустил бинокль. — Нет! Так ничего не увидишь! Замечательный прибор, пан Конрад! — Он вновь поднес бинокль к глазам. — Смотри! Две лошади тянут за собой убитого боевого коня. А еще на одной — поклажа. Смотри, тот щит — черный орел на красном фоне! Ты расправился с ним, пан Конрад!

— С кем я расправился?

— Ты убил рыцаря Райнберга, подлого немецкого ренегата, который более года грабил и убивал моих торговцев! Этот черный орел погубил восьмерых моих рыцарей, полторы сотни простого народа и украл бог знает сколько скота! Но ты прикончил этого ублюдка, черт побери, ты прикончил его!

Граф Ламберт с энтузиазмом похлопал меня по спине.

— На тот момент это было делом простой необходимости, — сказал я.

— А сейчас это причина, чтобы возрадоваться! Более того, пан Конрад, награда за его голову — твоя! Десять тысяч гривен.

Ого! Я богатею на глазах. Кстати, где мой кошелек? Но спрашивать об этом как-то невежливо.

— Вижу, тебе понравился бинокль, господин, — сказал я.

— Понравился — это мягко сказано. Изумительнейший прибор! Как бы он пригодился на поле боя!..

— Значит, ты завершил мой список рождественских подарков! Дарю его тебе!

Покинув Катовице полтора месяца назад, я пользовался биноклем всего один раз, а компас вообще ни разу не пригодился. Это были скромные дары за оказанные мне услуги.

С позволения графа я ушел, оставив его осматривать в бинокль свои владения. Мне нужно было сходить в конюшню, тем более что обеда сегодня не будет, чтобы не перебивать аппетит перед пиршеством.

Анна, моя лошадь, обрадовалась мне. Ее поставили в хороший загон в большой, чистой конюшне и как следует почистили.

— С тобой хорошо обращаются, Анна?

Она утвердительно кивнула.

— Тебе что-нибудь нужно?

Лошадь отрицательно покачала головой.

— Отлично.

Я отказывался верить своим глазам.

Перед ней лежал несъеденный овес. Я потрепал ее по шее и отправился на поиски спасенного мной ребенка.

Все в замке и вокруг него суетились, занятые последними приготовлениями к празднику. Многие все еще были одеты в повседневную одежду из серой шерсти, но некоторые уже переоделись в яркие праздничные наряды с вышивкой.

Казалось, все знали, кто я такой. Проходя мимо, люди приветствовав меня кивками и улыбками. Я всегда думал, что в средние века крестьян жестоко угнетали, заставляя пресмыкаться перед господами. Вероятно, где-то так и было, но только не в Окойтце.

Когда я проходил мимо мельницы, меня остановил какой-то мужчина. В одной руке он нес корзину с едой, а в другой — бадью с пивом.

— Пан Конрад, — обратился он ко мне, — уж не спасенного ли ребенка ты ищешь?

— Угадал.

— Значит, я смогу отвести тебя в дом. Я — Михаил Малиньский, и этот младенец сейчас у моей жены.

— Тогда я твой должник, Михаил.

— Нет, пан Конрад. Это я твой должник. Два дня назад мой третий ребенок умер, едва появившись на свет. Жена моя безутешно скорбела по нему. Я думал, такое горе ее саму сведет в могилу. Но сейчас она счастлива. Понимаешь?

— Понимаю. Мы в долгу друг у друга. Давай пойдем к ним.

— Чуть погодя, пан. Сейчас у меня есть небольшое дело.

Он вошел в здание мельницы, и я последовал за ним. То, что я там увидел, повергло меня в шок. К тяжелому жернову, перемалывая зерно на муку, были прикованы четверо мужчин. Впервые в Окойтце я столкнулся с жестокостью.

— Что это?

— Жернов, что же еще, пан Конрад! А, ты имеешь в виду людей… Этих двоих поймали на прошлой неделе, они были пьяны, учиняли беспорядки и приставали к замужним женщинам. Они будут здесь до завтрашнего утра. А вот это мой брат. Я всегда предупреждал его насчет браконьерства. Он получил за это шесть месяцев.

— Я не браконьер! Я пристрелил оленя на своих землях и гнал до того места, где нас поймали.

— Прибереги свою ложь для тех, кто тебе поверит, братишка! Тебя поймали в четырех милях от твоих земель, и у оленя в сердце торчала стрела. Он не смог бы пройти такое расстояние!

— А этот, последний? — спросил я.

— Это плохой человек. Его поймали, когда он грабил купца. Он проработал здесь примерно половину из пяти лет, которые он получил.

Михаил поставил корзину и пиво на пол.

— Твое рождественское угощение, брат! Если хочешь, поделись с остальными.

Покинув мельницу, я сказал Михаилу:

— Пять лет за кражу — суровое наказание.

— Если бы он ограбил простого крестьянина, то получил бы всего полгода. Но купцов нужно защищать. В противном случае они перестанут приходить сюда, кому мы тогда будем продавать зерно и шкуры?

— Понятно. А что, если кто-нибудь ограбит рыцаря?

— Что-то не припоминаю, чтобы такое случалось, пан Конрад. Полагаю, если бы рыцарь оставил грабителя в живых, тот получил бы куда больше пяти лет.

Я перестал беспокоиться о местонахождении моего золота.

— А что же вы делаете, если преступников нет?

— В любом случае зерно нужно перемалывать на муку, так ведь? Обычно на мельнице есть одно или два свободных места, и остальные мужчины по очереди там работают. Но мы зорко следим за нарушителями закона.

— Еще бы. Ты все время говоришь о мужчинах. А как вы поступаете с женщинами-преступницами?

— Такое редко случается, пан Конрад. Женщины более законопослушны. Однажды, два года назад, двенадцатилетняя девчонка украла кинжал с серебряной рукояткой — и не у кого-нибудь, а у самого графа!

— И что же сделал граф?

— Забрал свой кинжал обратно и поставил в известность отца девочки. Тот устроил дочери знатную порку! Затем граф приговорил отца к месяцу работ на мельнице — за то, что плохо воспитывал свою дочь. Но подобное происходит крайне редко.

— А если бы она была замужем?

— В двенадцать лет? Не следует выдавать девушку замуж, пока она не созреет.

— Да нет же, Михаил. Я имею в виду женщин постарше.

— Ее участь решит муж. — И Михаил зашагал в сторону дома.

В двадцатом веке этот дом можно было бы назвать сараем. Три метра в ширину и пять в длину, он был одной из многочисленных бревенчатых построек, которые вплотную прилегали к внешней стене. Возле стены, над сараями, тянулся деревянный помост шириной два метра — вероятно, для стражников. Остальная часть крыши была соломенной.

• Предыдущая
• 27/57
• Следующая