Избранная поневоле (СИ) - Вереск Мия - Страница 7

Наверное, мне удалось бы выбраться незамеченной, если бы не зеркало. Взгляд упал на него случайно, и я замерла, не в силах двинуться дальше. До этой минуты мой бедный рассудок принимал всё, что со мной произошло, как некую абстрактную ситуацию, от которой возможно избавиться, вернувшись к привычной жизни. Увидев себя в зеркале, я вдруг сразу поняла, что возврата к прошлому нет.

То существо, что смотрело на меня из серебрящейся глубины амальгамы, не имело ко мне никакого отношения. Оно настороженно и враждебно смотрело на меня огромными тёмно-синими глазами, под которыми пролегли тени. Гладкая, какая-то беззащитная голова без единого волоса, испещрённая царапинами. Мятое платье, в котором даже домашние не узнали бы сейчас моего парадно-выходного наряда. Голые нервные руки, тискающие подол.

Я смотрела в зеркало и умирала заново, потому что безжалостное стекло показало мне то, что не хотел воспринимать рассудок: прошлая жизнь закончилась, а в новой мне не было места.

Наверное, я так и упала бы возле этого зеркала, но в это мгновение дверь растворилась, и в комнату шагнула высокая мощная женщина. Она несла в руках поднос, прикрытый чистой салфеткой.

- Зачем же ты встала, милая? — укоризненно спросила она. — Сегодня никак нельзя вставать!

Иди-ка в постель, дурешка, а то себе навредишь!

Она пристроила поднос на комоде и двинулась ко мне, тесня к кровати. Против этой глыбы у меня не было шансов.

Ложиться на простыню со следами моего грехопадения было неприятно, но в этот момент эта глыбоподобная женщина удивила меня. Она подхватила меня, как ребёнка, ловко уложила на кровать, а потом перевернула на бок, как будто всю жизнь ворочала больных, и быстро вытянув из-под меня простыню, ловко заменила её на свежую, достав из ящика комода.

Я не препятствовала ей, но когда моя сиделка принялась расстёгивать пуговицы на моём платье, вцепилась обеими руками в ворот. Посмотрев на мои побелевшие кулачки, служанка сказала:

- Надо переодеться, девочка. Ты что же, стесняешься меня? Я ж тридцать лет в больницах отработала, такое перевидала, что тебе и в дурном сне не приснится. Сегодня мыться нельзя, арг

Дейгаро велел следить, чтобы ты совсем не вставала. Я тебя оботру только, противно поди, грязной лежать?

В её вопросе не было никакого подтекста, но я вспыхнула — жарко, стыдно, покраснев до самых кончиков ушей. Да, моё тело было грязным, и это причиняло почти физические мучения, но при мысли, что она будет обтирать меня там, подкатила тошнота.

- Я сама, - произнесла я сквозь зубы.

- Хорошо, - неожиданно легко согласилась женщина и принялась ловко раздевать меня.

Поначалу я ещё пыталась противиться, но скоро смирилась. Лучше уж пусть это сделает она, чем позовёт Дейгаро или того парня, который меня стриг. Но когда сиделка попыталась заняться моей интимной гигиеной, я воспротивилась так яростно, что она отступила.

- Сама, сама, - проворчала она. - Опять придётся простыню менять.

Пока я обтиралась, она стояла в пол-оборота, глядя в окно, потом забрала у меня грязные тряпки и бросила в таз. Дальше уже пошло легче. Все мои силы вышли, пока приводила себя в порядок, и потому покорно терпела, когда женщина ловко обтёрла меня, начиная с головы до самых пяток.

- Ну вот, - удовлетворённо сказала она. - Теперь рубашку наденем. Не садись, я сама!

Через минуту я уже лежала в чистой длинной рубашке, устало прикрыв глаза.

Женщина стрекотала под ухом и даже пыталась всунуть мне в рот ложку с бульоном, но я отвернула голову, и она сдалась.

- Ладно, потом поешь. Но лекарство надо выпить обязательно.

- Я не больна, - враждебно сказала я, косясь на тёмный пузырёк в её руках.

Хватит мне вчерашнего лимонада! Неизвестно, что за гадость мне тут пытаются втолкнуть. А что, если после него я очнусь в заведении ланиссы Риню?

- Конечно, не больна, - согласилась сиделка, и, внезапно приподняв меня за плечи, ловко влила в рот ложку остро пахнущего лекарства.

Кажется, я уснула ещё до того, как она уложила меня обратно.

Следующий проблеск сознания наступил через несколько часов, если судить по тому, насколько передвинулось солнце.

В этот раз я очнулась в комнате не одна, и в панике вновь закрыла глаза, увидев в кресле подле себя мужскую фигуру.

Быть может, он не заметил, что я пришла в себя, и сейчас уйдёт? Но моя наивная хитрость не удалась.

- Доброго дня, Тэсс, - сказал Дейгаро, чуть обозначив улыбку уголками губ.

Я не ответила, настороженно взглянув на него, но тут же отвела взгляд. Смотреть на него и поддерживать светскую беседу было свыше моих сил.

Несмотря на проявление вежливости, хозяин особняка выглядел скорее усталым и раздражённым, нежели радостным. Я невольно напряглась, пытаясь угадать, чем это грозит мне.

С надеждой оглянулась на сиделку, но тут же поняла, что её нет в комнате. Плохо. В присутствии этой женщины я чувствовала себя более защищённой.

Щёки пылали от жгучего стыда и задавленной нестерпимой обиды, а руки, наоборот, были холодными. Смиряя панику, я стиснула в кулаки ледяные пальцы. Ведь не может же он снова сделать это со мной. сейчас, среди бела дня, зная, что в комнату в любой момент может войти сиделка! Или может? Он ведь мог приказать сиделке не входить, пока её не вызовут.

Я постаралась незаметно перевести дыхание, лихорадочно соображая, что мне теперь делать.

Сейчас я в сознании, и ни за что не дамся, это точно! Перегрызу горло, но не позволю прикоснуться к себе!

Паника гнала меня вскочить, бежать подальше от этого человека, но я хорошо помнила, чем закончилась моя недавняя попытка. Но и спокойно лежать перед ним, делая вид, что ничего не произошло, было нестерпимо. Испытывая мучительную неловкость, я оперлась на локти и попробовала сесть.

Арг, до этого молча смотрящий на меня, решительно воспротивился моей попытке.

- Разве Люджи не сказала, что сегодня тебе нельзя вставать? спросил он.

Я только сжала губы.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Дейгаро.

Я вспыхнула, поняв, что он спрашивает вовсе не о том, кружится ли у меня голова, и отвернулась.

- Скажи мне, - мягко сказал он. - это важно.

Это было невыносимо - обсуждать с ним моё самочувствие. Я просто не могла обсуждать с мужчиной такие интимные подробности! Ни с каким мужчиной, а тем более с ним! Какая трогательная забота после всего, что он сделал!

- Нам нужно поговорить, - негромко сказал Дейгаро, и в его голосе снова просквозила не то усталость, не то какая-то странная горечь. - Тэсс?

Я молча вздёрнула подбородок. Этот гордый и независимый жест, должно быть, смотрелся смешно, потому что я лежала, но он помог удержать готовые пролиться слезы.

- Хорошо, - сказал Дейгаро, ничем не показывая раздражения из-за моего молчания. —Если тебе трудно говорить об этом, я буду рассказывать, а ты кивни, если заметишь у себя те же симптомы.

Договорились?

Я кивнула, пунцовая от стыда. Надежда была на то, что больше кивать мне не придётся.

Откуда ему знать, что я чувствую, он же мужчина, а не женщина!

На слове «женщина» меня снова переклинило. Это не могло быть обо мне! Мне всегда казалось, что я стану женщиной очень нескоро. Выйти замуж нищей девушке, пусть и из старинного рода, было нелегко. «Бесприданница, приживалка, кому ты нужна? - так часто говаривала мать Паолы.

— Хорошо, если сын мясника Тинка согласится замуж взять за титул, а то вовсе вековухой останешься».

- Наверное, ты слышала, как тщательно проводят отбор линтин, - тем временем сказал Дейгаро.

Я не ответила, и он продолжал:

- Вчера ты и сама видела, сколько девушек приехало на заключительный этап отбора.

Из первоначальной сотни отобрали всего десять. После вчерашнего приёма осталось и вовсе восемь.

Арг чуть помолчал, словно ожидал, что я о чём-нибудь спрошу, но какое мне было дело до их отборов! После всего, что произошло вчера, я лишь утвердилась в мысли, что только ненормальные девицы могут добровольно рваться в линтины к этим властным и жестоким людям.