Исчадие Кромки. Часть 2 (СИ) - "lanpirot" - Страница 38

Эй, ямщик, поворачивай к черту,

Новой дорогой поедем домой.

Эй, ямщик, поворачивай к черту,

Это не наш лес, а чей-то чужой.

Камней навалено, ох, не продерись,

А елок повалено, только держись!

Поворачивай к черту!

Причем, окружающие нас «декорации», подходили к тексту, как нельзя лучше: И камней навалено, и ёлок повалено — не продерись. Знатно Змей бабахнул! Не Тунгусский метеорит, конечно, но всё равно развалило всю округу так, что только держись!

Так что глотки мы подрали знатно, распевая в четыре горла «о-ори до-ори дори-дора̀ оридорида-ори-да!». Ну, примерно так звучала непонятная подпевка Сукачева в моем исполнении. Да я на «бис» эту «Дорожную», наверное, раз десять подряд спел, пока не охрип и пощады не запросил. А моим собутыльникам хоть бы хны!

Я отложил гармошку в сторону, а её тут же подхватил Ванька. И самое интересное, он, подергав инструмент пару минут, качнув мехами и понажимав на кнопочки, в точности сумел повторить мелодию! Вот тебе и княжий сын, потомок Рюрика!

— Да ты, п-паря, талант! — заплетающимся языком заявил пареньку Ломонос. — Эх, мне бы т-так уметь! — с завистью произнес он, глядя поблескивающими глазами на гармошку.

— А я и на гуслях могу, и на дуде-сопелке, и жалейке, на бубне даже… Да я вообще к музыке способный с детства! — разоткровенничался Иван. — Только батьке не нравилось… Да, я-то третий сын, а чего с дурака взяти? Только пожалеть, да отправить с глаз подальше…

— А что с невестой твоей приключилось? — неожиданно подал голос Матроскин, опроставший целую крынку густой сметаны. — Поведаешь?

— И правда, Вань, — присоединился я к говорящему коту, — расскажи, авось, и поможем чем.

— Расскажу… — Выдержав небольшую паузу, произнес богатырь. — Было это давным-давно. Жил-был один мудрец. И вздумал он из человеческих костей построить мост через Окиян-море. Собирал он кости не год и не два, а целых сорок лет. А затем опустил он кости эти, чтоб стали мягкими, в морскую воду мокнуть…

И рассказчик замолчал. Мне же, как какому-то сопливому юнцу, не терпелось узнать, что же было дальше? Понимаю, что тут еще и алкоголь подогрел интерес. Но Иван молчал, молчал на самом интересном месте.

Первым лопнуло терпение у Ломоноса, и он резко бросил:

— А дальше? Дальше-то, что было?

— Так ведь кости еще не размокли! — серьезно произнес богатырь, глядя в ледяные недоумевающие глаза Стихийного Духа.

— Ах, вот ты как? — Наконец дошло до Ломоноса, что «восьмисотлетний паренек» его попросту разыграл. — А я-то, старый пень, уши развесил!

Я громко заржал, заглушая своим хохотом смех Ивана и говорящего кота.

— Не обижайтесь, друже! Без злобы — это я так, в шутку! — поспешно извинился богатырь. — Слишком история грустная… А меня так кот Баюн провёл, когда я с ним впервые повстречался

— И меня ты провел, дружище! — засмеялся Ломонос, сменивший гнев на милость. — А теперь давай, как на самом деле было.

Иван вытер выступившие от смеха слезы:

А если серьёзно, жило по соседству с нашим княжеством небольшое, но очень сильное племя — Чудь Белоглазая[1]. Превыше всего чтили они Силу. Всех слабых, немощных и больных они тут же приносили в жертву своему покровителю — Чернобогу…

— Знавал я того Чернобога, — поморщился Ломонос, — тот еще урод. С хозяйкой моей всё воду мутил, а как сынка ей заделал — так и покрылся навсегда! А Хлада мне пришлось растить! Ты продолжай, Ванюшка, продолжай.

— Так вот… — после секундной паузы, продолжил богатырь, — никаких других Богов Белоглазые не признавали, а когда раздался «по соседству» с ними звон колоколов наших, так вся Чудь взволновалась. Принимать православие, как и жить «под русской пятой» и по русским законам им совсем не хотелось. И вот, чтобы «замириться», решил князь чудинский единственную дочку свою — Ясноглазку, отдать за одного из сыновей батьки моего…

— За тебя, что ли? — посмеиваясь, спросил Ломонос.

— Ну, а кого еще не жалко? — пожал плечами Иван. — Третьего сына, конечно! И союз скрепить, и заложника заиметь. Ведь по условиям сделки мне бы пришлось с молодою женой на их территории поселиться. Но моему отцу был выгоден такой союз — ведь воины Чуди были поистине великими. В общем князья встретились, обсудили вопросы и ударили по рукам. А я своей наречённой невесты к тому моменту даже и не видел ни разу.

— Да какая разница-то, как она выглядит? — фыркнул поддатый Ломонос. — Все они одинаковые! Ну, а если уж совсем страшна — рожу передником прикрыл и…

— Да нет же, нет! — воскликнул богатырь. — Она была прекрасна… Ясноглазка… как… как… У меня даже слов нет подходящих, чтобы это передать. Так что, когда я её увидел в первый раз, я понял, что пропал…

— Понятно, — хохотнул Стихийный Дух, — попал ты, паря, как куря в ощип! А дальше?

— И я ей тоже пришелся по нраву. Так что всё было решено, и дело шло к нашей свадьбе. Однако, не все в племени Ясноглазки были с таким решением согласны. Уж больно была прекрасна была дочка князя. Охотников взять её в жены было много. Даже очень много! Они постоянно терлись в княжьем тереме. Пускали слюни, не давали прохода…

— Ага, яйца, значит, подкатывали, — грубо, но точно добавил Ломонос.

— Угу, — кивнул Иван. — Наконец, князю всё это надоело, и он выгнал всех ухажеров прочь. Естественно, кое-кому это не понравилось, и они затаили обиду. Но князь в те годы был ещё силён, а значит — в своём праве. А Ясноглазка с детства росла добрым ребенком. Очень ей было жалко приносимых в жертву Чернобогу сирых и убогих, стариков и детей. Не нравились ей жестокие обычаи родного племени, чуждыми были заповеди Чернобога. Всеми силами стремилась она изменить эти ненавистные ей законы. В племени смотрели на неё как на чудачку, но обижать не смели, не поднималась рука на такую красоту даже у самых отъявленных негодяев. Но вот прошло несколько лет, и обиженные ухажеры сумели убедить жрецов, что князь уже стар и ему уже пора освободить дорогу «молодым и сильным». Но князь не хотел по своей воле ложиться на алтарь. Вот тогда-то он и решил заключить союз с моим отцом…

— А после и веру сменить? — догадался Ломонос. — Послать Чернобога по известной всем дорожке?

— Скорее всего, — не стал спорить богатырь. — Но он не успел — соплеменники решили принудить его силой. И когда разъярённая толпа ворвалась в княжий терем, к ним вышла Ясноглазка. В руке у неё был зажат кинжал.

— Я люблю своего отца, — сказала она. — И если вы сделаете ему что-нибудь дурное, я убью себя! Может быть, тогда вы задумаетесь о том, что творите! Толпа замерла — усобицы никто не хотел…

Я не стал перебивать Ивана, но был согласен с его оценкой ситуации. Если бы единственная дочь князя убила бы себя, то легитимный захват княжеского престола был бы невозможен. Кровь полилась бы рекой с такими-то волчьими законами. А само небольшое государство, скорее всего, захватили бы соседи. Отец самого Ивана, например, как будущую вотчину одного из сыновей.

— Слова эти были произнесены с такой страстью, — не останавливаясь, продолжал Иван, — что достигли ушей самого Чернобога, и клятый Демон решил самолично взглянуть на наглеца, дерзнувшего противиться его заповедям. Увидев Ясноглазку он обомлел, ибо даже среди богинь он не встречал подобной красоты. Похоть человека велика, но похоть Демона была безграничной!

— Ага, есть такое дело, — вновь подал голос Стихийный Дух. — Когда-то с красотой моей Хозяйки Мары, никто не мог сравниться — ни средь смертных, ни средь Богов. Вот, этот похабник и её тоже соблазнил! А у вас как там дальше было?

— И Чернобог решил, что Ясноглазка будет принадлежать только ему, — продолжил Иван. — Ты моя! — сказал он моей невесте. — Я сильнее всех!

Но она ответила ему:

— У меня уже есть суженый, которого я полюбила всей душой!

Тогда разъярённый Чернобог прорычал:

— Я мог бы взять тебя силой, но это не принесёт мне удовольствия. Ты сама приползёшь ко мне на коленях, и будешь молить о прощении!