Семья (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 25

Эджертон резко обернулся, и тут же начал увеличиваться в размерах и обрастать алмазной бронёй. А в том месте, где раньше находилась арка, ступая по обломкам нашего замка, во двор входил четырёхметровый стальной великан с короной на голове. И он был не закованным в металлическую броню, а именно стальным. Или титановым. Руки, ноги, даже лицо великана — всё было из металла, не говоря уже об одежде. И при этом он двигался невероятно мягко и плавно.

И если сам великан блестел, как титановый диск у только что выехавшей из автосалона машины, то Железная корона на его голове была матовой, и лишь небольшое свечение, исходящее от неё, указывало на то, что этот предмет как-то связан с магией. Никакого оружия у Вильгельма Пятого не было — лишь огромные, наполненные магической силой стальные кулаки.

Император остановился метрах в пяти от герцога, а тот к этому времени уже полностью оброс бронёй и увеличился до своих дежурных боевых четырёх метров. Два великана, два бывших товарища, стояли друг напротив друга, готовые в любой момент сойтись в поединке. Вильгельм что-то сказал, но, к сожалению, купол не позволил расслышать его слова, а что-либо прочитать по металлическим губам было невозможно. В принципе я и не умел это делать, но насколько мне было известно, Дьяниш обладал таким навыком.

Эджертон, видимо, что-то ответил, так как какое-то время Вильгельм выглядел так, будто сосредоточенно слушает. После чего немецкий император покачал головой. Скорее осуждающе, чем отвечал на что-то. А после этого его металлические кулаки засияли настолько ярко, что даже сквозь купол слепили глаза. И примерно так же засверкал Кохинур в навершии посоха английского премьер-министра.

И началась драка. Именно драка — другое слово для этого поединка просто не подходило. Никаких хитрых заклятий, никаких ярких эффектов — ничего этого не было. Вильгельм Пятый и Эджертон просто лупили друг друга. Видимо, на каждого бойца было наложено столько всевозможных защит, что магия была бессильно что-либо с ними сделать на расстоянии. Поэтому каждый стремился пробить защиту противника при помощи грубой физической силы: немец — кулаками, англичанин — посохом.

— Вы не знаете, Александр Петрович, откуда Вильгельм узнал о нападении на нас? — поинтересовалась бабушка у кесаря, глядя на бой двух великанов.

— От меня, — ответил Романов. — Точнее, от нашего посла в Берлине. И мне кажется, Его Величеству надо бы помочь.

— Не надо, этот поединок стоит того, чтобы им насладиться. Пока англичане не лезут, и мы будем смотреть.

Англичане действительно не лезли, они отошли к самым стенам, точнее, к тому, что от стен осталось, и наблюдали за поединком. Я тоже смотрел на бой с интересом, но надо признать, особого наслаждения от этого зрелища не испытывал. А если уж начистоту, драка вообще не впечатляла. Поединок больше походил не на бой двух высокоуровневых магов, обладателей Великих артефактов, а на драку двух деревенских амбалов — один из которых рассчитывал лишь на свои кулачищи, а второй вооружился черенком от лопаты.

— Может, всё же поможем? — снова спросил Александр Петрович у бабушки, после того как Вильгельм пропустил несколько уларов посохом в лицо и грудь.

— Нет, — ответила та. — Вилли справится.

Я же, в отличие от бабушки, не был в этом уверен — Эджертон давил. И давил сильно. Возможно, дело было в том, что посох с Кохинуром, как ни крути, был более серьёзным оружием, чем кулаки. Как минимум он давал возможность наносить удары с расстояния в два раза большего, чем позволяла вытянутая рука. А это всё же немалое преимущество.

Вильгельм пропускал удары посохом по корпусу и даже по голове всё чаще и чаще, и, видимо, понимая, что время работает против него, решился на отчаянную атаку. Он подскочил к Эджертону совсем близко и нанёс бывшему другу два мощных удара по рёбрам — сначала левой рукой, затем буквально через долю секунды правой.

Англичанин невольно попятился и, к большой нашей радости, отходя назад, зацепился ногой за обломок кирпичной стены. Он зашатался, замахал руками, стараясь сохранить равновесие, и, казалось, вот-вот упадёт. Однако не упал. Удержался на ногах, использовав посох по его прямому назначению — опёрся на него.

Но драгоценные секунды Эджертон всё же потерял, и Вильгельм просто не мог не воспользоваться этим подарком. Немецкий император растопырил свои металлические ручищи и бросился на бывшего друга, собираясь того схватить и, видимо, повалить на землю. Возможно, в отличие от Кохинура, который хорошо работал на расстоянии, Железная корона давала преимущество, как говорится, в партере. Возможно, она не наносила большой урон противнику, зато хорошо усиливала мощь мага, которому принадлежала.

Я приготовился наблюдать за развязкой этого противостояния — почему-то мне казалось, что она близка. И не только я — все наши и все англичане смотрели на поединок, как заворожённые. Никто не вмешивался, хотя англичанам, в отличие от нас, не составило бы труда помочь своему лидеру. Но все лишь стояли и смотрели.

Вильгельм уже начал обхватывать Эджертона своими стальными ручищами, и тому пришлось пригнуться и даже встать на одно колено, чтобы не упасть, и, казалось, уже через секунду-другую «друг Гарри» всё же рухнет на землю, не в силах сопротивляться натиску, и…

Как Эджертон это сделал, я так и не понял. Вот только что он находился, казалось бы, в безвыходном положении — фактически стоял на коленях, а его убийственный посох как обычная палка упирался в разбитую брусчатку, и, казалось, ничего ему уже не могло помочь…

Казалось.

Первый удар Кохинуром пришёлся Вильгельму под нижнюю челюсть. Император Священной Римской империи запрокинул назад голову и даже не увидел, как Эджертон наносит второй удар — прямо в солнечное сплетение. И тут же третий — в область сердца.

И сразу же яркая вспышка осветила весь двор. Глазам стало больно в прямом смысле этого слова, и я невольно зажмурился. Когда смог их снова открыть, моему взору предстало не самое приятное зрелище: Вильгельм Пятый лежал на брусчатке и еле заметно дёргался, словно бился в конвульсиях, а над ним стоял Эджертон и пытался пронзить императору грудь посохом.

И у герцога это получалось: навершие посоха вошло немцу в грудь уже настолько глубоко, что Кохинура было не видно. Лишь его свет пробивался сквозь металлическое тело императора, подсвечивая его изнутри. Зрелище было жуткое — Вильгельм Пятый походил на большой металлический светильник. Живой светильник.

Возможно, посох пока пробил лишь броню, а до тела и жизненно важных органов императора он ещё не добрался, но я не видел ничего, что могло бы этому помешать. Как не видел я ничего, что могло бы помочь Вильгельму.

Меня сковало ощущение собственного бессилия до такой степени, что аж перехватило дыхание. Я ничего не мог сделать в этой ситуации, я никак не мог помочь Вильгельму. Никто не мог.

Глядя на это всё, Романов закричал:

— Делайте скорее разрыв в куполе, Екатерина Александровна!

— Нет! — отрезала бабушка.

Вильгельм Пятый лежал на брусчатке, продолжал подёргиваться и не предпринимал никаких действий для защиты — казалось, будто Эджертон его обездвижил. Возможно, так оно и было, всё же Кохинур находился внутри брони немецкого императора и явно воздействовал на того не лучшим образом.

А ещё на металлическом теле Вильгельма начали появляться маленькие бриллиантовые чешуйки. Они медленно, но верно покрывали тело императора, расходясь в разные стороны от места, где посох вошёл ему в грудь. И похоже, они сковывали его — с каждой секундой Вильгельм дёргался всё меньше и меньше. Впрочем, это могло быть и следствием того, что немецкого императора покинули почти все силы.

Эджертон тем временем освободил правую руку, направил её в сторону лица бывшего друга, растопырил пальцы и, судя по шевелению губ, принялся начитывать какое-то заклинание. И сразу же корона императора начала светиться так сильно, будто её раскалили почти до температуры плавления.