Выбери любимый жанр

Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата - Страница 40


Изменить размер шрифта:

40

Пока я не попала домой, у меня всё просто отлично.

Перезванивать родителям не стала. И дураку понятно, что ничего хорошего от них я не услышу.

Если мама может звонить по так пустякам, как сказать, что купить на ужин, то отчим звонит только в крайний случаях: либо, когда пьян и хочет, чтобы я купила добавки, либо, чтобы купила сигарет, и самый нежелательный повод для его звонков — команда «быстро домой». Значит она, что через звонок бить меня ему неудобно.

Мысленно молюсь о том, что родители снова начали пить и звонили, чтобы я купила добавки. Но интуиция моя подсказывала мне, что слухи о драке дошли до них.

Всё-таки, не зря отчим козырял знакомыми в деканате. Наверняка, ему уже позвонили и обо всём рассказали в самых ярких красках.

Теперь и мне придётся рассказать, как всё было на самом деле.

Я открыла дверь своим ключом, вошла в квартиру, где помимо уже въевшегося во все стены запаха жаренного лука, почувствовала, насколько наэлектризована атмосфера.

— Алёнка… — успела только обронить мама, дрогнувшим голосом.

Последнее, что я успела разглядеть в её глазах — страх и жалость.

— Пришла?! — отчим церемониться не стал. Широкими шагами, словно вбивая свои ступни в пол, он шёл из комнаты точно на меня. Я не успела даже наклониться к ботинкам, чтобы расшнуровать их, как отчим схватил меня за грудки. Он крепко сжал ткань куртки в кулаках и тряхнул меня так сильно, что рюкзак свалился с моего плеча, а сама я даже толком не успела среагировать. — Ты что творишь, сука?! — в лицо ударило вонючее облако дерьма и сигарет. — Ты знаешь, сколько я сегодня дерьма наслушался? Знаешь?! Знаешь, кто мне звонил? — он снова встряхнул меня. Капли его слюней летели точно мне в лицо. — Ты хоть соображаешь, чья она дочка? Да её папаша может всех нас с кишками купить и чучела из нас сделать!

— Папа, не надо! — из своей комнаты вылетела заплаканная Катька и попыталась оттащить от меня отца. — Папа, она так больше не будет!

— Не лезь, Кать! — мама прикрикнула на Катю и, подхватив ту на руки, унесла обратно в комнату.

— Чё ты молчишь, тварина?! — ещё немного, и у меня точно будет сотрясение от тряски, что он мне сейчас устроил.

— Она первая начала, — процедила я, глядя ему прямо в болотистые глаза. — Я просто шла в универ и никого не трогала.

— Не трогала она, — выплюнул отчим и брезгливо оттолкнул меня от себя. Не успев вовремя среагировать, я пошатнулась и едва успела ухватиться за висящие рядом куртки. Твёрдо встав на ноги, встала прямо, смотрела на отчима и просто ждала, что он сделает дальше. — Как дал бы! — сдавленно бросил отчим и замахнулся пятерней с широко расставленными пальцами. Я машинально втянула голову в плечи и зажмурила глаза, но удара не последовало. Отчим начал расхаживать из стороны в сторону и оправлять растянутую, застиранную футболку на выпирающем пузе. — Завтра же пойдёшь и извинишься перед этой девкой. Поняла?

— Нет, — с каменным лицом я смотрела на его краснеющую морду и давала понять, что моё решение — окончательное.

Отчим замер на месте, перестав мерить прихожую шагами. Несколько секунд он взглядом сверлил в моём лицо дыру, а затем подошёл ближе, чтобы снова обдать меня вонью из своего рта.

— Я сказал, пойдёшь и извинишься, — его голос опустился до тихих угрожающих ноток. — Поняла?

— Я не буду. Перед ней. Извиняться, — процедила я, желая каждое сказанное мной слово вдолбить молотком прямо ему в лоб.

Хлёсткая пощёчина на мгновение ослепила и дезориентировала. Он снова схватил меня за куртку, но теперь поволок за собой в мою комнату. Открыл дверь и закинул меня в темное пространство.

Я вновь ободрала ладони. Левое колено, уже повидавшее сегодня мало приятного, прострелило острой болью.

Отчим церемониться и ждать, когда я встану, не стал. Пнул меня в задницу, из-за чего я, с трудом удержавшись на руках, едва не угодила лбом в пол.

— Мало я тебя воспитываю?! — кричал он, разбрасывая что-то по моей комнате. Старая пластинка, которую я слышала миллионы раз. — Я столько бабла в тебя вложил, тварь неблагодарная! Все эти шмотки…

Именно их он сейчас разбрасывал по комнате. Даже свет не поленился включить, чтобы видеть, что лучше всего ломать.

Пока он разрушал мою комнату, я отползла к шкафу и села, оперевшись о него спиной. Вздрагивала каждый раз, когда что-то пролетало рядом со мной. На всякий случай прикрывала лицо руками, чтобы в него не прилетали осколки.

— Борь… Боря! Хватит, — мама пыталась докричаться до отчима. Он затих и, тяжело дыша, обернулся. — Может, Алёнка правда не виновата. Мало ли что той избалованной девке не понравилось…

— А меня не ебет! — его крик, наверное, слышала вся многоэтажка. — Меня сегодня как пацана отчитали! Я извинялся, хрен знает, за что! А эта сука… — швырнул он в меня подушку. — …весь день где-то проебалась, ни на звонки не ответила, ни в универе не появилась! Ещё и извиняться не хочет. Я, блядь, извинился, а эта сука выёбывается!

— Борь, ну, ты же её даже не выслушал.

— Я сказал, что она завтра извинится, значит она пойдёт и завтра же извинится перед этой девкой. А если та попросит, то и ботинки ей целовать будет. Поняла?! — гаркнул на меня отчим и навис надо мной, ожидая ответа.

— А ты много извиняешься, когда нас ни за что бьёшь? — спросила я, поймав взгляд отчима.

Его лицо перекосилось от ярости.

— Закрой рот, сука!

Удар, от которого я успела спрятаться, прикрыв голову руками, угодил почти в ухо. Второй в плечо.

Он бил ладонями, поэтому было не так больно, как если бы кулаками.

Вместо того, чтобы плакать, я начала улыбаться. Потому что я права. И он это знает. Но признать это — для него равносильно поражению. А он никогда не согласиться с тем, что может быть в чем-то не прав.

— Боря! Боря, хватит! Ты же убьёшь её, Боря! — мама вцепилась в футболку отчима, хватала его за плечи и пыталась оттащить от меня.

А отчим, видя мою улыбку, лишь распалялся ещё сильнее.

В конце концов, я просто начала истерично смеяться, и, кажется, это ввело отчима в тупик. Он перестал меня бить и возить по полу. Смотрел на меня сверху вниз как на прокаженную, а потом молчаливо пришёл к выводу, что лучше меня не трогать.

Плюнув напоследок в мою сторону, вышел из комнаты. А затем, когда я подобралась и села спиной к шкафу, он заглянул, чтобы вынести приговор:

— Никаких сегодня срать и жрать! Только попробуй выйти из своей комнаты, отпизжу так, что мать не узнает.

Дверь хлопнула, меня обдало поток воздуха от неё.

Вытянув перед собой ноги, я обессиленно уронила руки на пол по сторонам от себя и просто пыталась привести дыхание в норму.

Отчим что-то ещё хлопал и топал в квартире. Кричал на маму и Катю, внушая им, чтобы те не подходили к моей комнате и не открывали дверь ни под каким предлогом. А во мне всё кипела и кипела злость. Я бы тоже сломала что-нибудь в своей комнате, да больше нечего. Отчим хорошо постарался.

Телефон в кармане куртки ударил короткой вибрацией. Не глядя, я расстегнула молнию и вынула его.

Вновь сообщение от Колесникова:

«Обиделась?»

Я смотрела на экран и не понимала, чего хочу больше. Послать его или…

«Хочу увидеть тебя. Сейчас», — отправила я ему ответ.

В строке состояния начали прыгать три призрачные точки.

Долго.

Исчезли и через несколько секунд вновь появились.

Я уж было начала думать, что он там поэму пишет.

«Через десять минут подъеду», — коротко ответил Колесников.

«К подъезду», — конкретизировала я.

Не дожидаясь ответа, заблокировала телефон. Сидя у шкафа, подтянула колени к груди и сложила на них руки. Глухо ударилась затылком о дверцу и прикрыла глаза.

Всего десять минут. Нужно подождать десять минут. И плевать, что будет дальше. Я настолько устала, что мне уже всё равно, где быть. Лишь бы не дома. Хотя бы сегодня.

Отчим кричал на маму. Моё имя или нелестные прозвища пролетали через слово.

40
Перейти на страницу:
Мир литературы