Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата - Страница 18

— А что там? Набор мясника?

— Ну… почти.

— Я, блин, в предвкушении! Что же покупает Алёнушка после заката солнца?

— Зрелище не для слабонервных, — протянула я таинственно-зловеще и завернула в отдел женских гигиенических принадлежностей.

— Твою мать! — поморщился Колесников. — Так жестко на первом свидании меня ещё никто не обламывал.

— Всё в этой жизни когда-то случается впервые.

Я взяла упаковку прокладок и тампонов. Это моё алиби перед отчимом.

— Жесть! — шокировано выдохнул Колесников, будто перед ним стояли ряды уже с б/у прокладками.

— Тебе тут ничего не нужно? — поинтересовалась я, пряча улыбку.

Так забавно видеть абсолютно растерянного Колесникова. Кажется, крутой парень не был готов к подобного рода повороту событий, когда планировал крутой подкат к моему дому и ко мне.

— Ха-ха, — выронил он иронично. — Что-то типа таблички «выход» здесь есть?

— И как ты такой нежный до своих лет дожил?

— Как-то без прокладок обошлось, — бурчал он где-то позади, пока я шла к полкам с шоколадками и батончиками.

Взяв два батончика, как просила Катя, я обернулась и наткнулась на Колесникова, который сгребал с полки все шоколадки «Алёнка».

— Что? — захлопал он невинно длинными ресницами под густыми бровями. — Я слышал, что вы в эти дни поглощаете сладкое тоннами.

— Где слышал?

— В… тик-токе, — заявил он с таким видом, будто почерпнул сию информацию из научного источника.

— М-м, — протянула я многозначительно. — Только мне вполне хватит и этого, — показала я два маленьких батончика в своей руке.

— Да, конечно, — фыркнул Вадим самоуверенно. — Из тебя ведро крови будет неделю вытекать, а ты хочешь сказать, что тебе для этого фонтана хватит пары батончиков? Ты мне-то не рассказывай.

«Алёнки» в магазине не осталось вообще.

На кассе Колесников вывалил всё это богатство перед кассиршей и не поленился подмигнуть даже ей.

— И две пачки сигарет, — добавила я к своей покупке.

— Ты куришь? — разочарованно посмотрел на меня Вадим.

— Это для отца. Мне пришлось ему соврать, что иду в магазин, а не на свидание, как выяснилось.

— Ну, тогда ладно, — облегченно выдохнул Колесников и продолжил свои легкие приплясывания. Будто у него в голове была открыта вкладка с музыкой, под которую он единолично зажигал, пока все пребывали в своём унылом сером мире.

Кассирша озвучила мне сумму и, получив от меня информацию о том, что я по безналу, ввела сумму в терминал. Вперед моей, над экранчиком появилась карта Колесникова.

— Зачем? — возмутилась я.

— Просто, — отмахнулся он и обратился к кассирше. — И пакет. Вон тот, с цветами.

Он расплатился, закинул все шоколадки в подарочный пакетик и пошёл следом за мной из магазина.

— Я переведу тебе по номеру, — произнесла я, подходя к машине.

— Я обижусь, Алён, — серьёзно изрёк Вадим.

— Думаю, я смогу это пережить.

— Алён, — с нажимом произнес мое имя парень, преградив путь. — Я не шучу.

Он несколько секунд смотрел мне в глаза, а затем его взгляд внезапно упал на мои губы.

Машинально и я поджала их и тут же отпустила, чтобы он не понял, насколько я смущена.

— Если не шутишь, то ладно. Но больше так не делай. Это странно.

— Странно, что парень ухаживает за девчонкой, которая ему нравится? — вскинул Колесников брови. — Надо тебя почаще на свиданки выводить, Алёнушка. Этим я и займусь, кстати.

— Звучит как угроза.

— Для тебя ещё и свиданки звучат как угроза? Тяжелый случай, Алёнушка. Тяжелый…

Сегодня, чтобы помыться в душе, мне пришлось проснуться раньше всех.

Помывшись в ускоренном темпе, с постоянной оглядкой на ручку двери, я практически выбежала из ванной комнаты. Наспех обтерлась полотенцем и оделась в темноте настолько быстро, что не удивлюсь, если бельё окажется надето наизнанку.

Только я успела надеть свободную футболку, как в коридоре послышались шаги. Судя по их тяжести, шёл отчим. Под дверью появилась тонкая полоска света. Значит, он включил свет в ванной.

Стараясь издавать как можно меньше шума, я накинула влажное полотенце на спинку стула и легла под одеяло так, будто до сих пор спала.

Кто-то ткнулся в дверь, которую я по привычке закрыла изнутри.

— Алёнка, это ты хернёй страдаешь ходишь? — раздался за дверью чуть приглушенный голос отчима.

Я превратилась в камень. Не моргая, уставилась в темное занавешенное окно и внутренне молилась о том, чтобы, не получив ответа, он просто ушёл, списав всё на сон.

— Я же вижу, что в туалете зеркало запотело, Алёнка. Мне вынести дверь, чтобы добраться до ответа? — угрожающие нотки в его голосе колючей проволокой обвились вокруг моей шеи. С каждой молчаливой секундой я словно кожей ощущала, насколько сейчас отчим зол и нетерпелив.

— Очень живот болит, пап, — произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал одномоментно болезненно и сонно.

— Понос или чё? — теперь его голос звучал брезгливо, но озлобленные нотки никуда не делись.

— И понос, и рвота…

…И кишки наружу, и я вся в дерьме. Лучше ко мне не подходить ни сейчас, ни когда-либо потом.

— Ладно, — выронил отчим небрежно, и я услышала, как он отпустил ручку двери. — Разбуди мать, попроси у неё что-нибудь от поноса.

— Я немного посплю до будильника, если не станет легче, то выпью таблеток.

— Смотри сама, — выдохнул отчим, и в полоске света под дверью я увидела, как он ушёл.

Затем исчезла и полоска света.

Тяжелые удаляющиеся шаги оборвались маминым нервным шёпотом:

— Ты куда ходил, Борь?

— Поссать я ходил! Нельзя?! — громкий шёпот отскочил от стен.

— А разговаривал с кем?

— Алёнка твоя дрищет. Лекарство ей дай хоть, что ли.

Через несколько секунд по короткому коридору квартиры слышались уже мамины шаги. Под дверью вновь появилась полоска света, но в этот раз, судя по её тусклости, источник был на кухне.

И снова ручка двери в мою комнату шевельнулась.

— Алён, — тихим голосом позвала мама. — Я тебе лекарство принесла. Совсем плохо?

Устало закатив глаза, я выбралась из-под одеяла и, картинно сложившись пополам с ладонью на животе, открыла маме дверь.

— Уже получше.

— Держи, — мама передала мне стакан, полный воды, и блистер с таблетками.

— Точно нормально? Температуры нет? — прохладная ладонь прижалась к моему лбу. — Будто что-то немного есть. Ладно, выпей таблетки и поспи ещё немного. Еще почти два часа до будильника. Если лучше не станет, останешься сегодня дома. Я договорюсь с отцом.

— Всё нормально, мам. Спасибо, — произнесла я с натужной улыбкой и при ней приняла лекарство. Нужно подтвердить алиби. — Посплю и станет легче.

— Ну, смотри, — качнула она осуждающе головой и пошла обратно на кухню.

Я вновь закрыла дверь, увидела, как исчезла полоска света, и по маминым шагам поняла, что она вернулась в комнату.

— Чё там? — вопросил отчим.

— Ну, чё-чё?! Бледная, тошнит… температура, кажется.

— Твою мать! — буркнул отчим. — Ещё Катьку мне заразит какой-нибудь хуйнёй!

Я с облегчением выдохнула.

Поверил.

Оставив стакан и таблетки на столе, я вернулась в постель и в этот раз смогла расслабиться. Но ненадолго.

Сегодня я придумала, что сказать. А завтра? А потом?

Понос, который длится месяцами?

Да, я могу принимать душ дома, когда мне не нужно к первой паре или даже ко второй. И-то нет никакой гарантии, что в этот день отчим уйдёт на работу. Он частенько придумывает поводы для того, чтобы остаться дома. Правда, обычно это бывает в дни сильнейшего похмелья. Но, кто знает…

Я, в любом случае, не чувствую себя в безопасности, даже просто переодеваясь в своей комнате, даже тогда, когда отчима нет дома.

Университетский душ теперь тоже небезопасное для меня место.

Можно попробовать посещать душ в городской сауне, но за него нужно платить деньги, которых у меня нет. То же самое с абонементом в зал для фитнеса.