Ошибка Выжившего 2 (СИ) - "Лемор" - Страница 54

Кажется, все её вариации только влияние Тёмных Богов и может исправить.

Благодаря дару ведущих найти другую частицу съехавшего с нарезки неудачника было легко. Более того, на этот раз это была не безумно опасная, окончательно обезумевшая тварь, а…

Практически самая обычная тринадцатилетняя девочка, Эмма Айзек Уивер.

Седины на блондинистой голове у неё не было и в помине (что вызвало во мне лёгкую зависть), в голубых глазах не было и намёка на ту самую «бездну». Это был практически самый обычный ребёнок, который вообще понятия не имел, что из себя представляет. Училась чуть выше среднего, отношения с «одногодками» были самыми обычными. В конце концов, для неё они не были теми же туповатыми раздражающими детьми, как для меня.

Более того, малышка даже заглядывалась на некоторых парней постарше. Меня слабо успокаивало, что мы были двумя независимыми личностями с разным жизненным опытом — от чувства непринятия меня это не спасало. Одна мысль о том, что наши души с личностями можно было сплавить вместе, вызывала настоящий страх и даже ужас.

Но при этом по какой-то причине мне не хотелось её убивать. Более того, по какой-то причине я испытывал к женской версии самого себя неестественную симпатию и желание защитить.

Задумавшись над странным феноменом, я с шоком для себя осознал, что относился к «женской» версии торчка намного терпимее, чем к мужской. Это точно не относилось к женщинам в целом, скорее — именно к женской версии самого себя. Почему? Неужели таким странным образом проявляется упомянутый Клейтоном нарциссизм изначальной души?

В какой-то момент ещё «полноценный» Художник мог перестать видеть в себе мужчину или женщину. Его стало настолько много и в нём возникло столько противоречий, что его восприятие «другого себя» в разных ипостасях попросту разделилось. Нарцисс мог любить в себе женщину, если был мужчиной, и наоборот — любить в себе мужчину, если был женщиной, при этом ненавидеть женщину, если был женщиной, и мужчину — если был мужчиной.

Учитывая, что тот же торчок уже не имел конкретного пола и мог менять его как перчатки, я…

Я чувствую, что могу окончательно поехать крышей, если продолжу пытаться разобраться в психологии древней твари. Многие знания — многие печали.

— Интересно будет посмотреть на её реакцию, когда наступит конец света, — пробормотал задумчиво я, немного удивившись тому, как исказился мой голос.

Он словно сливался с окружающими красками, в которых я же сам себя и размыл. Напоминал вездесущий звон, терял любые намёки на человечность, представляя собой нечто внеземное, глубинное, чарующее.

«Мистер Фишер?»

Я проигнорировал Редди, потерев горло. На миг у меня возникло такое чувство, будто там ползали черви.

Нет, я не верю, что торчок ничего дополнительного со мной не сделал. Не верю.

Эмма, не имея ни малейшего представления, что за ней следит ненормальный ублюдок, мирно сидела за партой, скрупулёзно занималась своим маленьким хобби. То и дело поправляя круглые очки, она прямо за школьной партой, пользуясь свободным временем, вышивала куклу. Небольшую, довольно симпатичную, пусть и просто сделанную. С копной тёмных волос, двумя небольшими пуговицами на месте глаз, в явно собственноручно сшитом маленьком платьице.

«Жуткая же кукла, Мистер Фишер! — воскликнул у меня в голове Пит. — Словно оживший кошмар!»

Я удивлённо моргнул, не увидев в кукле ничего необычного.

Что-то как-то сомнительно.

Всё-таки, стоило признать, что она, даже будучи обычным ребёнком, как и смертное воплощение Немое, всё ещё была такой же тварью, как и я: Эмма вздрогнула, начав удивлённо оглядываться. Каким-то образом услышала отголоски смешавшегося с красками мира голоса, почувствовала нахождение рядом с собой чего-то потустороннего, испугалась. С таким восприятием она либо уже, либо в ближайшем будущем начнёт замечать «неправильности». Её барьер неверия исчезнет, открывая её тело и душу для бесчисленного числа разных нематериальных ублюдков.

Очевидно, она не была ни «рыбаком», ни «гончаром». Возможно, «кукольник»? Были ли у Мистера Стивенсона на неё какие-то планы?..

Я определённо слишком помешался на вездесущем старом ублюдке. Как будто только сейчас?..

Пока у меня было время, я наблюдал. Аккуратно считывал оттенки образов малышки Эммы, узнавал получше её личность, историю, её мелкие радости и печали. Мне было интересно, настолько ли она была нормальной и обычной. Пока что, во всяком случае. Мне стало интересно, можем ли мы, осколки древней твари, если потеряем память и осознание собственного фальшивого безграничного могущества, вообще быть нормальными.

И чем глубже я погружался, всё лучше различая оттенки мыслей и эмоций Эммы, тем лучше понимал, что…

Всё-таки, нет. Мы, покорёженные океаном и собственным безумием осколки, кривые зеркала друг друга, не можем быть полностью нормальными, как бы ни старались, чем бы ни были. Склонности есть у всех, просто в разных формах.

Тем более не в «таких» ситуациях.

Вскоре у девочки начался последний урок, что уже совсем скоро подошёл к концу, давая школьнице временную свободу. Было видно, что собиравшая быстро вещи девочка куда-то спешила. Другие дети совсем не удивлялись этому: это было уже обычной практикой. Некоторые ребятки попрощались с поспешно уходящей Эммой, не имея ни малейшего представления о том, почему она куда-то вот так постоянно торопится куда-то.

Всё ведь было таким мирным, таким обычным, таким знакомым и… Правильным.

Я хмыкнул, последовав за кривым зеркалом. Возникло желание помочь. Я примерно понял, откуда оно шло, но, всё же, не стал противиться собственному безумию.

Почему-то у меня возникли мысли, что другой мой осколок попал в настоящий Ад и сейчас варился в котле, даже не осознавая этого. Словом, это была не метафора, а практически буквальное описание ситуации.

Мне нужно кое-что быстро проверить.

Заодно можно попытаться воспользоваться ситуацией себе на пользу и подготовиться к встрече со Второй Луной более основательно.

Я не могу позволить страху поглотить меня. Утопить меня. Океан такой большой, такой полный жизни, но я не утону в нем. Я умею плавать. Теперь я научился плавать.

Сара Вульф, современная писательница, случайная уместная цитата из Интернета.

Но как ты будешь дышать на дне?

Феликс Айзек Фишер, всё тот же неудачливый рыбак, случайное неуместное дополнение цитаты из Интернета.

Лишь углубляясь в вопрос, можно понять, насколько же этот город был странным. Проживание в пугающе спокойном, лишённом любой нематериальной живности дождливом городе подсознательно приучило меня к тому, что не натыкаться на проблески сверхъестественного — это нормально, и это грубая ошибка. Земля уже давно перешла тот этап, когда спокойствие было чем-то нормальным. В том или ином виде твари были везде, они просто скрывались в местах, куда не могли дотянуться простые люди, и то — далеко не всегда.

Сейчас, как и в случае с Немое, спокойствие лишь указывало на то, что поблизости обитало нечто такое, что либо отпугивало любую живность, либо избавлялось от неё, либо у этой живности в принципе не было возможности проникнуть «внутрь».

И чем больше я наблюдал за театром абсурда, скрывающимся за пугающей «нормальностью» и «обычностью» происходящего, погружаясь в подноготную ситуации, тем больше убеждался именно в третьем варианте.

Над альтер «я» издевались. Карикатурные школьницы постарше поймали девочку на пути к её шкафчику, прямо у всех на глазах прижав к стене. Ни дети, ни проходящие мимо учителя совершенно не обращали на происходящее внимание, своим безразличием погружая девочку лишь в большую тоску. Такую привычную, обыденную.

«Какие страшные! — воскликнул в ужасе Пит. — Это уже даже не женщины, какой ужас! Мистер Фишер, нам нужно обязательно защитить вашу женскую версию от них! Я могу всё организовать, только дайте разрешение!»