Ошибка Выжившего 2 (СИ) - "Лемор" - Страница 2

Я никогда не был хорош в этом. У меня всегда получалось что-то несуразное, что-то, во что я не вкладывал душу. Здания городка, которые я безуспешно пытался нарисовать, получались какими-то кривыми, блеклыми, неуместными. Они раздражали меня, напрягали, вызывали ярость. И каждая моя ошибка стоила мне существования. Десятки, сотни мгновенных смертей. Непонятных, странных, необъяснимых.

Передо мной предстала субъективная вечность.

А если зеркало разобьется,

Папа купит тебе козлика.

Ужас любого, кто обладает подобной мне силой, оказаться в бесконечной петле смертей. Однако моё сознание уже слишком далеко от того, о чём думает нормальный человек, чтобы действительно бояться такого. Я отказывался идти на поводу у твари и продолжал бежать.

В каком-то смысле, мне удалось даже насладиться субъективной вечностью. Обдумать много вещей, пронестись метафизическим сознанием через бесчисленное количество зеркал. Поймать этот бесконечно маленький миг и…

Как бы правильнее выразиться? Застыть в нём.

А если тот козлик не будет тянуть,

Папа купит тебе быка с тележкой.

Я начал намного лучше понимать, как существует Мистер Стивенсон. Оказавшись на перепутье бесконечных иллюзорных веточек, бесконечных вариаций одного и того и не одного и того же, простирающихся и не простирающихся по древу реальности, я стал незримо управлять сразу несколькими вариациями самого себя.

На миг мне даже показалось, что где-то бесконечно далеко и бесконечно близко я видел таких же, как я. Нас было много. Бесконечное количество. Каждый из нас был мной и каждый из нас представлял собой что-то индивидуальное, особенное. Это были не веточки, но полноценные отдельные ветки, целые реальности с другим «Я».

Словно кривое зеркало.

А если тележка перевернется,

Папа купит тебе собаку по имени Ровер.

Колыбель проносилась по древу реальности. Тысячи моих голосов резонировали между собой, превратившись в хор. Я творил. Пытался вернуть городу если не его первоначальный вид, то хотя бы нечто отдалённо похожее на то, что было. Пытался передать серую действительность самого обычного города так, чтобы даже я в неё поверил.

Самый обычный город, в котором живут самые обычные люди. Они не знают никакой Мэри, её даже никогда не существовало. Скучная провинция, в которой ничего не происходит. И вместе с этим — наполненная жизнью. Тысячи и тысячи людей, знакомые и незнакомые мне люди, чьи души защищены скафандром неверия.

И если эта собачка не будет лаять,

Папа купит тебе лошадку с тележкой.

А если лошадка упадет,

И лишь те существа, которые должны знать, будут помнить происходящее. Иначе какой в этом всём смысл?

В какой-то момент моё находившееся на перепутье веточек сознание застыло у одной конкретной вариации. Я уставился на неё с каким-то неверием, трепетом, возбуждением. Мир для меня застыл, позволив насладиться первым пейзажем, который смог у меня вызвать какие-то эмоции. Самый обычный город, в котором жили самые обычные люди. Вроде бы ничего интересного, ничего вдохновляющего, но вместе с этим…

Картина передо мной имела душу. Вдохновение. Я вложил его в неё. Не мог поступить иначе.

Ты по-прежнему будешь самым милым малышом во всем городе.

У меня получилось.

И метафизическое сознание, сохранившее молчание, согласилось со мной. Воля Немое, защищавшее фальшивую нормальность, помогла мне, закрепила образ, очистила его от тех огрехов, что я мог допустить, возвращая город практически в первозданное состояние, впрочем, со всеми моими бесконечно незаметными деталями. Прорыв в океан захлопнулся, лишая меня сил, словно его никогда и не было. Кисть в моих руках молчала, но она уже ничего и не могла сказать.

Сознание дара океана не выдержало первым.

Находясь в прострации, я уже полноценно увидел образ гигантского кита, смотрящего на меня. Это всего лишь визуализация, абстрактный образ. Но этот образ был для меня чем-то вроде точки сосредоточения этого существа. Теперь мне не казалось, что оно смотрело на меня отовсюду. Оно обрело конкретную позицию в пространстве, и моя субъективность восприятия не играла здесь никакой роли.

Все правила, рамки и ограничения лишь у нас в голове, и главным препятствием в океане могут стать лишь чужие желания и мечты.

У меня не получится закончить всё без последствий — я знал это ещё до того, как взял в руки ручку-кисть. По уши оказавшись в океане, даже если ты сможешь всплыть, ты останешься мокрым. Пусть это и не полноценное пробуждение, но метафизическое сознание было серьёзно потревожено и ещё лишь предстоит узнать, как это отразится на мире. С высокой вероятностью этот «Цикл» станет последним. Сейчас же, смотря в глаза кита, эта мысль обрела дополнительный вес: меня потянуло куда-то. Если раньше я был магнитом, который неосознанно мог притягивать к себе по чистой «счастливой», сука, «случайности» всяких тварей, то теперь притягивало куда-то меня.

— Мистер Стивенсон, вы перепутали, это не рыба, а млекопитающее… — пробормотал я отчаянно.

Может ли рыбак поймать кита? Что я могу сказать точно — художник, если захочет, сможет это визуализировать.

С этими мыслями мир для меня померк.

В Реинвелле в последнее время всё чаще шёл дождь. Как бы к этому ни относились другие люди, малышка Сэнди Хуш была этому очень рада: он ей казался очень таинственным и мистическим, добавляя городу особый шарм. Она всегда подсознательно тянулась к чему-то неизведанному, непонятному и странному, желая всем и в первую очередь себе доказать, что что-то такое существует. Это была детская мечта, рвущаяся, казалось, из самых глубин души. Когда-нибудь она пройдёт, но пока была на самом своём пике!

В конце концов, дети в таком возрасте наиболее восприимчивы и наивны. Всё ещё верят в чудо, всё ещё не знают про те рамки и ограничения, правила мира, про которые знают взрослые. К счастью, в конечном итоге дети растут, формируется привычная обыденность, привычная «нормальность». То, через что проходят все люди.

Цикл.

В последнее время девочке часто снились странные сны. Она не могла их объяснить и даже не запоминала их. Иногда ей казалось, что в этих снах она жила множество других жизней, самых разных и разнообразных. Её судьба в этих жизнях никогда не повторялась и была лишь одна единственная отличительная запоминающаяся черта:

Ни в одной из жизней она не смогла произнести ни слова.

Последний приснившийся сон Сэнди показался самым ярким и странным. Это была не другая жизнь, а нечто иное. Неописуемое, абстрактное, нечто, что могло произойти только во сне. И всё же — этот сон был намного более ярким и запоминающимся, чем любые другие сны. Настолько ярким, что по пробуждению девочка чуть с криком не вскочила.

К сожалению, она не могла.

Протирая после сна глаза, Сэнди взглянула в зеркало, недовольно поправив длинные золотистые волосы. Голубые глаза, с наивностью смотрящие в отражение, таили в себе что-то странное. Что-то, находившееся очень глубоко и далеко. Девочка, моргнув, удивлённо уставилась в зеркало, пытаясь присмотреться, но потом, смутившись своим действиям, помотала головой и принялась умываться. Ей ещё столько-столько нужно было сделать, а ведь она ещё и опоздать не хотела, скоро уже начиналась её любимая утренняя передача с двумя ведущими. А ведь потом ещё в школу, затем делать домашние задания…

Столько всего. У неё будет ещё много возможностей найти что-нибудь необычное. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц или через год. А может — и несколько лет.

Эти мысли, казалось, переходили к ней от одного сна к другому.

От одной жизни к другой.

Цикл за циклом.

Девочка печально вздохнула, против воли в голове напевая колыбельную. По какой-то причине она немного успокаивала её.

Баю-бай, малыш, не говори ни слова.