«Кровь!» – сказал кот - Фоули Луиза Манро - Страница 4

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая

– Да! – отрывисто сказала она, протирая очки о комбинезон, от чего пыли на стеклах только добавилось. – Когда я узнала, что хранителем станет он, я просто не могла уйти.

– Почему?

– Потому что я не могла отдать дело, которому мой муж посвятил всю свою жизнь, в руки этого шарлатана! И тогда я, сославшись на нужду, попросила совет попечителей оставить меня в музее в качестве реставратора. Строго говоря, никакого обмана с моей стороны тут и не было: лечение Роланда стоило огромных денег. Но остаться я хотела совсем по другой причине. – Она водрузила очки обратно на нос и печально улыбнулась. – Поэтому теперь я, как сторожевой пёс, внимательно слежу за ван Кайзером. Сторожу музей, как Моне – меня. – Она наклонилась и погладила пса, который в ответ блаженно заурчал.

– Значит, вы знали доктора ван Кайзера до того, как он приехал сюда?

– Да. Я четыре года работала с ним в Вене. В ту пору это был прыткий молодой человек, очень способный, но своевольный. И в конце концов, как это часто бывает со слабохарактерными, алчными людьми, он пошёл по кривой дорожке. Только тогда его звали иначе – Людвигом Стоттмейером.

– Вы хотите сказать, что он сменил фамилию? Гейбриел подняла дугой бровь.

– Да.

– Почему?

Она поколебалась, прежде чем ответить.

– Он доставил кое-какие неприятности одному из своих работодателей – небольшому европейскому музею с хорошей репутацией.

– Неужели вы не рассказали об этом попечителям Галльярдского музея?

Гейбриел подошла к верстаку и принялась усиленно тереть суконкой клинок кинжала.

– Кто бы стал меня слушать? Они просто сказали бы, что я обезумела от горя и хочу вернуть моего Роланда.

В голове у Кики снова прозвучали сердитые слова доктора ван Кайзера: «Вам никто не поверит!»

– Попечителей не интересовало то, что могла бы рассказать я. На них произвели впечатление его бумаги, дипломы и краткая автобиография, их загипнотизировала его программная речь, полная саморекламы, и они наняли его. – Плечи у неё бессильно опустились. – Вот так-то. А я болтливая старуха. – Она с опаской посмотрела на Кики. – Вы репортер, но я попрошу не писать об этом.

– Нет, конечно, не буду, – заверила её Кики.

Рыжик, которому надоела эта долгая беседа, заворочался у неё на руках, и Кики спустила его на пол. Он направился к подстилке в углу и свернулся клубком на освободившемся после Моне месте.

– Вы работали в одном из музеев Вены? – спросила Кики.

Гейбриел кивнула.

– Да, до того, как мы приехали в Соединенные Штаты. После нашего переезда сюда я сидела дома и работала для души.

– Вы художница?

– Да, я рисую, – ответила Гейбриел. – И немного леплю. А ещё у меня есть круг и печь для обжига.

– Круг?

– Гончарный круг.

– Это у вас я должна была взять интервью! – воскликнула Кики.

– Приходи как-нибудь ко мне домой, – сказала Гейбриел. – Я с удовольствием покажу тебе мои вещи.

– С удовольствием приду, – ответила Кики. Она посмотрела на часы. – А теперь мне надо идти, не то я опоздаю на мой автобус.

Она подняла с подстилки Рыжика, явно не желавшего уходить, посадила его в ранец и за руку попрощалась с Гейбриел Джанссен.

– Спасибо, – сказала она, выходя из двери. – Мне было очень интересно поговорить с вами.

Вечером того же дня Кики вошла в гостиную и села рядом с матерью на диван. Весь день ей не давала покоя мысль о том, что доктор ван Кайзер может уговорить попечительский совет уволить Гейбриел. Рыжик, пожелавший тоже принять участие в беседе, вылез из стоявшего в камине медного бака для кипячения белья, в котором у них хранились дрова, и спрыгнул на пол у ног Кики.

– Мам, как ты поступаешь, если у тебя есть ощущение, что что-то не совсем так, но ты не знаешь точно, что именно?

Доктор Коллир отложила книгу и взъерошила рыжие локоны дочери.

– Это зависит от того, о чем идет речь, – сказала она. – Например, когда я имею дело с больным, я обычно доверяюсь своей интуиции. Что-нибудь не так в школе?

– Нет. Не в школе.

– Ну что тебе сказать, Кики? Я бы попыталась все до конца выяснить.

– Спасибо, я тоже так думаю, – с улыбкой подхватила Кики. Она встала и, нагнувшись, крепко обняла мать. – Спокойной ночи.

Доктор Коллир нерешительно улыбнулась.

– О Боже. Боюсь, я только что разрешила тебе что-то, – вымолвила она, – и сама не знаю что.

– Не будем беспокоиться, мам.

– Меньше всего я хотела услышать от тебя нечто подобное! Спокойной ночи.

Утром в понедельник Кики встретилась с Эндрю в редакции «Курьера» на втором этаже школы.

– Как прошло интервью в Галльярде? – спросил Эндрю.

– Лучше, чем я думала, – ответила Кики. – По-моему, я наткнулась на кое-что поинтересней, чем беседа о возможностях получить работу в музее изящных искусств! – Она вкратце поведала Эндрю о своих встречах с доктором ван Кайзером и Гейбриел Джанссен.

– Он отвратительный тип, – закончила Кики, наморщив нос. – Даже Рыжик почувствовал, какой это фрукт. Мне кажется, я вышла на настоящий разоблачительный материал, только вот не знаю, как его собрать. Никак не придумаю благовидного повода покрутиться там и выведать побольше.

– Ну, села на своего конька! Кики проводит журналистское расследование!

– Не дразнись, Эндрю, – сердито сказала Кики. Она готова была вспылить. – Ты можешь не доверять моему шестому чувству, но уж Рыжик никогда не ошибается.

– Вот тут ты права: я имею в виду первую часть твоей фразы!

В этот момент в редакцию вошла Елена Морган. На несколько секунд воцарилось неловкое молчание. Кики ещё в начале учебного года взяла за правило говорить в её присутствии только о делах «Курьера». У Елены был тонкий слух и длинный язык.

– Поправилась? – спросила Кики, пытаясь заполнить паузу. Елена пропустила вопрос мимо ушей и уселась за свой стол.

– Из всех репортеров, кого ты мог бы послать в Галльярд вместо меня, – обратилась она к Эндрю, – тебя угораздило выбрать как раз такого, который ни черта не смыслит в искусстве! Неужели ты не мог найти никого из наших разъездных корреспондентов?

– Поправилась, сразу видно! – буркнула себе под нос Кики. – Уж Елена всегда найдет слова одобрения и поддержки.

Елена повернула свое вращающееся кресло в её сторону.

– Признайся, ведь в гимнастическом зале ты чувствуешь себя более уверенно, чем в музее!

– Может, и так, – ответила Кики. – Но я не обязательно должна быть в восторге от любого задания, которое получаю. А откуда, кстати, тебе известно, что там была я?

– От самого доктора ван Кайзера, – самодовольно заявила Елена. – Он у нас в субботу обедал. Моя мать, как ты, наверно, знаешь, член попечительского совета.

– Нет, откуда же мне знать, – заметила Кики. – Поспешу занести эту ценную информацию в свой банк важнейших данных.

– Я ушам своим не поверила, когда услышала, что ты стала расспрашивать его о той подделке, которую обнаружили в музейной коллекции. Как это бестактно! И непрофессионально! Человек оказывает нам одолжение, а ты вытаскиваешь на свет божий эту историю.

– Отстань, Елена, – вмешался Эндрю. – Репортеры не должны задавать легких вопросов.

– Только уж если мы будем давать повторную публикацию, – сказала Елена, – статью напишу я. Доктор ван Кайзер приглашает меня со следующей недели на все время весенних каникул поработать в музее стажером, поэтому у меня будет сколько угодно возможностей взять у него ещё одно интервью.

– Стажером? – переспросила Кики. Её так заинтересовала возможность стажировки в музее, что она решила не обращать внимания на ехидные замечания в свой адрес. – А я и не знала, что там есть стажеры!

– До сих пор никогда и не было, – объявила Елена. – Я стала первым стажером в истории музея. Я буду работать непосредственно под началом доктора ван Кайзера, и мистер Дартмут уже обещал поставить мне за стажировку зачет по истории.

– Поздравляю, – буркнула Кики.

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая