Искра и ветер - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 12
- Предыдущая
- 12/99
- Следующая
Девушка покосилась на меня, не прекращая работы.
Мы похоронили рыцаря в тот, первый, черный день, и все чувствовали себя повинными в его гибели. Поэтому старались не разговаривать об этом, но каждый пришел к нему на могилу, когда думал, что другие его не видят.
Я тоже там побывал, считая себя главным виновником смерти светловолосого спутника милорда Рандо. Мне не стоило позволять ему остаться. Я вполне бы справился сам. Да и стрела, попавшая в него, предназначалась мне…
Из плиты очень медленно начало появляться лицо, словно это был не камень, а глина. Я вздрогнул, когда узнал знакомые черты и, не выдержав, сказал:
– Ты настоящий скульптор. Не знал.
– В детстве я неплохо рисовала и лепила из глины, – неохотно произнесла она. – Не думала, что этот опыт пригодится. Сейчас я импровизирую.
– Вполне удачно.
– Поверь мне, это не сравнится с талантом моей младшей сестры.
– У тебя есть сестра?
– Она тоже Ходящая. В этом году закончила школу.
– И где находится теперь?
– Надеюсь, в безопасности… – Она помрачнела и горько добавила: – Это была одна из причин, отчего я бросилась в Долину.
– Почему ты сразу не сказала?
– Вначале не успела. На нас насела Аленари. А потом было уже поздно, мы оказались слишком далеко. Через несколько дней после того, как мы воспользовались Лепестками, Шен сказал, что видел госпожу Галир мертвой.
– Старшую наставницу? – я вспомнил тело женщины в зале, засыпанном стеклом.
– Да. Она была учительницей Альги.
– С твоей сестрой все должно быть в порядке, – неловко утешил я Ходящую. – Возможно, ее не было в Долине, когда пришла Оспа. Как я понял, всех учеников вывезли.
Девушка дернула плечом и сосредоточилась на работе, показывая, что не желает продолжать разговор. Я отошел, в последний раз посмотрев на выступившее из камня лицо Кальна.
Га-нор продолжал махать клинком. К нему присоединился Лартун. Рыцарь двигался так же легко, но его удары по воздуху были не такими размашистыми и быстрыми. Фальчион воина плел совсем иной узор, чем полуторник северянина, но в то же время создавалось впечатление, что оба воина сражаются с одним противником, рубятся в унисон.
Нарастающий грохот отвлек меня от наблюдения за тренировкой, и я в два удара сердца оказался на южной стене, рядом с Луком и Юми. Оба приникли к бойницам и голосили о жабах и собаках.
Горы дрожали, рев становился все сильнее. Я щурился, силясь рассмотреть хоть что-то – долина из-за снега и ярких солнечных лучей слепила глаза.
Лартун встревожено крикнул снизу:
– Что происходит?!
– Вот так, собака!
– Лопни твоя жаба!
Я гаркнул:
– Лавина! Лавина идет!
Горы не выдержали веса снега. По восточному, покатому склону, разрастаясь с каждой уной, несся белый вал, похожий на морской шквал – такой же свирепый, безжалостный и неуправляемый. Он мчался в ложбину, где суетились, разбегаясь, черные точки.
Ветер донес до нас отдаленный рокот. С западного склона летела еще одна лавина, сметая на своем пути деревья и словно пушинки подхватывая огромные глыбы.
У сдисцев не было никаких шансов избежать встречи с непокорной стихией, гневом гор. Белая пена хлынула в долину, погребла под собой людей и лошадей, проползла, словно червь, вниз, к ущельям, накрыла собой полосу ледника и, наконец-то, затихла. Лишь горы продолжали недовольно ворчать, сетуя на то, что их смели побеспокоить жалкие людишки.
А затем наступила тяжелая тишина, говорящая живым, что все кончено, и гнев угас.
Лук, кажется ошеломленный больше чем другие, зубами стянул с руки перчатку и, порывшись в кошельке, протянул затертый сорен подошедшему к нам улыбающемуся Отору. Жрец спрятал желтую монету в карман и наставительно, сохраняя серьезное выражение лица, произнес:
– Запомни, мой друг. В жизни нет ничего невозможного. Особенно для Него. И тогда рука его сметет осаждающих, а ты станешь немного богаче и счастливее. Мелот – замечательный союзник. В том числе и в азартных играх.
Я стоял на стене, шмыгал замерзшим носом и постукивал ногами друг о друга. Руки предпочитал держать в карманах, но это помогало точно так же, как мертвому – припарки. Несмотря на перчатки и варежки, пальцы нещадно мерзли. Я напялил на себя овечий свитер, застегнул куртку, влез в неопрятную шубу Лука, натянул на глаза капюшон, но холод все равно умудрялся пробраться под одежду.
Был конец первого месяца зимы, и в горы пришла лютая стужа. Зажатая базальтовыми скалами река, несущаяся под стеной, пенистая, грозная, непокорная, уступила морозу – и однажды мы проснулись от оглушающей тишины. Ревущий поток сковало льдом, превратив воду в неровные, бугристые наросты.
На улице теперь можно было находиться не больше десяти-пятнадцати минок, иначе начиналась форменная пытка. Мы сидели по башням, выбираясь лишь изредка. По утрам в долине кричали барсы. Кажется, только им было плевать на суровую зиму. Что касается людей – мороз пробирал до костей, плевок замерзал в воздухе, а борода и усы от дыхания превращалась в сосульки.
Однажды я смог разглядеть двух светло-серых зверей, играющих друг с другом. Они прыгали по глубокому снегу и возились, словно два больших котенка.
– Не знаю, что их здесь держит, – сказал подошедший ко мне Лартун, прищуренными глазами следя за животными. – Я слышал, обычно в такое время года они спускаются гораздо ниже, и до лета их здесь не видно.
– Эти, похоже, об этом не знают, – усмехнулся я и, оторвавшись от бойницы, собрался уходить, но рыцарь вдруг сказал:
– Очень давно хотел спросить у тебя. Ты ведь из «Стрелков Майбурга»?
– Да.
– И Га-нор несколько раз называл тебя Серым.
– Верно.
– Ты – тот самый, что сгинул в горах вместе с двумя Высокородными?
Я не ответил, и он счел нужным добавить:
– Я служил у Сандона, когда подписали договор с дельбе Васкэ. В полку «Ястребы Севера». Нас перебросили к вам после Гемской дуги. Я прекрасно помню историю, когда убили одного из людей Наместника. Того, что распоряжался всеми запасами. У него еще куча родичей была.
– Довольно мстительных, – моя усмешка вышла еще более кривой, чем обычно.
– Ты тогда лишь чудом избежал виселицы. Многие говорили, что ты – наемник, и тебе отвалили кучу соренов за голову того придурка. Но большинство было на твоей стороне.
– Вот как?
– Эта гнида воровала у своих же. И, благодаря родичам, его никто не мог остановить. К тому же, часть жратвы он переправлял через блокаду в Сандон. Высокородным ублюдкам. Хорошие деньги. Многие об этом знали, но… все оставалось, как прежде. Ты правильно поступил. И я рад, что могу тебе это сказать.
Он хлопнул меня по плечу, и я остался на стене в полном смятении чувств, так и не успев сказать, что мне никто не платил денег за смерть того человека. В то время я даже предположить не мог, что когда-нибудь стану гийяном, хоть и сказал Высокородным совершенно иное. А падальщик должен был умереть хотя бы потому, что из-за него гибли мои товарищи…
Барсы давно ушли, заснеженная долина стояла пустой, а я все еще думал, что прошлое вновь смогло дотянуться до меня.
Замок стал нашим домом, и с каждым днем я привыкал к нему все больше и больше. Он стоял между двумя отвесными базальтовыми скалами, забраться на которые без умения летать не представлялось возможным. Они служили укреплением восточной и западной стенам.
Южная и северная стороны крепости были сложены из массивных красно-серых блоков. Возле южной стояли две сторожевые башни – Воющая и Дозорная.
Воющая оказалась сильно разрушена, внутри царил зверский холод, а по ночам стылый ветер влетал в окна и начинал стонать, словно жаждущее мести приведение. Он голосил так, что закладывало уши, и находиться внутри можно было, только если ты абсолютно глухой.
Дозорная, наоборот, сохранилась хорошо. Но большую часть времени мы проводили в третьей башне – Жилой, той, что не примыкала к стенам и стояла в замковом дворе рядом с большим каменным домом, где, к сожалению, нельзя было поселиться, так как пол в нем, когда-то деревянный, давно провалился.
- Предыдущая
- 12/99
- Следующая
