Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 75
- Предыдущая
- 75/116
- Следующая
Получалось, надо сказать, не очень хорошо. Даже плохо получалось. Ни паспорта, ни деньги сами по себе ничего не значили. Паспорта не были фальшивыми, а то, что в сейфе находилось тридцать восемь тысяч шестьсот долларов США, так подобная сумма не составляла и четверти годовой зарплаты и дивидендов Андрея. Легальной, надо заметить, зарплаты и легальных дивидендов, с которых были уплачены налоги.
И длинный список фирм, перечисленный в постановлении, был, в сущности, блефом. Фирмы были учреждены грамотно и, если даже предположить, что реестры станут доступны (а это было невероятно), то в списке учредителей будут несколько зарубежных компаний другой юрисдикции, добраться до реестров которых будет такой же, почти не решаемой, проблемой.
Вот с управлением счетами могло получиться хуже, несмотря на все хитрости. Нет, такой глупости, как открывать счета на свой собственный паспорт, никто не делал еще с начала девяностых. Но личное присутствие и, что главное, личные связи — без них никуда. И пусть ни одного официального документа, связывающего Тоцкого с разветвленной системой фирм и счетов, не было в природе, на свете было слишком много людей, которые могли назвать его, как лицо, управляющее движением средств.
Плюс ко всему, Андрей прекрасно понимал, что при тщательной разработке операции, еще до перехода ее в активную фазу, многие переводы «трассировались», как через Нацбанк, что, вообще, было проще простого для уполномоченных органов, так и через Интерпол, для которого подготавливалась соответствующая «легенда». Уж что-что, а «легендировать» достойно свои действия спецы умели. Имея же в своем распоряжении задокументированную «трассу», можно задать очень неудобные вопросы. Просто, ну, очень неудобные.
При таком раскладе тремя сутками можно было не отделаться. И тремя месяцами — тоже. Вариантов было немного. Первый — уйти в глухую «молчанку». Никто за тебя не скажет того, чего не скажешь ты. Официально отказаться отвечать на вопросы. Что с адвокатом, что без. Доказательной базы у них нет. Но на сколько растянется дознание — можно только гадать. Можно сидеть до второго пришествия — им спешить некуда.
Второй вариант — разыграть испуг, растерянность и полный идиотизм. Неубедительно, но достаточно эффективно. На время, конечно. Тут репутация играет против легенды — никуда не денешься. Как доказать окружающим, что ты полный идиот, если всю жизнь всем доказывал обратное? Наивных нет. Не подходит.
Третий вариант — уж совсем непотребный. Тоцкий и раздумывать не стал о его целесообразности. Сотрудничать со следствием в его планы не входило. Разве, что для того, чтобы за мелочами скрыть что-нибудь существенное. Только, вот что может считаться существенным? Операции, лежащие на виду, да и что уж притворяться, и другие, в глаза не бросающиеся, не были ничем из рук вот выходящим. Их размах — да, такое встречалось нечасто. Их схематическая продуманность — тоже да, заслуживала внимания. Некоторые «ноу-хау» дорогого стоили, и кое-кто из служителей закона многое бы отдал, чтобы разобраться в хитросплетениях связей. Но это совсем другой разговор. За то, что делалось, было плачено звонкой монетой. Без обмана и жульничества. Значит, ставки в этой игре были такими, которые перевешивали постоянную, не сиюминутную, выгоду от сотрудничества с банком.
Тот, кто дал больше, вовсе не хотел, чтобы вскрывались все обстоятельства и подробности бизнеса. Это означало бы полное переформатирование устоявшихся схем. В свою очередь — это предполагало коллапс бизнеса, не навсегда, конечно, но, сколько бы продлился выход из коматозного состояния, полностью зависело от таланта и связей менеджера, который должен был занять его, Тоцкого, место. Тоцкий не настолько любил себя, чтобы полагать незаменимым, но, трезво оценивая ситуацию, мог честно сказать, что для восстановления деятельности потребовался бы не один месяц. Гораздо больше. Даже если промышленно-торговую империю «СВ Банка» растащат по частям. Это только спрячет концы в воду. Тогда уже точно ничего не понять, ни в чем не разобраться. Все заново. Для того, кто хочет подхватить знамя — это самоубийство.
Рынки и потребители не будут ждать долгое время. Полгода и все уже будут работать с другими партнерами. Нет, это никому не нужно. Что тогда? Неужели, попробуют перевербовать? Словечко-то, какое. Шпионское словечко. А ели не выгорит? Ели я окажусь им не по зубам? Тогда им нужна информация. Желательно, в полном объеме. Без меня или со мной — уже без разницы. Лучше, уж без меня. Вот тогда — точно — все. Есть, есть же методы, что точно известно. Грубые, надежные и, в общем-то, достаточно незамысловатые. О которых и думать-то страшно. Не то, чтобы представлять, что именно это с тобой и сделают. Человек слаб, но живуч. Очень живуч. Значительно более живуч, чем вынослив.
Вариант четвертый — тянуть время. Изворачиваться, лгать, как можно более правдоподобно. И попытаться ударить их тем же оружием — информацией. Нападение — лучший способ защиты. Он знал, кому и сколько платилось за «крышу», какими были договоренности. И очень сомневался, что тем, кому он платил, придется по вкусу, если об этом узнают.
Его арестовали сотрудники безопасности — им будет очень интересно услышать кое-что о руководстве конкурирующей фирмы. О своих деловых отношениях с кое-кем в СБУ, Тоцкий им рассказывать не собирался. Это — козырная карта. Только вот вопрос, как подать все, что надо и не раскрывать подробностей? Как замаскировать свою роль, как одного из руководителей системы? Ведь не из благих чувств, в конце концов, платились сотни тысяч долларов в год. А если скажешь «а», то скажешь и «б». Но, пока, лучшего варианта Тоцкий не видел. Сместить акцент — превратив судилище над собой в громкий, в разумных пределах, процесс над «оборотнями» в мундирах. Очень рискованное мероприятие, требующее чувства меры и умения вовремя остановиться.
Они вышли из здания «Приморского» на яркое солнце и Андрей прикрыл на мгновение ослепшие глаза скованными руками. На противоположной стороне улицы черной глыбой застыл «Лендкрузер» — он физически ощущал направленные на него взгляды Романа и его напарника.
Несколько шагов по тротуару, к распахнутой двери «Опеля-омеги», двое крепких, плечистых парней по обе стороны, глаза водителя в зеркале заднего вида, улыбка Миронова, севшего в пол-оборота на переднем сидении.
— Вот черт, — подумал Тоцкий, — все, как в дешевом кино. А я всегда ненавидел дешевые фильмы.
Машины влились в поток движущихся автомобилей — одна за другой, четко, как связанные невидимой нитью, увозя Андрея прочь. Из-за оконного стекла им вслед смотрела заплаканная Галочка.
Михал Михалыч Марусич любил, когда жизнь подтверждала правильность принятых им решений. И терпеть не мог, когда случалось наоборот. Поэтому, сейчас он не знал — радоваться ему или огорчаться. Он, в который раз, оказался прав. Короткий доклад об аресте Андрюши Тоцкого руководителя охраны Марусича, Виталия Нестеренко, в очередной раз подтвердил, что интуиция, несмотря на возраст, его не подвела, а аналитические способности, которыми он всегда гордился, не стали приятным воспоминанием. Но ему, едва ли не в первый раз в жизни, было жаль, что он не ошибся.
Встреча была назначена. Он всего лишь чуть-чуть опередил развитие событий. Увы, не настолько, насколько хотел. И не настолько существенно, что бы изменить их ход. Впрочем, он был реалистом — ход событий был предопределен до него. Повлиять на конечный исход было невозможно, но попробовать одержать несколько мелких побед — почему бы нет? Например, попытаться вытащить Андрюшу. Уже то, что ему не было отказано во встрече, говорило о многом. В принципе, премьер-министр мог просто сказаться занятым — мало ли у него важных и безотлагательных государственных дел? Марусич был, конечно, не последним человеком в стране, но свою значимость был несклонен преувеличивать. Невелика шишка, право слово.
Можно ли было предположить, что Иван Павлович не знает о чем пойдет речь? Вряд ли. Скорее всего, знает. И, намеренно, согласился не оттягивать беседу. Еще, будучи губернатором, он установил жесткий регламент доступа к собственному начальственному телу и получить его аудиенцию, если он того не хотел, было сложнее, чем попасть на прием к Папе Римскому.
- Предыдущая
- 75/116
- Следующая
